Глоток морского воздуха, а ещё лучше — холодные брызги, — никогда не казались такими манящими.
Но нет, Итан не позволял покидать это место пыток. Снова достал своё противное пойло и приложил флягу к губам.
— О нет, родная, ты ведь хотела за меня замуж. Мечта сбылась — теперь я твой и вдовцом становиться не намерен, — буркнул он, прижимая меня к себе и снова заставляя пить эту мерзость.
— Ты ненавидишь меня? Мстишь… из-за неё? — прошептала я.
— Не говори глупости, Эмма. Хотел бы отомстить — просто ничего не делал бы, — тихо процедил Итан.
Очередная порция лекарства, которое было хуже безвкусного яда.
А потом, я снова попыталась обвинить его в мести. Не успела: корабль тряхнуло так сильно, что мы оба подлетели, теряясь в пространстве.
Точнее — это я потеряла, где пол, а где потолок.
Итан же успел схватиться за полку и практически на лету поймал меня, прижимая к себе.
— Мы тонем! — пискнула я, вцепившись в его шею.
Муж тихо хмыкнул, обнял меня одной рукой и усадил между собой и стенкой, не позволяя летать по каюте.
— Тихо, малыш. Мы просто подошли ближе к берегу и поймали волну, — спокойно сказал он, но при следующей тряске ощутимо напрягся. — Ты передумала умирать? Или всё же хочешь на палубу? — почти довольным тоном уточнил он.
— Я плохо плаваю. А ты не хочешь становиться вдовцом, — напомнила я ему его же слова, обхватывая руками.
Я бы поверила в беззаботный тон, если бы не напряженные руки, которые вжимали меня в мужское тело, и то, как он задерживал дыхание. Будто точно понимал, что происходит снаружи, но не желал меня пугать.
— Всё хорошо, родная. Я рядом. Я с тобой. Всё хорошо.
Итан нервничал, прикрываясь иронией и излишне трепетной заботой, меня отвлекали от происходящего.
Слишком ласковые поглаживания и губы, бесконечно скользившие по моему лбу и касавшиеся волос, выдавали его с головой. Слишком нежно, слишком бережно — будто каждый раз мог стать для нас последним.
От страха оказаться в океане ночью в шторм даже жар начал спадать.
Каждая новая тряска вызывала писк, а в перерывах я молча пила то, что давали.
— Хорошо, малыш. Если к утру не улучшится погода — улучшится твоё самочувствие, — едко подметил он.
Хотелось возмутиться, но очередная волна заставила сглотнуть слова и вцепиться в мужа уже не только руками, но и ногами.
Следующий час наше путешествие выглядело… забавно.
Я сидела на Итане, обвив его ногами, повиснув на шее, а мой невозмутимый муж держался за полку и, кажется, был вполне спокоен.
— Незабываемая первая брачная ночь, — тихо пошутил он.
А я в этот момент молилась.
Забылся жар, тошнота, желание уколоть его словами.
Остался только он — крепкий, тёплый, надёжный. Он нависал надо мной, как скала в тёмной крошечной каюте. Но в этот раз это была скала, которая обещала забытый покой и защиту, а не холодный камень, каким он казался в Саванне.
К утру буря немного стихла. Я всё ещё дрожала, но уже могла держаться на ногах и даже сделать пару глотков настоя без слёз.
Итан крепко держал меня за руку, а на его лице не осталось ни раздражения, ни язвительности — только усталость.
Больше мы не разговаривали. Просто дышали одним воздухом, стиснутые в душной каюте.
Остальной путь до Нового Орлеана прошёл как в тумане: тесная койка, солёный привкус воздуха, бесконечная качка и тихое дыхание мужа где-то рядом.
Два дня в море, пока пароход огибал побережье Флориды и входил в Мексиканский залив, казались вечностью.
В одном Итан не ошибся — плавание оказалось нелёгким, но он справился.
Поил меня отварами, заставлял есть хоть по ложке и прижимал к себе в коротких передышках между приступами дурноты.
Когда ноги наконец коснулись твердой земли в гавани Нового Орлеана, казалось, я снова учусь дышать. Мы остановились в небольшой гостинице у пристани и лишь спустя два дня добрались до особняка.
Новый Орлеан — город-праздник, город карнавал.
Именно здесь начиналась моя новая жизнь и заканчивалась свободная жизнь моего теперь богатого супруга.
Шумная улица, звуки музыки из соседнего квартала, запах соли и жаркого хлеба — всё было не так, как в спокойной, теплой Саванне. Но жаловаться было некогда.
Пока извозчик заносил немногочисленные вещи, я осматривала особняк, доставшийся отцу от дальней родственницы.
Первое, что бросалось в глаза, — это пыльные накидки на мебели.
Жаль, что за два дня, пока я приходила в себя после плавания, мы так и не догадались найти слуг и отправить их привести всё в порядок. Дом пустовал слишком долго, и, чтобы он снова стал пригодным для жизни, потребуется не один день.
Сперва нужно найти повара и горничную. Или хотя бы повара.
От одной только мысли о еде живот жалобно заныл, и в тот же миг мою спину коснулась горячая ладонь мужа.
— Пойдём. Тебе нужно поесть и выпить отвар. Выводить гадость придётся не меньше недели, а лучше несколько. Учитывая, что тебя травили регулярно и неизвестно как долго, — строго произнес он.
