Он рассказал мне, что в течение пятнадцати лет работал в маленьком, но очень влиятельном журнале. Сотрудники этого издания поставили перед собой цель – разбудить общественное мнение и способствовать проведению реформ.
– В конце концов мне пришлось столкнуться с величайшим злом нашего времени – я узнал о том, что молоденьких девушек похищают, а потом продают в сексуальное рабство.
Никому не хотелось открыто признавать, что существует такой преступный бизнес, и никто не хотел ничего предпринимать для того, чтобы остановить это зло. Дело дошло до того, что девушки боялись ходить по улицам Лондона, – рассказывал он.
Но ведь ты сам занимался этой постыдной торговлей, – резко сказала я.
Только для того, чтобы доказать, что она действительно существует.
Тогда как же ты узнал об этом? – спросила я.
Через одно общество, которое долгое время занималось этим вопросом. Много лет назад мне в руки попало донесение, которое составили эти люди. Прочитав его, я был поражен до глубины души. С тех пор я приложил много усилий для того, чтобы обратить внимание общества на это зло. Никто не воспринимал меня всерьез. В конце концов, я предоставил реальные доказательства того, что подобная торговля существует, но сделал это весьма необычным образом. Я решил сам купить девочку, которая потом смогла бы дать свидетельские показания, а я должен был написать об этом статью.
Что же ты собирался потом сделать с этой девочкой?
Вернуть родителям. Но когда я увидел ее мать, это дикое существо, лишенное каких-либо моральных устоев, то решил не возвращать бедняжку в лапы этого чудовища. Я нашел ей надежное убежище и написал об этом статью. Потом я решил помочь девочке и дать ей образование.
В Фашиа Лодж? Вряд ли это смогло бы улучшить ее жизнь, особенно после того, как ты оставил ее там одну, без своей поддержки. Неужели ты думал, что сестры Вилкокс будут относиться к ней с уважением и любовью?
Нет, Айза, – сказал он. Я не видела лица Финча, но голос его был грустным. – Я думал о другом человеке.
– Ты хотя бы осознаешь, на какие страдания ее обрек?
– Я часто думал о ней. Я молился, чтобы люди были к ней добры.
– Жаль, что твое журналистское расследование привело к таким последствиям.
– Моя статья наделала много шума в Лондоне. Никто не мог поверить в то, что это правда. Однако власти предприняли кое-какие меры и арестовали Элизу Браун, которая продала мне девочку. При аресте она устроила целый спектакль, заявив, что неправильно поняла мои намерения. Она сказала, будто бы думала, что я обучу девочку какому-нибудь ремеслу и найду для нее работу, а я обманул ее и похитил у нее ребенка. Меня тут же арестовали и посадили в тюрьму, а тех людей, кого я нанял в качестве свидетелей с моей стороны, обвинили в пособничестве и соучастии. Они испугались и сознались в том, что ничего не знают об этой сделке. Не знаю, что бы случилось со мной, если бы не появился еще один человек, который рассказал о том, что Элиза Браун уже продала нескольких девочек и все они были приблизительно одного возраста. Потом появился еще один свидетель, который рассказал о том, что уже давно знает эту женщину и никогда не видел ее ни с младенцем, ни с маленьким ребенком. Оказалось, что все ее дети были подростками. Потом ее подвергли медицинскому осмотру, и выяснилось, что она вообще никогда не рожала детей. Она просто обманом завлекала чужих детей и продавала их. Ее арестовали, а меня через некоторое время отпустили. В ее доме нашли тело девочки со следами жестоких побоев. После этого ее приговорили к смертной казни через повешенье.
– Но какое имеет значение, ее это дети или чужие? – удивилась я. – Даже если бы они были ее плотью и кровью, разве мать имеет право продавать собственных детей?
Он печально посмотрел на меня.
– По закону родители имеют право продавать своих детей за любые деньги, с какой угодно целью, если ребенок достиг совершеннолетия, – объяснил он.
Его рассказ был таким невероятным и содержал такие ужасные подробности, что я не знала, что и сказать, и просто растерянно молчала. Я не могла поверить, что в этом величественном городе, столице нашего государства, творятся такие ужасы. А собственно говоря, почему бы и нет? До того как не ввели реформы, на заводах и фабриках дети занимались тяжелым физическим трудом и часто умирали от этого. Мне очень хотелось поверить в то, что Финч преследовал исключительно благородные цели, но существовало еще одно обстоятельство.
– Ты приучил ее к опиуму. Она рассказала об этом в своем письме.
– Я уже говорил тебе, что все, о чем она написала, – правда. Когда ее осмотрел врач, то он обнаружил у нее признаки наркотической зависимости – она была то вялой и апатичной, то чрезмерно возбужденной. Она разговаривала во сне и даже разгуливала по дому. У нее были сильные головные боли и частые обмороки. Он прописал ей такое же успокоительное, только в маленьких дозах, для того чтобы со временем она привыкла обходиться без этих лекарств.
– Бедный ребенок, – сказала я. – У нее проявились теже симптомы, когда она приехала в Фашиа Лодж. Интересно, какие еще несчастья выпали на ее долю.
