Эмма — страница 152 из 195

"Emma, I must once more speak to you as I have been used to do: a privilege rather endured than allowed, perhaps, but I must still use it.I cannot see you acting wrong, without a remonstrance.— Эмма, я снова вынужден, как повелось издавна, сделать вам выговор — возможно, эту привилегию не даруют мне, а скорее терпят, и все-таки я обязан воспользоваться ею.How could you be so unfeeling to Miss Bates?Как вы могли так бессердечно обойтись с мисс Бейтс?How could you be so insolent in your wit to a woman of her character, age, and situation?—Emma, I had not thought it possible."Как могли позволить себе столь дерзкую выходку по отношению к женщине ее возраста, ее склада и в ее положении?..
Emma recollected, blushed, was sorry, but tried to laugh it off.Эмма, я никогда бы не поверил, что вы на это способны.
"Nay, how could I help saying what I did?—Nobody could have helped it.Эмма вспомнила, вспыхнула и устыдилась, но попыталась обратить все в шутку.
It was not so very bad.— Да, но как было удержаться?
I dare say she did not understand me."Никто бы не смог.
"I assure you she did.Ничего страшного.
She felt your full meaning.Она, я думаю, даже не поняла.
She has talked of it since.— Все поняла, можете мне поверить.
I wish you could have heard how she talked of it—with what candour and generosity.Вполне.Об этом уже шел разговор.И вы бы слышали, как она говорила откровенно, великодушно.
I wish you could have heard her honouring your forbearance, in being able to pay her such attentions, as she was for ever receiving from yourself and your father, when her society must be so irksome."Слышали бы, как искренне хвалила вас за долготерпенье — что вы к ней столь внимательны, что она постоянно видит от вас и вашего отца столько добра, хотя должна невероятно раздражать вас своим присутствием.
"Oh!" cried Emma,— Ох, я знаю! — вырвалось у Эммы.
"I know there is not a better creature in the world: but you must allow, that what is good and what is ridiculous are most unfortunately blended in her."— Знаю, это святая душа, но согласитесь — хорошее, к несчастью, так тесно переплетается в ней с курьезным!
"They are blended," said he,— Переплетается, — сказал он.
"I acknowledge; and, were she prosperous, I could allow much for the occasional prevalence of the ridiculous over the good.— Согласен.И будь она богата, я мягче подходил бы к тем, которые не видят подчас хорошего за курьезным.
Were she a woman of fortune, I would leave every harmless absurdity to take its chance, I would not quarrel with you for any liberties of manner.Будь она женщина состоятельная, я не спешил бы вступаться за нее при каждой безобидной нелепости — не ссорился бы с вами из-за маленьких вольностей в обращении.
Were she your equal in situation—but, Emma, consider how far this is from being the case.Будь она вам равна по положению. Но, Эмма, задумайтесь — ведь это далеко не так.
She is poor; she has sunk from the comforts she was born to; and, if she live to old age, must probably sink more.Она бедна — она, рожденная жить в довольстве, пришла в упадок и, вероятно, обречена еще более прийти в упадок, если доживет до старости.
Her situation should secure your compassion.Ее участь должна была бы внушать вам сострадание.
It was badly done, indeed!Некрасивый поступок, Эмма!..
You, whom she had known from an infant, whom she had seen grow up from a period when her notice was an honour, to have you now, in thoughtless spirits, and the pride of the moment, laugh at her, humble her—and before her niece, too—and before others, many of whom (certainly some,) would be entirely guided by your treatment of her.—This is not pleasant to you, Emma—and it is very far from pleasant to me; but I must, I will,—I will tell you truths while I can; satisfied with proving myself your friend by very faithful counsel, and trusting that you will some time or other do me greater justice than you can do now."Вы, которую она знает с колыбели. вы росли у ней на глазах с той еще поры, когда за честь почитали заслужить ее внимание, и вот теперь, из легкомыслия, из минутной заносчивости вы насмехаетесь над нею, унижаете ее — и это в присутствии ее племянницы, при всех, не подумав о том, что многие — некоторые наверняка — возьмут себе за образец ваше обращенье с нею. Вам это неприятно слышать — мне очень неприятно говорить, но я должен, я буду говорить вам правду, пока могу, и жить со спокойной совестью — знать, что я вам был истинным другом, давая добрые советы, и верить, что когда-нибудь вы поймете меня лучше, чем теперь.
