— Зачем?.. — всё, что смогла выдавить, когда слуги вышли из комнаты.
Моя всегда безразличная матушка села в кресло у изголовья, оценила свои старания и криво улыбнулась.
— Хватит уже того, что ты натворила. Виттория, бедная девочка, плачет второй день. Я обещала брату позаботиться о ней, а из-за твоих выходок… — она тяжело вздохнула.
Моя «заботливая» мама никогда не питала теплых чувств ни ко мне, ни к Люсиль.
Она считала нас своим личным поражением и не придумала ничего лучше, чем просто делать вид, что нас не существует.
Будто то, что мы родились девочками, было нашей с сестрой виной — помехой ее великой цели: подарить отцу такого желанного наследника.
— Я любила Итана. С самого детства. Если бы не твоя племянница, которая вертела перед ним хвостом и своим декольте… — попыталась огрызнуться я.
— Он бы никогда на тебе не женился, — перебила она.
— Женился бы, — упрямо возразила я.
Я понимала, что никакое декольте не помешало бы Итану просить моей руки.
Но до последнего пыталась его оправдать. По крайней мере — перед ней.
— Не женился бы. И сейчас был бы обручен с Витторией, если бы отец не сделал его своим главным наследником. Ты отдала всё чужому человеку. А брат остался ни с чем, — процедила женщина, сжимая кулаки.
Встав, мама подошла вплотную и почти зашипела в лицо:
— Отец слишком любит тебя. Всегда слишком баловал. По мне, так лучше бы ты сгорела от собственной глупости, чем пустила всех нас по миру из-за своего каприза.
Я не ждала от неё ничего другого.
Франческа Нортон всегда играла роль заботливой родительницы только на публике, когда того требовали приличия.
В поместье она лучше относилась к слугам, чем к собственным дочерям. Но об этом никто не знал.
Только отец, Люсиль и я.
— Какого брата? Поместье и так отошло бы мне, — парировала я.
Франческа развернулась, провела рукой по животу.
— В этот раз у меня точно всё получилось. А ты, мерзавка, лишила своего брата законного наследства! Отдав всё каким-то нищебродам, — процедила она и вернулась в кресло.
Даже для неё такое заявление было слишком.
— Это не я безумна, — выдохнула я и отвернулась.
Не могла больше смотреть на вконец обезумевшую маму. Её одержимость становилась всё очевиднее с каждым годом.
Неудивительно, что отец больше не хотел детей. После первых истерик, попыток отравиться, желания постричься в монахини — он понял, что с выбором жены ошибся.
Возможно, поэтому был так строг с Люсиль. Она слишком походила на мать — такая же темноволосая, с пронзительным взглядом.
Он боялся, что безумие жены может быть заразным, и следил за младшей дочерью, стараясь не пропустить первые признаки.
Но знали об этом только мы с ним. И именно это объясняет, почему он так легко поверил в мое «расстройство».
Только вот настоящая проблема была в том, что у мамы всё началось после первых родов — ее личной трагедии, сломавшей рассудок.
Я искренне надеялась, что отчаянное желание Люсиль иметь ребёнка не сыграет с ней ту же злую шутку.
Собственно, поэтому и пошла с сестрой к той ведьме.
И это сыграло злую шутку уже со мной.
Почти до самого обеда меня сторожила матушка.
Она сидела в кресле, покачиваясь и напевая колыбельную, которую никогда не пела нам с Люсиль.
Если я ещё не сошла с ума от ревности, то такая компания и невозможность даже закрыть уши точно доведут меня до безумства.
— Я хочу в туалет, — заявила я служанке с обедом.
Миловидная девушка смутилась и покосилась на мою надзирательницу.
— Принеси и положи ей горшок, — невозмутимо приказала миссис Нортон, продолжая покачиваться и напевать одну и ту же мелодию в сотый раз.
Было желание закричать на неё, потребовать, чтобы замолчала, или просто выгнать из комнаты. Но я не могла — ещё в самом начале, будто невзначай, она обронила: в доме только мы и слуги.
Кричать, звать на помощь или как-то сопротивляться ее обществу не имело смысла. Я осталась с ней один на один, без свидетелей, без выхода.
А слушать её тихое, монотонное мычание больше не было сил.
Зато остался последний шанс — попытаться избавиться от нее иначе.
— Могу я позвать доктора Харриса? Снова жжет в груди… Думаю, мне опять нужен тот кислый отвар, которым меня поили, — попыталась сказать как можно спокойнее.
То, что случилось в следующее мгновение, заставило служанку убежать из спальни.
Спокойно напевавшая песню мама внезапно вскочила со стула и, словно разъяренная фурия, бросилась к кровати.
В следующую секунду, она вцепилась в мои волосы, рывком прижав к подушке, а потом с силой ударила по щеке.
Звон от пощёчины звенел в ушах, а в глазах на миг потемнело.
— Даже не думай! Ты не помешаешь им проститься, снова устроив свои фокусы! — зашипела она прямо в лицо, обдавая горячим, злобным дыханием.
Щека горела, а глаза наполнились слезами. Я даже не сразу поняла, что вызвало эту истерику.
Только услышав, как она пробубнила имя Виттории, всё встало на свои места.
