– Я думала, что имена собственные загадывать нельзя!
С этими словами она решительно оттолкнула от себя кубики; казалось, игра стала ей неприятна. Она отвернулась от своих обидчиков и обратилась к тетке.
– Да-да, правильно, милочка! – воскликнула последняя, хотя Джейн не успела произнести ни слова. – Я как раз собиралась сказать. Нам в самом деле пора. Вечереет, бабушка будет волноваться. Дорогой сэр, благодарим вас за все, однако нам действительно пора. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Джейн не заставила себя долго ждать. Она поспешно встала из-за стола и выразила готовность уйти немедленно, но в этот момент все поднялись, засуетились, и она не могла выйти. Мистеру Найтли показалось, что к ней торопливо придвинули еще одну стопку букв, однако Джейн решительно отодвинула их в сторону, даже не взглянув на них. Потом она принялась искать свою шаль; Фрэнк Черчилль вызвался помочь… Темнело, в комнате царил полумрак, и как они распрощались, мистер Найтли не видел.
Он остался в Хартфилде дольше прочих гостей, размышляя о том, чему он оказался свидетелем. Увиденное и услышанное настолько потрясло его, что позже, когда внесли свечи, он счел необходимым – да, поистине обязанным, ведь он друг, заботливый друг – кое о чем намекнуть Эмме и кое о чем ее спросить. Предостеречь ее в столь щекотливом положении – его долг.
– Эмма, – начал он, – могу ли я узнать, какой забавный смысл, какое, если можно так выразиться, отравленное жало заключалось в последнем слове, поданном вам и мисс Ферфакс? Я его видел… Любопытно узнать, как одно и то же слово могло так насмешить одну девицу и так расстроить другую.
Эмма очень смутилась. Объяснить ему все как есть – невозможно: хотя ее подозрения никоим образом не развеялись, ей было очень стыдно за то, что она вообще высказала их вслух.
– А, то слово! – протянула она в очевидном замешательстве. – Оно ничего не значит, это просто шутка между нами.
– Кажется, это шутка только для вас и мистера Черчилля, – серьезно ответил он.
Он надеялся, что она что-нибудь скажет, но она молчала. По-видимому, ее голова была занята другим. Некоторое время мистер Найтли не знал, на что решиться. Целый сонм различных бедствий мерещился ему. Вмешаться? Но вмешательство не поможет. Эмма смущена – у нее есть некие общие тайны с мистером Черчиллем. Все говорит о том, что она влюблена. И все же он не смолчит. Он обязан ради нее рискнуть – даже если его нежеланное вмешательство навлечет на него ее гнев. Ее благополучию грозит опасность. Лучше вытерпеть все, чем после сокрушаться о том, что он пренебрег своим долгом.
– Милая моя Эмма, – сказал он наконец прочувствованно, но серьезно, – по-вашему, вы правильно истолковываете степень знакомства между известными вам джентльменом и леди?
– Между мистером Фрэнком Черчиллем и мисс Ферфакс? О да! Совершенно… Но почему вы сомневаетесь?
– Неужели у вас никогда, ни единого раза, не возникало повода думать, что он восхищается ею, а она – им?
– Никогда, никогда! – вскричала она искренне и горячо. – Ни разу, ни на сотую долю секунды не приходило мне в голову подобное предположение. Как вы только могли подумать?!
– Мне почудилось, будто между ними существует некая взаимная симпатия, я заметил, как они обменивались выразительными взглядами, которые, по-моему, не предназначались для посторонних глаз.
– О! Вы крайне позабавили меня. Оказывается, вы снизошли до того, что позволили своему воображению разгуляться – однако, уверяю вас, ничего подобного! Мне очень жаль разочаровывать вас в вашем первом опыте, но действительно ничего похожего между ними нет. Уверяю вас, тут нет и следа никакой привязанности, а то, на что вы обратили внимание, имеет совершенно иную природу… Сейчас я не вправе ничего объяснить… все это довольно глупо… однако в той части, которая поддается объяснению… то есть имеет смысл… могу вас уверить, что эти двое так же далеки от любви или взаимной привязанности, как любые двое из смертных. То есть я готова поспорить о чувстве с ее стороны и ручаюсь за то, что нет никаких чувств у него. Готова ручаться, что он к ней равнодушен.
Ее безапелляционность ошеломила мистера Найтли, ее самонадеянность лишила его дара речи. Эмма развеселилась и готова была продолжить разговор, желая услышать подробности, на коих основывались его подозрения, просила описать каждый взгляд и задавала бесконечные вопросы, где, как и когда это случилось. Обстоятельства дела сильно занимали ее; однако ему не передалась ее веселость. Ему было не до приятных бесед, внутри его все клокотало. Чтобы окончательно не воспламениться от жарко пылающего камина, который топили почти каждый вечер в любое время года по причине слабого здоровья мистера Вудхауса, вскоре он поспешно распрощался и направился домой, в прохладу и уединение аббатства Донуэлл.
