, к примеру, мистер Элтон и мисс Хокинс, Коулы — тоже славная чета, затем мистер и миссис Перри… Едва ли я когда-нибудь видала более счастливую пару, чем супруги Перри. Полагаю, сэр, — обратилась мисс Бейтс к мистеру Вудхаусу, — что не много найдется мест, где общество такое же прекрасное, как в Хайбери. Я всегда говорю: «Господь благословил нас соседями!» Мой дорогой сэр, ежели есть кушанье, которое моя матушка предпочитает всем прочим, так это окорок — жареная свининка…
— Относительно того, какова мисс Хокинс и давно ли мистер Элтон с ней знаком, ничего определенного, полагаю, сказать нельзя, — молвила Эмма. — Можно предположить, что повстречались они недавно. Ведь мистер Элтон уехал всего четыре недели назад.
На этот счет никто действительно не имел достоверных сведений. Последовали новые вопросы и восклицания, затем Эмма сказала:
— Вы молчите, мисс Фэрфакс, но надеюсь, что и вы проникнетесь интересом к этой новости. В недавнее время вы так много узнали о сватовстве и женитьбе в связи со свадьбой мисс Кэмпбелл, что равнодушия к союзу мистера Элтона и мисс Хокинс мы вам не простим.
— Когда я увижу мистера Элтона, — ответила Джейн, — мне, я полагаю, станет интересно, но, не зная его даже в лицо, я едва ли смогу пробудить в себе любопытство. Свадьба же мисс Кэмпбелл состоялась несколько месяцев назад, и впечатление мое немного ослабло.
— Да, как вы верно заметили, мисс Вудхаус, он уехал месяц назад — вчера минуло ровно четыре недели, — сказала мисс Бейтс. — Подумать только — некая мисс Хокинс… Я-то полагала, что мистер Элтон изберет одну из здешних барышень. Нет, не то чтобы… Миссис Коул было шепнула мне, а я сейчас же ответила: «Что вы? Мистер Элтон — достойнейший молодой человек, и все же…» Иными словами, нет во мне таланта предвидеть такое. Я и не говорю, будто есть. Только то вижу, что происходит у меня перед глазами. Однако же никто не удивился бы, если б мистер Элтон осмелился… Я все болтаю и болтаю, а мисс Вудхаус так любезна, что не прерывает меня. Я и в самом деле ни о ком бы не сказала обидного. Как поживает ваша подруга мисс Смит? Она, кажется, вполне уже выздоровела. Давно ли вам писала миссис Джон Найтли? Ах какие славные у нее детки! Джейн, я всегда представляла себе мистера Диксона похожим на мистера Джона Найтли, наружностью и манерами, конечно. Он, мистер Диксон, тоже, должно быть, высок и разговаривает не много…
— Вы заблуждаетесь, тетушка, сходства между ними нет ни капли.
— До чего удивительно! Никогда невозможно представить себе человека, пока его не увидишь. Сочинишь что-нибудь и увлечешься этой идеей… А мистер Диксон, ты говорила, в строгом смысле слова некрасив?
— Нисколько! Говорю же вам: лицо у него самое заурядное.
— Но, голубушка, ты давеча сказала, что мисс Кэмпбелл не пошла бы за некрасивого и что ты сама…
— Ах! Мое суждение ничего не стоит. Если я расположена к человеку, то он уж и кажется мне красивым. Касательно наружности мистера Диксона я выразила не свое, а, полагаю, общее мнение.
