Фрэнк Черчилл обратился к миссис Бейтс:
— Имею удовольствие, сударыня, возвратить вам очки исцеленными (по крайней мере на какое-то время).
И матушка, и дочь принялись горячо его благодарить. Спасаясь от несколько неумеренных изъявлений признательности со стороны последней, Фрэнк подошел к мисс Фэрфакс, по-прежнему сидевшей за фортепиано, и попросил:
— Не будете ли вы столь любезны исполнить один из тех вальсов, что мы танцевали вчера? Я хотел бы заново пережить те мгновения. Для вас они были, очевидно, не так сладостны, как для меня. Вы казались усталой и, верно, рады были, когда танцы завершились, но я бы все отдал — все, что только может отдать человек, — лишь бы продлить бал еще на полчаса.
Джейн сыграла.
— Какое это блаженство — вновь слышать мелодию, сделавшую тебя счастливым! Если я не ошибаюсь, этот же самый вальс звучал в Уэймуте?
Мисс Фэрфакс бросила на него быстрый взгляд, густо покраснела и заиграла другую пьесу. Фрэнк Черчилл взял ноты, лежавшие подле инструмента, и сказал Эмме:
— Вот эта вещь для меня нова. Знаете ее? Это Крамер[12]. А вот собрание ирландских песен. Не трудно догадаться, откуда оно: должно быть, прислано вместе с инструментом. Полковник Кэмпбелл очень предусмотрителен, не так ли? Он знал, что здесь мисс Фэрфакс не раздобудет нот. Этот знак внимания следует, на мой взгляд, ценить особенно высоко — как свидетельство подлинно сердечного расположения дарителя. Все-то он предусмотрел, ничего не сделал в спешке. Так заботлив может быть лишь тот, кто всей душой любит мисс Фэрфакс.
Колкость этого замечания пришлась не вполне по вкусу Эмме, и все же оно ее позабавило. Взглянув на Джейн Фэрфакс, она поймала тень улыбки, которая хоть и сопровождалась краской смущения, но вместе с тем говорила о тайном восторге. Заметив это, Эмма сочла себя вправе смеяться шуткам Фрэнка Черчилла, более не страдая от угрызений совести, ибо милая, прилежная, безупречная Джейн Фэрфакс все же лелеяла, очевидно, отнюдь не похвальные чувства.
Мистер Черчилл сел подле мисс Вудхаус со стопкой нотных тетрадей, и они стали вместе их просматривать. Улучив удобный момент, Эмма шепнула:
— Вы говорите слишком прямо. Боюсь, она понимает ваши намеки.
— Очень надеюсь. Я говорю именно для того, чтобы быть понятым, и нисколько не стыжусь своих слов.
— А мне, по правде сказать, немного совестно, и я жалею о том, что эта мысль пришла мне в голову.
— Напрасно. И вы хорошо сделали, поделившись со мной. Теперь я знаю, к чему приписать ее загадочные взгляды и странные привычки. Стыдиться нужно не вам, а ей. Ежели она поступает дурно, то должна это чувствовать.
— Полагаю, она не совсем лишена совести.
— Не слишком-то заметно. Вот, извольте: заиграла «Роберта Эдера» — его любимую ирландскую песню.
Вскоре мисс Бейтс, оказавшаяся подле окна, завидела невдалеке всадника:
— Боже мой! Да это мистер Найтли! Я должна поговорить с ним, если это можно, поблагодарить его. Здесь я не стану открывать окно, чтобы вас не простудить. Пойду лучше в комнату матушки. Смею надеяться, он не откажется зайти, когда узнает, кто у нас в гостях. Какая это радость, что все вы здесь собрались! Какая честь для нашей маленькой гостиной!
Говоря это, мисс Бейтс была уже в соседней комнате и отворяла окно, затем выглянула наружу и не замедлила окликнуть мистера Найтли. Каждое их слово было так отчетливо слышно гостям, словно было произнесено в доме.
— Как поживаете, мистер Найтли? Чудесно, благодарю. Я так признательна вам за вчерашний экипаж! Мы вернулись как раз вовремя, сразу после матушки. Прошу вас, зайдите, сделайте милость! Здесь ваши друзья…
Мисс Бейтс говорила бы, вероятно, еще долго, но мистер Найтли, решительно вознамерившись тоже быть услышанным, громко и властно произнес:
— Здорова ли ваша племянница, мисс Бейтс? Надеюсь, что все вы в добром здравии, но мисс Фэрфакс беспокоит меня особо. Не простудилась ли она вчера? Хорошо ли чувствует себя нынче?
И мисс Бейтс, лишившись возможности отступить в сторону, принуждена была дать прямой ответ на вопрос. Слушателей это позабавило. Миссис Уэстон многозначительно взглянула на Эмму, но та лишь скептически покачала головой.
— Мы вам так благодарны за карету, так благодарны! — вновь затараторила мисс Бейтс, но мистер Найтли прервал ее:
— Я еду в Кингстон. Может, вам что-нибудь нужно?
— Ах боже мой! В Кингстон? Ну надо же! Миссис Коул на днях было что-то нужно в Кингстоне.
— У миссис Коул есть слуги. Могу ли я быть полезен вам?
— Нет, благодарю вас. Вы бы лучше зашли. Знаете ли вы, кто у нас в гостях? Мисс Вудхаус и мисс Смит. Они любезно заглянули к нам послушать новое фортепьяно. Прошу вас, оставьте коня в «Короне» и приходите!