Глава 42
Надежды на скорый приезд мистера и миссис Саклинг лопнули как мыльный пузырь. Все лето в Хайбери только и слышали о скором приезде родственников Элтонов, однако оказалось, что они не сумеют выбраться до осени. В настоящее же время жителям городка просто не о чем стало разговаривать. Пришлось снова вернуться к старым, привычным темам, которые на время затмил предстоящий приезд Саклингов. Опять пошли в ход сводки о состоянии миссис Черчилль, которая чувствовала себя то лучше, то хуже, и об интересном положении миссис Уэстон: в ожидании первенца она была почти так же счастлива, как и ее соседи, которые радовались за нее и охотно судачили о ней.
Миссис Элтон была очень раздосадована. Сколько радостей и развлечений придется отложить! Все ее предварения и рекомендации пропали даром, а все запланированные приемы и поездки так и остались только на словах. Так думала она вначале, однако, после некоторых размышлений, пришла к убеждению, что вовсе нет нужды откладывать все задуманное на потом. Почему бы не отправиться осматривать Бокс-Хилл, не дожидаясь Саклингов? Осенью можно будет поехать туда с ними снова. Было решено отправиться на Бокс-Хилл. То, что такой поездке суждено состояться, было общеизвестно уже давно: мысль о ней даже дала толчок другому плану. Эмма никогда не была на Бокс-Хилл; ей хотелось самой взглянуть на то, что все кругом считали достойным внимания, и они с мистером Уэстоном условились выбрать какое-нибудь ясное, погожее утро и поехать на прогулку. Присоединиться к ним позволено было лишь немногим избранным. Поездку следует провести тихо, просто и изящно – без шума, долгих приготовлений, запасов еды – словом, без пышности, свойственной Элтонам и Саклингам.
И так все было между ними хорошо договорено, что Эмма не без удивления и легкого недовольства узнала, что мистер Уэстон пригласил миссис Элтон. Раз ее сестра и брат не приехали, почему бы двум компаниям не объединиться? Миссис Элтон с величайшей готовностью приняла его предложение; таким образом, сказал он, если Эмма не возражает, обе компании поедут вместе. Поскольку у Эммы не было возражений, кроме одного, а именно: ее великой неприязни к миссис Элтон, о чем мистер Уэстон, несомненно, прекрасно знал, то не было смысла указывать ему на данное обстоятельство. Невозможно было не смолчать, так как, высказав ему упрек, она причинила бы боль его жене. Таким образом, Эмме пришлось согласиться с его планом, хотя сама она всеми силами стремилась его избежать. В результате подобного плана она, возможно, падет настолько низко, что о ней можно будет сказать: «Она принимала участие в поездке миссис Элтон!» Эмма была оскорблена в лучших чувствах, и, несмотря на внешнюю снисходительную покорность, с какой приняла она предложение мистера Уэстона, в глубине души она сурово порицала его за неукротимое добродушие и стремление дружить со всеми.
– Я рад, что вы одобряете мой поступок, – безмятежно говорил он ей. – Однако иного я от вас и не ждал. Такие прогулки, как наша, удаются только при большом стечении гуляющих. В таких поездках чем больше людей принимает участие, тем лучше. Большая компания сама себя развлекает. А она, в конце концов, женщина не злая. Нельзя было не пригласить ее!
Эмма вслух не спорила, но про себя не соглашалась ни с чем.
Стояла середина июня, погода была чудесная; миссис Элтон проявляла все больше нетерпения, она уже готова была назначить день поездки и обсуждала с мистером Уэстоном, что лучше взять: пирог с голубями или холодную баранину, когда внезапно захромала их лошадь и успех прогулки оказался под угрозой. Когда лошадь поправится? Возможно, уже через несколько дней, а может, и через много недель… Во всяком случае, пока ни о каких приготовлениях не могло быть и речи, и в сборах наступил грустный застой. Богатые внутренние ресурсы миссис Элтон были не готовы выдержать такое испытание.
– Ну не досада разве, Найтли? – вопрошала она. – И как назло, погода как раз подходит для таких поездок! Эти задержки и разочарования просто ужасны. Что же нам делать? Скоро лето кончится, а мы еще нигде не были! В прошлом году в эту пору, уверяю вас, мы уже успели чудесно съездить из «Кленовой рощи» в Кингз-Уэстон.
– Вы лучше прогуляйтесь в Донуэлл, – посоветовал мистер Найтли. – Туда можно добраться и без лошадей. Приходите, угоститесь моей клубникой. Она уже поспевает.
Если, сказав это, мистер Найтли просто шутил, то потом был уже обязан подтвердить свое приглашение, ибо оно было с удовольствием принято. Миссис Элтон просияла и жеманно ответила: «О, на меня-то можете положиться. Я приду с удовольствием!» Поместье Донуэлл славилось своей клубникой, и это казалось достаточным предлогом для его посещения, однако если бы в Донуэлле ничего не росло, кроме капусты, то и этого довольно было бы, ибо миссис Элтон просто изнывала от скуки. При каждом удобном случае – куда чаще, чем он спрашивал, – она заявляла, что непременно придет, и была чрезмерно польщена таким доказательством дружбы, сочтя его приглашение завуалированным комплиментом своей незаурядности.
– Можете на меня положиться, – говорила она. – Я-то, конечно, приду. Только назовите день. Вы позволите мне привести с собой Джейн Ферфакс?