— Ой! Джейн, дорогая, боюсь, нам пора бежать. Небо что-то хмурится, и бабушке будет неспокойно. Вы чрезвычайно любезны, мисс Вудхаус, но мы вправду должны с вами проститься. Какую приятную новость узнали мы сегодня! Я пойду непрямым путем, чтобы заглянуть к миссис Коул, но только на минутку — не больше. А ты, Джейн, ступай лучше короткой дорогой, не то, не дай бог, попадешь под дождик! Мы полагаем, что воздух Хайбери действительно пошел ей на пользу. Спасибо вам. К миссис Годдард заходить не буду: она, насколько я знаю, жареного филея не любит, а любит только вареную солонину. Вот когда нога будет готова — тогда другое дело. Доброго вам дня, дорогой сэр. О, мистер Найтли тоже идет? Что ж, чудесно! Если Джейн устанет, не будете ли вы так любезны предложить ей руку? Подумать только: мистер Элтон и мисс Хокинс… Доброго дня, мисс Вудхаус.
Оставшись наедине с папенькой, Эмма вполуха слушала его горестные сетования на то, как рано нынче женятся молодые люди — рано и к тому же на барышнях, мало им знакомых. Остальное внимание его дочери было поглощено собственными размышлениями об этом же предмете. Полученная весть позабавила и обрадовала ее, ибо доказывала, что мистер Элтон страдал недолго, но ей было жаль Харриет. Теперь она лишь одно могла сделать для своей компаньонки: самолично сообщить бедняжке огорчительное известие, чтобы та не испытала внезапной резкой боли, услыхав его от чужих людей. В эту пору дня Харриет обыкновенно приходила в Хартфилд. Только бы они с мисс Бейтс ненароком не повстречались. Эмма опасалась, что начинающийся дождь задержит подругу у миссис Годдард и новость явится в неподходящий момент.
Дождь лил сильно, но скоро прекратился. Не прошло и пяти минут, как Харриет явилась. Разгоряченный ее вид свидетельствовал о том, что она спешила сюда под натиском волнения, переполнившего сердце. Из груди тотчас вырвалось смятенное:
— О, мисс Вудхаус! Можете ли вы себе представить?
Удар был уже нанесен, и Эмме оставалось только утешить подругу, сделавшись ее внимательной слушательницей. Харриет с горячностью рассказала, чем была так взволнована. С полчаса назад она вышла от миссис Годдард. Собирался дождь: мог хлынуть в любую секунду, — но она все-таки понадеялась, что успеет добраться до Хартфилда, и зашагала быстро-быстро. Только проходя мимо дома портнихи, которая шила ей платье, решила зайти взглянуть, как продвигается работа. Не пробыв там и минутки, она вышла, и тут как раз начался дождь. Что же ей было делать? Она со всех ног побежала вперед и укрылась у Форда. (Форд, торговец шерстяными и льняными тканями, а также галантереей, содержал в Хайбери самую большую и самую модную лавку.) Там-то Харриет, совершенно ни о чем не подозревая, просидела, пожалуй, минут десять, как вдруг откуда ни возьмись появились… Ах, до чего странно! Однако ж они всегда делали покупки у Форда… Откуда ни возьмись появились Элизабет Мартин и ее брат!