Итан ушел прощаться с бывшей невестой, и мой «приступ», конечно, был совсем некстати.
Племянницу миссис Нортон любила куда больше собственных дочерей.
Возможно, потому что видела в ней себя в юности. Такая же жгучая южная красота, которая когда-то соблазнила моего отца. Тот же характер, те же повадки.
Они и правда были больше похожи на мать и дочь, чем на тетю и племянницу.
Я совсем не была похожа ни на Франческу Нортон, ни на своего отца. Семья всегда объясняла это тем, что я пошла в бабушку. Люсиль, хоть и унаследовала внешность матери, внутренне была совершенно другой — тихой, скромной, благовоспитанной.
…А вот Виттория — яркая, развязная, и не стесняясь заигрывала с мужчинами, наплевав на слухи и приличия.
Возможно, именно это в ней мама ценила больше всего.
Вернувшись в кресло, Франческа, как ни в чём не бывало, снова принялась гладить живот и напевать песню, которая точно будет сниться мне в кошмарах.
К счастью, новая пытка длилась недолго.
Спустя полчаса, запыхавшийся и в дорожном костюме, в комнату ворвался Джефф Нортон.
Слугам, видимо, было запрещено мешать прощанию гостьи и её бывшего возлюбленного, поэтому они дождались и всё доложили хозяину.
— Что с Эммой? — выдохнул отец, подбежал к моей кровати и, присев, погладил мои волосы.
На его всё ещё молодом лице, только слегка тронутом морщинами, появилось тревожное выражение. Светло-русые пряди слегка выбились из-под аккуратно уложенной прически. Голубые глаза — усталые, но внимательные — скользнули по лицу жены, а потом задержались на мне.
— Как ты, милая? — прошептал он, стёр с моих щёк внезапно покатившиеся слёзы и аккуратно коснулся воспаленной щеки.
— Я просто хочу в уборную, — едва слышно прошептала я отцу.
Если кто-то в этом доме и может мне помочь, то только он.
— Франческа, что с её лицом? — он повернулся к жене, все еще покачивавшейся в кресле.
Но на лице матушки не отразилось ничего нового — она продолжала напевать колыбельную, поглаживая живот, будто всё происходящее её не касалось.
— Она снова хотела себе навредить. Чтобы Итан не смог объясниться и попрощаться с Витторией. Я не позволила и привела её в чувства. Стоило сделать это ещё в самом начале, тогда не пришлось бы отписывать поместье, — безразлично отозвалась она.
Отец сжал кулаки и прищурился — кажется, он ожидал от неё хоть капли заботы о дочери, которая едва не отправилась на тот свет.
— Я же просил… Эмме нельзя нервничать, — зашипел он, быстро осматривая мои привязанные руки.
И снова Франческа отреагировала совсем не так, как от нее ожидали. Безразличие на лице, в одно мгновение сменилось яростью. Вскочив с кресла, она подошла к кровати и театрально указала на свой живот.
— Это мне нельзя нервничать! — закричала она, вонзая в меня палец, — А ты оставил меня с этой безумной девчонкой! Я ношу твоего сына. А она — просто капризная дрянь!
Театрально всхлипнув, женщина развернулась и вышла из спальни, демонстративно хлопнув дверью.
Отец шумно выдохнул и опустил голову — похоже, такая реакция его уже давно не удивляла.
Пока я пыталась расстроить помолвку Итана, упустила нечто куда более важное.
— Ты не говорил, что она в положении, — тихо сказала, наблюдая, как он потирает переносицу.
— Я сам только недавно узнал. Она решила, что её сглазят, и никому, кроме Джо, не говорила, — отец провёл рукой по волосам и аккуратно принялся развязывать мои руки. — Прости её, малыш. Перепады настроения и вспышки гнева — это вроде как нормально на ранних сроках. Так, по крайней мере, говорит Джо, — добавил он тише.
Освободив мои запястья, отец тут же прижал меня к себе.
От его пальто пахло улицей и табаком, а прохладные руки так приятно поглаживали по спине.
На короткий миг показалось, что я снова в безопасности. Как в детстве, когда он просто обнимал — и все беды отступали.
— Я рад, что тебе лучше. Эмма, ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Не пугай меня больше, — прошептал он, пряча лицо в моих волосах.
Я знала. Как и все в Саванне.
Именно поэтому не удивилась, услышав от матери, что отец отписал Итану поместье.
— Ты правда отписал Итану поместье? — спросила, отстранившись.
Отец покачал головой.
— Не совсем, — возразил он. — Я сделал его своим партнером и указал в завещании как главного наследника бизнеса. Поместье останется за тобой и Люсиль. Если вы будете вместе — будете жить здесь. Если Итан решит уплыть, он сможет продать только судоходное дело, но не дом и не плантацию, — сухо объяснил он.
— Прости… — прошептала я и прижалась крепче.
Он снова обнял, поглаживая спину и касаясь губами волос. Будто пытался сказать — он не винит. Он готов был отдать даже больше, лишь бы уберечь меня от холодной пустоты.
— Я надеюсь прожить достаточно долго, чтобы обеспечить вам с сестрой достойное наследство… Но твоей матери этого не объяснишь, — грустно усмехнулся он.