Зря он напомнил мне о яде. Все эти мучения — заслуга моей кузины. Осматривая пустой дом, я не удержалась от очередной шпильки:
— Да уж, моя маменька наверняка обрадуется, если мы останемся здесь жить. Ей останется только откупиться от Люсиль, и плантация достанется ее вероятному сыну, — язвительно заметила я, проходясь по широкому внутреннему дворику.
Солнце отражалось в выцветшем стекле окон, воздух пах старой древесиной и солью, а в тишине мои шаги звучали особенно гулко.
— Интересно, Виттории уже сообщили, что мы поженились? Наверное, она теперь жалеет, что не вылила в меня весь пузырёк с ядом сразу, — пробормотала я, не оборачиваясь.
Мужские руки крепко сжали мои плечи, и, обернувшись, я встретила строгий взгляд голубых глаз.
Прищурившись, Итан сверлил меня взглядом, явно раздосадованный тем, что я вновь настойчиво напомнила ему о бывшей невесте и о том, что именно она пыталась меня отравить.
— Давай сразу проясним несколько правил, Эмма, — строго произнёс он. — Ты не безумна. А значит, обращаться с тобой я буду как со взрослой, разумной женщиной. Как со своей женой, а не с ребенком, которого нужно нянчить, — добавил он, все еще не отпуская моих плеч.
Предчувствуя подвох, я прищурилась.
— Допустим. И какие же у нас правила, МУЖ? — тем же тоном отозвалась я.
Услышав слово «муж», мой молодой супруг нахмурился ещё сильнее.
— Мы не обсуждаем Витторию. Причастна она ко всему этому или нет. Просто не обсуждаем, — отрезал он.
Я невольно усмехнулась. Кто бы сомневался, что сицилийская роза все еще держит его в своих шипах.
— Допустим. А второе? — спросила я с подозрением.
Мужские пальцы на моих плечах напряглись. Кажется, первое правило было самым безобидным.
— Мы не обсуждаем мои прошлые отношения. Мои чувства к бывшей невесте — это мои чувства, и мы не будем их касаться. Всё это в прошлом. Я принял решение и отвечаю за него. Не стоит пытаться убедить меня, что я влюблён в неправильную женщину и женился на правильной. Я сам знаю, что мне чувствовать, Эмма. Ревнуя к прошлому, ты разрушишь наше настоящее, — произнес он с напором.
Хорошее предложение, вот только яд вовсе не стёр мне память, чтобы я могла забыть последние несколько недель.
— То есть мне просто сделать вид, что никакой Виттории и помолвки не было? Что ты вернулся из плавания и от пылких чувств тут же на мне женился? Вовсе не ради того, чтобы получить дело моего отца и обеспечить своим родным безбедное существование? — зло прошипела я ему в лицо.
Он вовсе не жертва в этом браке. Если кто и пострадал, так это я. Меня пытались убить, лишили дома и сослали в чужой город с мужем, который влюблен в другую.
Может, я и любила Итана, но — в своем доме, таким, каким помнила: заботливым, веселым.
А не этим вечно угрюмым и скрытно вздыхающим по другой. Туман от тяжёлого путешествия и дурнота от яда рассеялись, обнажив то, чего я боялась больше всего: мы оба изменились.
Итан стал строгим, замкнутым корабельным лекарем, а я больше не наивная влюбленная девочка.
Он наклонился ближе и притянул меня почти вплотную.
— Я женился на тебе, чтобы спасти, хотя у меня была возможность передумать. Когда твой отец узнал, что всему причиной было отравление, он предложил устроить меня на другой корабль. Но я всё равно остался. Знаешь почему? — прищурив глаза, он посмотрел на меня так, будто сделал великое одолжение, просто не сбежав.
И, вероятно, он действительно сделал… но вовсе не мне. Он спасал свою семью. Иначе уже был бы в плавании и минимум на четыре года.
— Деньги пришлось бы вернуть, — тут же ответила я.
В внезапную вспышку любви я не верила. А вот отказаться от приличного капитала, так удобно приплывшего в руки, было бы глупо.
Итан зло усмехнулся.
— Я сумел бы заработать, Эмма. Но мне стало жаль одну упрямую девочку со вкусом яблок. Если бы я не увёз тебя оттуда, следующая порция яда стала бы последней. Даже с моими настоями и травами мой отец не смог бы тебя спасти, — резко произнес он, останавливая взгляд на моих губах.
В его взгляде было что-то голодное, жадное — будто он готов был наброситься, заключить в объятия и выплеснуть на меня страсть, как ту бурю, что мы пережили на судне.
Я вспомнила тот поцелуй в спальне, облизала пересохшие губы и слегка приподняла подбородок. Всего одно мгновение отделяло нас от поцелуя. И, судя по тому, как часто вздымалась грудь Итана, — не только от него.
— Тебе нужно поесть, — хрипло сказал он и, с видимым усилием, качнулся назад, заставляя себя отстраниться.
Мужские руки покинули мои плечи, и я, пошатываясь, направилась в сторону кухни.
От его прикосновений по телу еще бродило странное, тягучее желание, но, стоило вспомнить, как он смотрел на Витторию, всё это тут же сменилось холодной досадой.