Глава 5
Сердце Харриет не лежало к посещению фермы. Всего лишь получасом ранее того момента, когда Эмма послала за ней к миссис Годдард, она имела несчастье увидеть, как дорожный сундук преподобного Филиппа Элтона водружают на телегу мясника для отправки с почтовым экипажем в Бат, в гостиницу «Белый олень». Стоило Харриет стать свидетельницей этой картины, как весь мир за исключением этого сундука перестал для нее существовать.
На ферму она, однако, поехала. Когда экипаж остановился перед широкой дорожкой, аккуратно засыпанной гравием и обсаженной шпалерными яблонями, воспоминания о счастливых днях минувшей осени пробудили в ней легкое волнение. Здесь, в начале тропы, ведущей к фермерскому дому, они с Эммой расстались. Видя то боязливое любопытство, с каким Харриет озиралась по сторонам, мисс Вудхаус продолжила путь в твердом намерении не позволить подруге провести на ферме долее условленной четверти часа. Сама она решила уделить это время служанке, которая, выйдя замуж, поселилась в Донуэлле.
Спустя ровно пятнадцать минут карета мисс Вудхаус вновь остановилась перед белыми воротами. Харриет вышла сразу же, как только за ней послали, не обремененная ничьим опасным обществом. Только одна из девиц Мартин показалась в дверях дома и простилась с гостьей вполне церемонно.
О том, как прошел визит, Харриет смогла рассказать не сразу: ее переполняли чувства, — однако по прошествии некоторого времени Эмма все же смогла выведать у ней вполне достаточно, чтобы понять, какого рода боль она испытала. Посетительницу приняли обе девицы и их мать. Держались они смущенно, если не сказать холодно. Разговор сперва касался лишь самых обыкновенных вещей, и только когда миссис Мартин вдруг заметила, что мисс Смит подросла, беседа сделалась менее принужденной. В сентябре месяце в этой самой гостиной девушки мерились ростом. На обшивке окна остались карандашные заметки и надписи. Их сделал он. Вспомнив тот день и тот час, хозяйки и гостья, казалось, подумали об одном и том же, об одном и том же пожалели. Между ними почти уж восстановилось прежнее согласие, и сами они сделались почти прежними (Эмма подозревала, что Харриет была бы рада первой вернуться к сердечной веселости), когда подъехал экипаж и все разрушилось. Краткость визита, нанесенного при случае, определила истинное положение вещей: четырнадцать минут уделила мисс Смит тем, в чьем доме менее полугода назад прожила шесть счастливейших недель! Эмма не могла не рисовать этой сцены в своем воображении, не представлять себе справедливого негодования хозяек и того мучительного смущения, которое пришлось испытать Харриет. Да, дело оказалось не из приятных. Эмма многое отдала бы и многое вытерпела, чтобы Мартины не были простыми фермерами. Окажись они хоть немного выше по положению, она сочла бы это достаточным, принимая во внимание то, какие они достойные люди. Но при нынешнем их звании могла ли она поступить иначе? Разумеется, нет! Ей не в чем было раскаиваться. Харриет и Мартинов надлежало разделить, но каким болезненным оказалось это разделение — в том числе и для самой Эммы! Чтобы хоть немного себя утешить, она решила оправиться домой через Рэндалс. Мистер Элтон и Мартины до того утомили ее, что отдых в компании любимой подруги сделался ей совершенно необходим.
План был хорош, но, подъехав к дому, Эмма и Харриет услыхали: «Ни хозяина, ни хозяйки дома нету». Оба уехали некоторое время назад — в Хартфилд, как полагал слуга.
— Ах, до чего досадно! — воскликнула Эмма, возвращаясь в экипаж. — Теперь мы с ними разминемся. Вот так неудача! Никогда еще мне не было так обидно!
И она удобно откинулась спиной в угол кареты, чтобы всласть излить свое разочарование или, напротив, урезонить и успокоить себя, а быть может, и для того, чтобы совместить одно с другим — умение, присущее душам, не расположенным слишком унывать. Вдруг экипаж остановился. Эмма подняла голову: перед ней стояли мистер и миссис Уэстон. При виде добрых своих друзей мисс Вудхаус испытала мгновенную радость. Удовольствие, данное зрением, в ту же минуту умножил слух, ибо мистер Уэстон не замедлил сказать:
— Как поживаете? Мы навещали вашего папеньку и рады были видеть его в добром здравии. Завтра к нам приезжает Фрэнк! Нынче утром мы получили письмо: к обеду непременно будет здесь, он уже в Оксфорде, и прогостит у нас целых две недели! Я знал! Если б он приехал после Рождества, то не пробыл бы и трех дней, а сейчас и погода установилась самая подходящая: сухая, не слишком холодная. Теперь уж он никуда от нас не денется. Все сложилось так, что лучше и не пожелаешь!
Невозможно было не заразиться той радостью, которую излучало лицо мистера Уэстона. Жена его улыбалась спокойнее и говорила меньше, однако вполне достаточно для того, чтобы бывшая ее воспитанница поняла: на сей раз миссис Уэстон разделяет с мужем счастливое предвкушение. Видя, что она более не сомневается в приезде Фрэнка, Эмма тоже предпочла не сомневаться и искренне поздравила друзей. Их счастье приободрило ее поникший дух, истертое прошлое отступило перед свежестью будущего, с быстротой молнии вспыхнула надежда на то, что о мистере Элтоне теперь говорить перестанут.
Мистер Уэстон подробно изложил Эмме все те обстоятельства энскомской жизни, благодаря которым Фрэнк получил в свое распоряжение целых две недели, и также все подробности путешествия. Мисс Вудхаус слушала, отвечая улыбками и возгласами одобрения.