While they talked, they were advancing towards the carriage; it was ready; and, before she could speak again, he had handed her in.За разговором они подошли к карете; она стояла наготове, и Эмма рот не успела открыть, как он уже подсадил ее туда.
He had misinterpreted the feelings which had kept her face averted, and her tongue motionless.Он неверно истолковал чувства, которые не давали ей повернуться к нему лицом, сковывали язык.
They were combined only of anger against herself, mortification, and deep concern.На себя, одну себя она сердилась, глубокая жалость и стыд владели ею.
She had not been able to speak; and, on entering the carriage, sunk back for a moment overcome—then reproaching herself for having taken no leave, making no acknowledgment, parting in apparent sullenness, she looked out with voice and hand eager to shew a difference; but it was just too late.Это они помешали ей говорить, и, сев в карету, она на миг бессильно откинулась назад, но тотчас — браня себя, что не простилась, не отозвалась, что уезжает с недовольным видом, — высунулась наружу, чтобы окликнуть его, помахать рукою, показать, что все это не так, — однако как раз на этот миг опоздала.
He had turned away, and the horses were in motion.Он уже отошел; лошади тронули.
She continued to look back, but in vain; and soon, with what appeared unusual speed, they were half way down the hill, and every thing left far behind.Она продолжала смотреть ему в спину, но он не оглянулся, и скоро — казалось, они не ехали, а летели — карета уже была на полпути к подножию, и все осталось позади.
She was vexed beyond what could have been expressed—almost beyond what she could conceal.Эмму душила невыразимая и почти нескрываемая досада.
Never had she felt so agitated, mortified, grieved, at any circumstance in her life.Как никогда в жизни, изнемогала она от волненья, сожаленья, стыда.
She was most forcibly struck.Его слова потрясли ее.
The truth of this representation there was no denying.Он сказал правду, отрицать было бесполезно.
She felt it at her heart.Она в душе сама это знала.
How could she have been so brutal, so cruel to Miss Bates!Как могла она так жестоко, так грубо поступить с мисс Бейтс!..
How could she have exposed herself to such ill opinion in any one she valued!Уронить себя в глазах того, чьим мнением так дорожила!
And how suffer him to leave her without saying one word of gratitude, of concurrence, of common kindness!Как допустила, чтобы они расстались без слова благодарности, без слова согласия с ее стороны — вообще без единого доброго слова!
Time did not compose her.Минуты шли, но они не приносили облегченья.
As she reflected more, she seemed but to feel it more.Чем она дольше размышляла, тем глубже чувствовала свою вину.
She never had been so depressed.Ей было тяжело, как никогда.
Happily it was not necessary to speak.К счастью, поддерживать разговор не было надобности.
There was only Harriet, who seemed not in spirits herself, fagged, and very willing to be silent; and Emma felt the tears running down her cheeks almost all the way home, without being at any trouble to check them, extraordinary as they were.Рядом сидела только Гарриет, и тоже, кажется, не в лучшем настроении — молчаливая, подавленная, — и всю дорогу домой по щекам у Эммы — неслыханное дело! — текли и текли слезы, и она не трудилась их сдерживать.
CHAPTER VIIIГлава 8
The wretchedness of a scheme to Box Hill was in Emma's thoughts all the evening.Весь вечер Эмму не покидало сожаление о злополучной прогулке на Бокс-хилл.
How it might be considered by the rest of the party, she could not tell.Какое впечатление осталось у других участников, она не знала.
They, in their different homes, and their different ways, might be looking back on it with pleasure; but in her view it was a morning more completely misspent, more totally bare of rational satisfaction at the time, and more to be abhorred in recollection, than any she had ever passed.Возможно, каждый из них сейчас в своем доме и на свой манер с удовольствием перебирал в памяти ее подробности, но она сама не назвала бы второго такого утра — убитого совершенно напрасно, — которое не дало ничего ни уму, ни сердцу и о котором после так тошно вспоминать.