– Но вы же сказали, что у вас был маленький мальчик.
Старуха засмеялась:
– Да, кажется, я именно так и сказала. У меня столько всяких хитрых трюков, что я иногда сама забываю, где правда, а где ложь.
Они вышли на улицу, вымощенную булыжником, но камни были такими скользкими, что казалось, будто под ногами у них находится огромная стая лягушек. Старая женщина сказала, что она уже пришла туда, куда ей нужно. Прежде чем они расстались, она дала Эмме монету.
Сначала Эмма решительно отказывалась брать деньги, но нищенка настояла:
– Это твой заработок. Ты должна взять эти деньги.
Эмма поблагодарила ее и взяла монету. Сегодня она сможет делать то, что ей захочется. Она подошла прямо к прилавку, где продавали кофе, купила себя чашку этого горячего напитка и быстро ее выпила. На сдачу она купила себе еще и сандвич с ветчиной. Но когда она откусила кусочек, то почувствовала какую-то горечь во рту. Она не могла глотать. Ей было больно есть.
Лицо Эммы покрылось испариной. Ей вдруг стало так жарко, что даже захотелось расстегнуть пальто и снять шляпу. Еще через минуту ее начала бить сильная дрожь. Ей нужно было куда-нибудь присесть, чтобы отдышаться. Она решила, что нужно найти место, где можно было бы отдохнуть. Девочка вспомнила о том доме, мимо которого они проходили вместе с мисс Хэммонд, – доме святого Сайласа. На его двери было написано, что это приют для бездомных женщин. «Именно туда я и должна пойти, – решила она. – Почему же я не подумала об этом еще вчера?» Там она будет в полной безопасности. Непременно нужно найти этот дом. Она так замерзла и устала, что ей сейчас было не до слез и вздохов. Она шла по улице, с трудом передвигая ноги и пробираясь сквозь толпы незнакомых людей. Здесь было столько лошадей, что это даже пугало ее. Несколько раз она сбивалась с пути, и ей приходилось спрашивать дорогу. Наконец она добралась до нужного места. У нее едва хватило сил, чтобы нажать кнопку дверного звонка. Дверь ей открыла какая-то женщина.
– Дорогое дитя! – воскликнула она.
Услышав эти слова, Эмма сразу же расплакалась.
– Мне негде жить, – сквозь слезы пробормотала она. – У меня нет ни семьи, ни друзей.
– Да, но ты еще совсем ребенок, – взволнованно сказала женщина. – Мы не размещаем у себя детей. Что ж, заходи. Побудешь здесь некоторое время. Существуют специальные заведения для таких, как ты. Я постараюсь тебе помочь.
Ей так хотелось зайти в этот дом, чтобы хоть немного согреться, однако что-то ей подсказывало, что здесь ее ожидает то же, что было в школе сестер Вилкокс. В подобных заведениях ее лишат свободы. Ей придется всю жизнь выполнять какую-нибудь однообразную работу. Такая судьба уготована для всех бедняков. Но тогда она навсегда утратит возможность узнать свое прошлое.
– Благодарю вас, – сказала она. – Я знаю, куда мне нужно идти.
Однако ноги ее уже не держали. Когда закрылась дверь этого теплого дома, Эмме показалось, что это она испустила свой последний вздох. Собрав всю свою волю в кулак, она дошла до церкви, которая находилась по соседству. Это было странное и мрачное здание. Везде стояли статуи на пьедесталах, словно мертвенно-бледные призраки, а вдоль стен располагались какие-то коробки, по форме напоминающие гробы. Она поняла, что это католическая церковь. Сестры Вилкокс предупреждали ее о подобных опасных религиозных течениях, но сейчас она уже ничего не боялась. Она осмотрелась вокруг, пытаясь найти место, где могла бы спрятаться, и увидела, что вдоль стен располагаются какие-то кабинки, похожие на платяные шкафы, и у каждой из них по обеим сторонам имеются двери. «Должно быть, внутри них очень темно и тихо», – подумала Эмма. Она улучила момент, когда никто на нее не смотрел, и проскользнула внутрь одной из этих кабинок. Однако внутри не было никакого сиденья, и ей пришлось положить руки на какой-то выступ, а потом на руки склонить голову. Ей было очень тесно и неудобно, но она примостилась, словно птичка на веточке, и заснула.
Ей снилось, будто бы какой-то человек просит ее покаяться в грехах. Потом он повторил свою просьбу громче и настойчивее, пока она не поняла, что это вовсе не сон.
– Какие грехи ты совершила, дитя мое? – голос доносился из-за маленькой решетки, которая находилась прямо перед ее лицом.
– Кто вы? – спросила она. Ее собственный голос звучал как-то глухо и резко. – Зачем вы спрашиваете меня об этом?
– Я твой исповедник, – сообщил печальный призрак. – Покайся в своих грехах, и ты будешь чиста.
Эмма сначала решила, что он имеет в виду чистую одежду и чистую постель, и ей вдруг очень захотелось спать. Наверное, прав был Артур Каррен, когда говорил, что люди, вынужденные влачить жалкое существование, уничтожают свои души, потому что материальные желания становятся для них важнее, чем духовные потребности. Она вдруг ощутила, какой непомерно тяжелый груз лежит у нее на душе.
– Я покаюсь, – сказала она.