— Очень скоро я привезу его к вам, в Хартфилд, — молвил счастливый отец в заключение своего повествования, и Эмме показалось, будто жена тронула его за рукав и тихо произнесла:
— Поедем-ка дальше, мистер Уэстон. Не будем задерживать барышень.
— Да-да, я готов, — согласился тот и, повернувшись к Эмме, прибавил: — Вы, однако, не ожидайте очень уж многого: ведь Фрэнк знаком вам только с моих слов, — он вполне обыкновенный молодой человек, смею вас заверить.
Глаза мистера Уэстона блеснули, словно хотели сказать обратное, и, отвечая ему, Эмма сумела сохранить такой невинный тон и невозмутимый вид, будто никакая догадка ее не посетила.
— Думайте обо мне завтра, часов около четырех! — сказала миссис Уэстон на прощание, и слова эти, произнесенные с некоторой тревогой, предназначались одной лишь Эмме.
— Около четырех? Бьюсь об заклад, что он будет у нас к трем! — тут же поправил жену мистер Уэстон, таким образом завершив приятнейшую встречу.
Эмма воспрянула духом и была счастлива. Все вокруг нее преобразилось: лошади, понукаемые Джеймсом, стали как будто бы вдвое резвее, — а взглянув на живые изгороди, Эмма подумала, что скоро, пожалуй, зазеленеет бузина, и даже на личике Харриет увидела нежную улыбку весны. Однако вопрос, заданный подругой, не предрекал благотворных перемен:
— Интересно бы знать, куда мистер Фрэнк Черчилл направится из Оксфорда? Не через Бат ли поедет?
В теперешнем расположении духа Эмма предпочла думать, что спокойствие души, как и знание географии, не приходит мгновенно, и все же придет — нужно лишь дать срок.
Настало утро заветного дня, и ни в десять, ни в одиннадцать, ни в двенадцать часов верная ученица миссис Уэстон не забывала о том, что обещала думать о ней в четыре. «Мой дорогой друг! Как вы склонны тревожиться! — мысленно восклицала Эмма, покидая свою комнату и спускаясь по ступеням. — Вечно излишне заботитесь об удобстве всех, кто вокруг вас, но не о собственном своем комфорте! Вижу, как вы вновь и вновь входите в приготовленную для него спальню, проверяя, все ли хорошо. — Пересекая зал, Эмма услыхала бой часов: — Двенадцать! В четыре я непременно вспомню о вас, а завтра в это же время или, может, чуть позднее, вероятно, уже буду ждать вашего визита. Уверена: вы не замедлите привезти к нам вашего пасынка».
Подумав так, Эмма отворила дверь гостиной и увидала подле своего отца двух джентльменов — мистера Уэстона и его сына. Они явились буквально несколько минут назад, и мистер Уэстон едва успел объяснить хозяину, отчего Фрэнк прибыл на целые сутки ранее, а мистер Вудхаус не произнес еще и половины своих самых учтивых приветствий и поздравлений. Эмма, вошедшая в этот момент, незамедлительно получила свою долю удивления, любезностей и удовольствия.
Тот самый Фрэнк Черчилл, о котором говорили так много и с таким интересом, стоял теперь перед ней. Их представили друг другу. Казалось, молва отнюдь не преувеличивала его достоинств: молодой человек был очень хорош собой, высок, держался безукоризненно. В лице ощущалась одухотворенная живость, унаследованная от отца, быстрые глаза смотрели умно, умеренная развязность свидетельствовала о хорошем воспитании, а расположенность к беседе убедила Эмму в том, что приехал он именно для знакомства с ней и что скоро они в самом деле станут приятелями.
В Рэндалс мистер Фрэнк Черчилл прибыл накануне вечером. Эмма нашла похвальным то нетерпение перед встречей с отцом, которое заставило сына изменить первоначальный план: отправиться в путь раньше, ехать быстрее и допоздна, чтобы выиграть полсуток.
— Я говорил вам вчера! — торжествующе вскричал мистер Уэстон. — Я говорил, что он будет здесь раньше названного срока! Помню себя в его годы: разве достанет молодому человеку терпения тащиться потихоньку? Разве устоит он против того, чтобы удивить друзей, приехав пораньше, когда его еще не ждут? Усилий нужно всего-то чуть-чуть, зато как велика радость!
— Да, иногда приятно сделать хозяевам такой сюрприз, — сказал Фрэнк Черчилл. — Не много найдется мест, куда я решился бы так запросто явиться раньше назначенного, однако мне подумалось, что я еду домой и потому моя поспешность будет извинительна.
Отец просиял, услыхав из уст сына слово «домой». Молодой человек, бесспорно, умел быть приятным — дальнейшее течение беседы позволило Эмме еще больше в этом удостовериться: Рэндалс очень ему понравился, расположение и убранство комнат он находил восхитительным (теснота совсем не ощущалась), пейзаж — великолепным. Дорога в Хайбери также пришлась по душе Фрэнку Черчиллу, как и само селение, а Хартфилд — еще больше. Он признался в том, что всегда чувствовал к родным местам ни с чем не сравнимый интерес и нетерпеливое желание их посетить. «До сих пор вы отчего-то противились этому вашему желанию», — мелькнуло у Эммы в мозгу, но, даже если он и лгал, ложь его была приятна сама по себе и не менее приятно поднесена. В ней не ощущалось ни искусственности, ни преувеличения. Мистер Фрэнк Черчилл говорил и выглядел так, будто действительно был необычайно счастлив.