Но вот приглашение наконец-то доставили, и Уэстоны, по счастью, сидели тут же. Прочитав письмо и заявив, что ей не пристало, Эмма все же не замедлила просить у друзей совета, а они ответили ей не задумываясь и как раз так, как она хотела.
Эмма признала, что, ежели принять во внимание все обстоятельства, мысль об ужине у Коулов не внушает ей отвращения. Приглашение было сделано весьма учтиво и с неподдельной заботой об удобстве ее папеньки. Они бы, дескать, и раньше просили о такой чести, но сперва хотели дождаться, когда из Лондона привезут складную ширму, которая могла бы защитить мистера Вудхауса от сквозняков. Теперь ширма доставлена, и они надеются, что он без опасений почтит их своим присутствием. Убедить Эмму согласиться оказалось нетрудно. Было решено, что она вполне может поехать, не пренебрегая комфортом отца: миссис Годдард, если не миссис Бейтс, превосходно составит ему компанию в Хартфилде. Теперь оставалось добиться согласия самого мистера Вудхауса на то, чтобы в один из ближайших дней дочь покинула его на несколько часов. Везти старика с собой она не считала возможным: ужин был слишком поздний, и гостей пригласили слишком много. Мистер Вудхаус скоро со всем согласился и добавил:
— Не люблю я ужинать в чужих домах и никогда не любил. Да и Эмме это не по нраву. Вечерние выезды нам вредны. Было б намного лучше, если бы мистер и миссис Коул зашли к нам как-нибудь летом, после полудня, и выпили с нами чаю. Тогда бы они и наш распорядок не нарушили, и сами убереглись от вечерней сырости на обратном пути. Росы летнего вечера таковы, что я всякому посоветую их остерегаться. Однако они очень уж хотят видеть у себя душеньку Эмму, и если вы оба будете там присматривать за ней, и мистер Найтли тоже, и если погода будет подходящая (не слишком влажная, не слишком холодная и не ветреная), тогда я не стану препятствовать. — Поглядев на миссис Уэстон с нежной укоризной, мистер Вудхаус прибавил: — Ах, мисс Тейлор! Если б вы не вышли замуж, то остались бы со мной дома.
— В таком случае, сэр, — воскликнул мистер Уэстон, — я, похитивший у вас мисс Тейлор, обязан, насколько это возможно, подыскать ей замену. Ежели пожелаете, я сию минуту пойду к миссис Годдард и попрошу ее побыть с вами.
Мысль о каких бы то ни было скоропалительных мерах не умерила, а, напротив, усилила беспокойство старого джентльмена, однако дамы знали, как его умиротворить: пусть мистер Вудхаус ни о чем не тревожится, все будет тщательно обдумано и улажено без спешки.
Это обещание успокоило старика настолько, что он заговорил в обыкновенной своей манере: он счастлив будет повидать миссис Годдард. Миссис Годдард — славная женщина. Пускай Эмма напишет ей пригласительную записочку, а Джеймс отвезет, но прежде нужно ответить миссис Коул.
— Извинись за меня, душенька, как можно учтивее. Скажи, что я, мол, совсем немощен, никуда не выезжаю и посему не могу принять их любезного приглашения. Сперва, конечно, вырази им мое почтение. Хотя ты всегда все правильно делаешь, мне нет нужды тебя учить. Надобно непременно сказать Джеймсу, что во вторник нам потребуется карета. Когда ты едешь с ним, я спокоен. Мы ни разу не были в верхней части Хайбери с тех пор, как туда проложили новую дорогу, но я уверен: Джеймс довезет тебя в целости и сохранности. А как доедешь, сразу скажи ему, в котором часу тебя забрать. Пускай это будет пораньше: тебе не захочется сидеть допоздна, вскоре после чаю ты почувствуешь себя очень усталой.
— Но вы ведь не желаете, papa, чтобы я уехала прежде, чем успею утомиться.
— Ах нет, милая, но ты утомишься быстро. Там будет много людей, и все они станут одновременно говорить. Такой шум тебе не понравится.
— Но сэр, — воскликнул мистер Уэстон, — ранний отъезд Эммы расстроит вечеринку!
— Тем лучше, — ответствовал мистер Вудхаус. — Всем вечеринкам не мешало бы расстраиваться пораньше.
— Однако взгляните на это глазами Коулов. Ежели Эмма заспешит домой сразу после чаю, их это может задеть. Они люди добродушные и особых претензий не имеют, но и им будет обидно, если гости, выйдя из-за стола, сейчас начнут разъезжаться. Быть может, чье-то исчезновение и останется незамеченным, но отъезд мисс Вудхаус непременно обратит на себя внимание. Уверен, сэр, вам не захочется разочаровать и огорчить Коулов — этих добрейших людей, которые вот уж десять лет с вами соседствуют.
— Ах нет, как можно? Благодарю вас, мистер Уэстон, что напомнили мне. Мне бы и вправду чрезвычайно не хотелось их обидеть. Я ведь знаю, какие это достойные люди. Мистер Перри говорит, что мистер Коул даже в рот не берет солодовых напитков. По виду можно сразу и не сказать, но мистер Коул страдает разлитием желчи. Нет, ни в коем случае я не хотел бы их огорчить. Эмма, душенька, нам придется об этом подумать. Я уверен: чтобы не причинить обиды мистеру и миссис Коул, ты согласишься превозмочь усталость и чуточку задержаться. Среди друзей ты будешь в полной безопасности.