Он молча смотрел в окно. Мне стало жаль его. Даже будучи еще совсем юным, он остро чувствовал все беды и несчастья этого мира. Теперь я понимала причину его напускной холодности. Отказавшись от всех земных благ, он презирал тех, кто проявлял к ним чрезмерную любовь. Я тихо подошла к окну и стала рядом с ним. Взглянув в окно, я увидела то, на что он так внимательно смотрел, – природа по-детски радовалась приходу весны, ничего не зная о том, какими порочными и извращенными могут быть люди. Я осторожно обняла его. Он быстро повернулся ко мне, но вовсе не для того, чтобы ответить мне тем же (как мне в первый момент показалось). Финч взял меня обеими руками и с силой оттолкнул от себя.
– Как ты можешь? – прошептал он.
Я пришла в жуткое смятение.
– Потому что мои чувства к тебе все еще живы. Ты же помнишь, как мы любили друг друга.
– Ты опять собралась играть мною?
– Я никогда не играла тобой.
– Я рисковал всем ради своей любви к тебе. Я семь лет терпел армейскую жизнь. Я бы с радостью перенес любые страдания, если бы знал, что в конце концов мы снова будем вместе. И тут моя мать сообщила мне, что через несколько месяцев после нашего расставания ты вышла замуж на бакалейщика.
– Это было сделано против моей воли, – убеждала я его. – Я никак не могла помешать этому.
Помешать? – презрительно произнес он. – Меня всегда удивляло, почему женщин называют слабым полом, если слабость чужда их природе.
– Как ты можешь быть таким жестоким по отношению ко мне?
– Это меня ты называешь жестоким? Ты, которая первой проявила жестокость.
Я хотела было возразить против этого незаслуженного обвинения, но, посмотрев на него, передумала. Я вдруг вспомнила свой приезд в Хеппен Хис. С какой холодной иронией он указал мне на мое место, дав понять, что между мной и их семьей лежит огромная пропасть.
Наверное, с тех пор он совсем не изменился. Эту резкость и высокомерие он впитал с молоком матери. Просто юность и романтическая влюбленность несколько затушевали эти качества, и я вообразила, что в его чувствах ко мне проявилась его истинная сущность. Я отошла в другой конец комнаты.
– Прошу прощения, сэр, что я позволила себе такую вольность и вспомнила о прошлом. Пусть прошлое останется в прошлом, а мы будем думать только о настоящем. Вы разыскиваете девочку по имени Матильда. Из письма вы узнали, что ее настоящее имя Эмма. Я хотела защитить ее, но вместо этого подвергла новой опасности. Теперь же мне известно только то, что она сообщила мне в своем письме. Можно сказать лишь одно: она подверглась жестоким испытаниям и была еще жива несколько дней тому назад, когда писала это письмо.
– Ты ошибаешься, Айза, – сказал он. После моего извинения он несколько смягчился, хотя держал себя со мной по-прежнему холодно. – Из этого письма мы многое узнали. Например, то, что эта юная дама весьма изобретательна и находчива, она ведет себя как взрослая и умная женщина. Если она будет продолжать в том же духе, есть надежда, что, когда мы отыщем ее, она будет цела и невредима.
– Но как ее найти? – взволнованно спросила я. – Мой друг, мистер Эллин, предпринял невероятные усилия, чтобы отыскать ее следы. Он искал ее даже среди лондонской бедноты. Везде он получал один и тот же ответ: девочки, похожей на ту, которую он описал, тут нет.
– Этот твой друг, мистер Эллин, тоже интересуется этим ребенком?
– Он первым познакомился с ней в Фашиа Лодж, и ему стало жаль ее.
– Так, – произнес он, усмехнувшись.
Неужели он ревнует? Я вспомнила, каким он был в молодости – просто какой-то клубок противоречий. «Однако как жаль, – подумала я, – что у него нет серьезных причин для ревности».
– Теперь мы знаем, как Эмма попала в Фашиа Лодж, – сказала я, изо всех сил стараясь думать только о деле. – Но мы до сих пор не знаем, кто она такая.
– Мне кажется, что я догадываюсь, кто она, – загадочно улыбаясь, произнес он.
– Я была готова убить его, но только после того, как он мне все расскажет.
– Скажи мне, кто она. – Я не могу.
– Если ты знаешь, кто она, ты должен рассказать об этом.
– Я не сказал, что знаю, кто она. Я сказал, что только догадываюсь об этом, а это совершенно разные вещи.
Между нами завязался некий поединок – моя гордость против его упрямства. Я не буду унижаться и просить его рассказать мне всю правду.
– Что же, я поздравляю тебя с тем, что ты так далеко продвинулся в своих поисках. Как тебе удалось узнать это? – спросила я.
– Это обычная работа журналиста – выяснять правду.
– И все же это, наверное, была задача не из легких. Мне очень интересно, как далеко продвинулся ты в своих поисках.
– Наконец он сдался. Его лицо выражало живую заинтересованность.
– Все очень просто. Я узнал ее – или мне показалось, что я ее узнал.