— Душенька мисс Вудхаус, вы только подумайте! Я испугалась, что со мной обморок приключится. Совсем не знала, как быть. Сидела я возле дверей, и Элизабет тотчас меня увидала, а он нет — складывал зонтик. А она-то наверно признала меня, только виду не подала и нарочно отвернулась. Оба они прошли в дальний конец лавки. А я все сидела, такая несчастная! Верно, лицо у меня сделалось белое, как мое платье. На улицу мне было не выйти из-за дождя, и все ж я сквозь землю охотней бы провалилась, чем оставаться. А потом… Ох, дорогая моя мисс Вудхаус… Мне кажется, он оглянулся и меня заметил. Оба они отложили товар и стали шептаться — уверена, что обо мне. Быть может, он просил ее заговорить со мной? Как вы думаете, мисс Вудхаус: может ли это быть? Так или нет, а она подошла и спросила, как я поживаю. Если б я протянула ей руку, она б ее, наверное, пожала. Держалась она со всем не так, как прежде: я тотчас заметила, что она переменилась, — но старалась быть приветливой, и мы пожали друг другу руки и немного побеседовали. Я вся дрожала. Сама не помню, что говорила. Помню, как она сказала, что ей жаль, что мы перестали видеться, — такая любезность с ее стороны! Ах, дорогая мисс Вудхаус, до чего мне было тяжко! Дождь как раз притих, и я уж собралась наконец-то уйти, но тут… Вы только вообразите! Я заметила, что он тоже ко мне идет — медленно, знаете ли, как будто в нерешительности. Однако все же подошел и заговорил со мной, а я ему отвечала. Это длилось с минуту, и мне было ужасно не по себе — выразить вам не могу! Наконец я набралась храбрости и сказала: дождь, мол, уже закончился, и мне нужно идти. И пошла. Но не успела я и трех ярдов прошагать от двери — он последовал за мной и сказал, что, ежели я иду в Хартфилд, то лучше мне идти мимо конюшни мистера Коула, а прямая дорога вся залита дождем. Ах, господи! Я думала, что умру! «Очень вам обязана», — говорю ему я. Не сказать было бы неучтиво. Затем он вернулся в лавку к Элизабет, а я пошла через конюшни. Я так думаю, что через конюшни, а вообще-то я дороги не разбирала. Ах, мисс Вудхаус, я бы что угодно отдала, лишь бы всего этого не случилось. Но знаете, до некоторой степени я даже обрадовалась тому, как приятно и благожелательно он со мной держится. И Элизабет тоже была любезна. О мисс Вудхаус, прошу вас: поговорите со мной, утешьте меня!
Эмма с радостью утешила бы свою подругу, однако теперь не могла этого сделать. Ей и самой не было спокойно, поэтому она остановилась, чтобы подумать. Поведение молодого фермера и его сестры свидетельствовало, казалось, об искреннем чувстве, и она не могла не жалеть их. Ежели судить по рассказу Харриет, в том, как они себя держали, ощущалась одновременно раненая любовь и подлинная душевная чуткость. Однако Эмма и прежде считала Мартинов достойными и добропорядочными, но все же фермер неподходящая партия для Харриет. Ничто не изменилось. Не следовало смущаться из-за такого пустяка… Конечно, фермеру есть о чем сожалеть, и всему его семейству тоже. Ранена, вероятно, не только его любовь, но и гордость. Возможно, за счет мисс Смит Мартины надеялись возвыситься — это во-первых, а во-вторых, стоит ли всерьез воспринимать рассказ Харриет? Бедняжка так непривередлива, ее так легко растрогать! Высока ли цена ее похвалам?
Сделав над собой усилие, Эмма постаралась прогнать сомнения прочь. Произошедшее, сказала она себе, было не более чем пустяком, о котором нечего и говорить.
— В тот момент вам, вероятно, в самом деле пришлось нелегко, — произнесла она вслух. — Однако вы, очевидно, прекрасно держались. Теперь все уже позади и, быть может — нет, совершенно точно, — больше не повторится, потому что первая встреча бывает только однажды. Не думайте больше об этом.
— Да, не буду больше думать, — сказала Харриет, но говорить ни о чем другом она все же не могла.
Чтобы вытеснить Мартинов из головы своей подруги, мисс Вудхаус принуждена была спешно сообщить ей ту новость, к которой намеревалась поначалу осторожно ее подготовить. Эмма теперь и сама не знала, радоваться ли такому настроению Харриет или же сердиться на нее, испытывать стыд или просто смеяться. Вот чем завершились вздохи по мистеру Элтону! Викарий, однако, постепенно возвратил себе прежнюю власть над помыслами мисс Смит. Поначалу Харриет не выказала такого волнения, какое выказала бы днем или даже часом раньше, но любопытство ее возрастало, и, прежде чем покинуть Хартфилд, она успела испытать и выразить всевозможные грани удивления, любопытства и сожаления, боли за себя и радости за счастливицу мисс Хокинс. Мартины заняли в воображении Харриет подобающее им второстепенное место.