– Тогда признайся в том, какие грехи ты совершила, – настаивал он, – и властью, данной мне Господом нашим, я отпущу их.
– То, что я совершила, уже не исправишь, – вздохнув, сказала девочка и вдруг вся задрожала. Ей пришлось подождать, пока пройдет эта дрожь. Потом она снова заговорила: – Но я не могу признаться в них – особенно священнику.
Господу известны секреты любой души человеческой, дитя мое, – назидательно произнес невидимый оратор. – Он знает все твои тревоги. И это он, а не я имеет право карать или миловать.
– Это ужасные вещи, – сказала она. – Я не могу говорить об этом.
– Позволь мне помочь тебе, – мягко произнес голос. – Я буду задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать.
И вдруг ей так захотелось освободиться от тайны, которая терзала ее душу. Эмма знала, что этот человек будет ругать ее, однако она не видит его и поэтому ей все равно, возненавидит ли он ее после того, что она ему расскажет, или нет. Ее бросало то в жар, то в холод, и она плохо понимала, что происходит. Ей даже казалось, что все это ей просто снится.
– Я могу покаяться, – сказала она хриплым голосом, – но я не уверена, что мне удастся найти для этого подходящие слова.
– Давайте начнем с десяти заповедей, – предложил священник. – Я буду цитировать каждую из них по очереди, а ты остановишь меня тогда, когда поймешь, что именно эту заповедь ты и нарушила.
Да, священники знатоки душ человеческих, а этот человек – знаток человеческих грехов.
– Теперь перейдем к семи смертным грехам, – предложил он, закончив длинное перечисление. – Может быть, ты сможешь отыскать что-нибудь среди них.
Когда он назвал один из грехов, с ее губ сорвался крик отчаяния. Священник вздохнул:
– Видишь, как отягощают грехи душу твою. Человек создан для радости, а не для страданий. Его душа пребывает в глубоком отчаянии, когда тело обрекает ее на страдания.
– Я знаю это, – сквозь слезы сказала маленькая грешница. – Я, должно быть, очень грешна.
Какой же ты еще ребенок!
Пожалуйста, не смотрите на меня, – попросила она.
– Не беспокойся, – сказал он. – Могу сказать только одно: безнравственные поступки – это еще не грех. Человек должен ясно осознавать, что он делает, и совершать это по своей доброй воле, а не по принуждению. Сознавала ли ты, дитя мое, что ты делала? По своей ли доброй воле ты это совершала?
– Я не могу ответить, – сказала Эмма.
– Подумай, – приказал он. – Как следует подумай. Это чрезвычайно важно.
Она плотно зажмурилась, пытаясь проникнуть в самые сокровенные уголки своей памяти. Это занятие закончилось тем, чем оно обычно заканчивалось, – сильной головной болью. Но на этот раз боль была такой, что ей показалось, что голова раскалывается на две половины. Она подумала, что это карающий меч правосудия протыкает ее насквозь. Громко крича и сжав руками голову, она выскочила из исповедальни. Люди, пришедшие на утреннюю службу, тревожно оглядывались на маленькую девочку, охваченную страданием. Ее лицо было пунцовым, она, спотыкаясь, брела по проходу между рядами, но потом остановилась на секунду, подняла к небу глаза и тяжело упала на пол.
Она потеряла сознание, – прошептал кто-то. Но у нее открыты глаза, значит, она в сознании. Ты слышишь нас, дитя? Ты можешь что-нибудь сказать?
Эмма слышала их голоса и свое прерывистое дыхание, но не могла даже пошевелиться.
– Расстегните ее пальто! О небо! Она вся мокрая от пота. Ее лоб горит огнем.
– Не прикасайтесь к ней. Она может быть заразной.
– Что же нам с ней делать?
– Она выглядит вполне прилично. Наверное, у нее есть семья. Нет, у нее грязная одежда. Это бездомный ребенок. Она все еще не двигается. Что же это с ней – приступ или лихорадка?
Посмотрите, как сильно она вспотела. Это, должно быть, лихорадка. Мы должны отправить ее в изолятор.
Глава 23
Для тех, кому посчастливилось родиться в приличной семье, проживающей в респектабельном районе Лондона, этот город кажется прекрасным, особенно в то время, когда заканчивает править бал холодная зима и весна, расправив крылья, ждет своего часа, чтобы воцариться в природе. Мистер Эллин встретился со своими друзьями в клубе «Биг-енд-Пен» на Стрэнде. Конечно, нельзя не согласиться, что воздух в этом огромном мегаполисе не такой чистый, как там, где он теперь живет, но в определенном смысле здесь дышится намного легче. Широкие улицы и огромные проспекты, величественные дома, возвышенные и благородные люди – все это оказывает благотворное влияние на любого, кто приезжает в Лондон. В клубе никто не говорил о таких банальных вещах, как несварение желудка или зубная боль. Отменное пиво и прекрасные вина, обильная и здоровая еда и отсутствие женщин, в обществе которых приходится тщательно выбирать темы для разговора и воздерживаться от чрезмерного употребления спиртных напитков, заставляли английских мужчин чувствовать себя избранной расой.
Со времени последнего приезда мистера Эллина в городе произошли большие перемены. Теперь здесь все готовились к одному необычному событию, и его друзья, бывшие коллеги, только об этом и говорили.