— Разумеется, papa, за себя я вполне спокойна. Я бы без колебаний осталась у Коулов допоздна, только опасаюсь, как бы вы из-за меня не засиделись дольше обыкновенного. В обществе миссис Годдард вам, не сомневаюсь, будет очень хорошо. Она, как вы знаете, любит играть в пикет. Но когда она уедет, вы, боюсь, останетесь в гостиной, вместо того чтобы вовремя лечь спать. Эта мысль будет совершенно отравлять мое спокойствие. Вы должны обещать мне не засиживаться.
Мистер Вудхаус дал Эмме таковое обещание в обмен на несколько обещаний с ее стороны, а именно как следует отогреться, если она вернется озябшей, и покушать, если вернется голодной. Горничная непременно ее дождется, а кухарка и дворецкий по обыкновению присмотрят, чтобы все в доме было сохранно.
Глава 8
Фрэнк Черчилл возвратился. Если отцу с мачехой и пришлось, ожидая его, отложить ужин, то в Хартфилде об этом не узнали: миссис Уэстон, чрезвычайно дорожившая лестным мнением мистера Вудхауса о своем пасынке, никогда бы не сказала о молодом человеке ничего такого, что могло бы бросить на него тень, ежели только способна была это скрыть.
Он возвратился подстриженный и очень мило смеялся над собственной своей причудой, однако как будто бы нисколько ее не стыдился. Ему не было нужды жалеть ни о срезанных волосах, которые могли бы спрятать лицо, будь оно смущенным, ни о потраченных деньгах, которые подбодрили бы его дух, будь он в унынии. Увидав, что мистер Фрэнк Черчилл оживлен и весел, как обычно, Эмма сказала себе: «Не знаю, так ли это должно быть, но глупые поступки определенно перестают казаться таковыми, если их без малейшей застенчивости совершают умные люди. Подлость всегда подлость, но глупость — не всегда глупость. Все зависит от нрава тех, кого она касается. Нет, мистер Найтли, он не глупец и не вертопрах. Ежели б он им был, то сделал бы то же самое по-иному: стал бы либо чваниться, либо стыдиться. Мы увидели бы если не петушиное самодовольство, то робкие попытки слабого ума скрыть свое тщеславие. Нет, я совершенно уверена, что он не глуп и не легкомыслен».
Наступил вторник, суливший Эмме удовольствие встречи с мистером Фрэнком Черчиллом, причем встречи более долгой, чем предыдущие. Ей представлялась возможность вновь оценить его манеру себя держать — как вообще, так и в отношении к ее персоне — и сообразно этому решить, когда следует сообщить своему тону некоторую холодность. Не меньшую приятность обещали Эмме размышления о том, что подумают все те, кто впервые увидит их вместе.
Она рассчитывала провести время превосходно, более не тяготясь необходимостью ехать для этого к Коулам. Не смущало ее и то, с какой охотой всегда ужинал у них мистер Элтон, хотя даже тогда, когда он был у нее в милости, она считала эту привычку одним из его недостатков.
О комфорте отца тревожиться не приходилось: и миссис Бейтс, и миссис Годдард согласились прийти. Последняя приятная обязанность, которую Эмме надлежало исполнить перед дорогой, заключалась в том, чтобы приветствовать обеих дам, только что отужинавших вместе с хозяином, а покуда он любовался ее нарядом, отрезать им по большому куску пирога и наполнить их бокалы вином, ибо забота мистера Вудхауса о здоровье гостий, вероятно, помешала последним удовлетворить аппетит. Эмма велела подать прекрасный ужин, но, увы, не знала, удалось ли дамам его съесть.
К дому Коулов Эмма подъехала следом за чьим-то экипажем, и, к ее удовольствию, это оказался экипаж мистера Найтли. Поскольку собственного выезда он не держал, свободных денег имел мало, а здоровья, бодрости и независимого ума — вполне довольно, его гораздо чаще можно было встретить верховым или пешим, чем подобало, на взгляд Эммы, владельцу аббатства Донуэлл. Теперь мисс Вудхаус представилась возможность сердечно похвалить свойственника — благо он остановился, чтобы подать ей руку:
— Сегодня вы явились как надлежит джентльмену. Я рада это видеть.
Поблагодарив ее, он заметил:
— Мне повезло встретиться с вами именно теперь, а не в гостиной. Иначе бы вы, пожалуй, и не заметили, что сегодня я более джентльмен, чем обыкновенно, ведь ни по облику моему, ни по манерам не было бы видно, как я сюда приехал.
— Заметила бы, непременно заметила бы. Если человек сделал нечто недостойное своего положения в обществе, он бывает суетлив и выглядит сконфуженным. Вы, однако, полагаете, будто держитесь молодцом, но ваша бравада, подчеркнутое безразличие с тем же успехом выдают вас, когда мы встречаемся при таких обстоятельствах. Теперь же вам нет нужды стараться. Вы не боитесь, что в вас заподозрят смущение, и потому не пытаетесь казаться выше всех. Я с радостью войду в зал вместе с вами.
— Какие нелепости вы говорите! — добродушно возразил мистер Найтли.
Хозяева и прочие гости угодили мисс Вудхаус в неменьшей мере, чем мистер Найтли. Ее встретили с сердечностью, которая не могла не тронуть, и таким почтением, какого только можно было желать. Вскоре приехали Уэстоны: оба супруга смотрели на Эмму с любовью и пылким восхищением, а сын, приблизившись к ней, выказал веселое воодушевление, свидетельствовавшее о том, что она предмет его особого внимания. За ужином он оказался рядом, для чего, как она полагала, ему пришлось проявить некоторую ловкость.