— Ну что ж, — раздумчиво произнес мистер Найтли, — разве что на пять минут…
— А еще к нам пожаловали миссис Уэстон и мистер Черчилл. Какое это наслаждение, когда рядом столько друзей!
— Спасибо, но я, пожалуй, все же загляну в другой раз: сейчас у меня и двух минут не найдется — нужно срочно ехать в Кингстон.
— Ох, ну войдите же! Они так рады будут видеть вас!
— Нет, ваша гостиная и так уж полна. Я зайду к вам в другой день и послушаю пианино.
— Ах как жаль! Ах, мистер Найтли, какой чудесный, какой приятный вечер был вчера! Случалось ли вам видеть, чтобы молодежь так славно танцевала? Ну разве не прекрасно… мисс Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилл… Бесподобно!
— В самом деле бесподобно, иначе не скажешь, ведь, полагаю, они оба слышат каждое наше слово. Однако я не понимаю, — повысил голос еще сильнее мистер Найтли, — отчего бы не отметить также и мисс Фэрфакс. На мой взгляд, она танцует очень хорошо, а миссис Уэстон аккомпанирует так, как никто другой во всей Англии. Теперь же, если ваши друзья умеют быть благодарными, то в ответ непременно столь же громко похвалят и нас с вами, но слушать это мне недосуг.
— Мистер Найтли, еще секундочку! Это очень важно! Мы с Джейн так потрясены! Мы так потрясены были, когда получили ваши яблоки!
— В чем же дело?
— Ах, вы послали нам весь ваш запас! Говорили, будто у вас еще много, а сами ни единого яблочка себе не оставили! Ах как это нас потрясло! Миссис Ходжиз, верно, очень сердита. Уильям Ларкинс нам все рассказал. Вам не следовало присылать нам так много, не следовало… О! Вот уж он и ускакал! Не терпит, когда его благодарят. Однако ж я думала, он зайдет, и тогда грех было бы не упомянуть… Что ж, — вздохнула мисс Бейтс, возвращаясь в гостиную, — на сей раз по-моему не вышло. Мистер Найтли не смог к нам заглянуть. Он спешит в Кингстон. Спрашивал, не нужно ли нам…
— Да, — прервала его Джейн, — мы слышали его любезное предложение. И все остальное также.
— Ах, голубушка! Это и не удивительно, ведь и дверь, знаешь ли, открыта, и окно, и говорили мы с мистером Найтли так громко… Конечно же, здесь каждое слово было слышно. Как я уже сказала, он спросил, не нужно ли нам чего-нибудь в Кингстоне… О! Мисс Вудхаус, вы уже уходите? Вы ведь только что пришли! Такая любезность с вашей стороны!
Эмма и правда сочла за лучшее пойти домой: визит и так затянулся. Миссис Уэстон и ее спутник, взглянув на часы, тоже были удивлены, что время близилось к полудню. Теперь они только и могли себе позволить, что проводить барышень до ворот Хартфилда, прежде чем возвратиться в Рэндалс.
Глава 11
Прожить без танцев, вероятно, возможно. Известно, что иные молодые люди по многу месяцев не посещают никаких, даже самых скромных, балов, и это не причиняет видимого ущерба ни телу их, ни уму. Но стоит только начать, стоит хотя бы слегка ощутить радость быстрого движения — и только очень тяжелая неповоротливая натура не запросит большего.
Фрэнк Черчилл танцевал в Хайбери однажды и жаждал танцевать еще. В разговорах о том, как бы это устроить, они с Эммой провели последние полчаса того вечера, когда Уэстонам удалось зазвать мистера Вудхауса к себе в гости. Фрэнк подумал о бале первым и ухватился за эту мысль с большим жаром, нежели его знакомая, которая яснее сознавала возможные трудности и была придирчивее в отношении вместительности и убранства зала. Однако и она увлеклась идеей бала вполне всерьез: пускай бы хайберийское общество еще раз увидело, как восхитительно танцуют мистер Черчилл и мисс Вудхаус. В танце она не боялась сравнения с мисс Фэрфакс, а ежели не принимать во внимание тщеславных соображений, то и само по себе это занятие сулило немалую радость. Посему Эмма охотно помогла Фрэнку Черчиллу измерить шагами сперва ту комнату, в которой они находились, а затем и другую в надежде на то, что она, вопреки уверениям хозяина дома, окажется чуть-чуть побольше.
Предложение устроить в Рэндалсе второй бал по образцу первого — с теми же танцорами и под тот же аккомпанемент — было с готовностью одобрено. Мистер Уэстон восторженно поддержал эту затею, а миссис Уэстон обещала играть до тех пор, покуда молодежь не устанет. Следующее дело, весьма занимательное, состояло в том, чтобы решить, кто именно будет приглашен и для всех ли найдется место.
— Вы, мисс Смит да мисс Фэрфакс — это трое. Две барышни Кокс — пять, — снова и снова считал Фрэнк. — Затем Гилберты (их двое), молодой Кокс, мой отец и я сам. Да еще мистер Найтли, хотя он, кажется, не танцует. Этого вполне довольно для веселых танцев. Так значит, вы, мисс Смит и мисс Фэрфакс — три, девицы Кокс — пять. Для пяти пар у нас достанет места.
Последние слова, однако, не встретили всеобщего согласия:
— А точно ли места достанет? Я, по правде сказать, сомневаюсь.
— Да и не слишком ли это мало — всего пять пар? Если подумать серьезно, то пять пар — это совсем ничто. Одно дело, ежели танцы импровизированные, но стоит ли нарочно устраивать бал для десяти человек?
Кто-то сказал, что к мистеру Гилберту приедет сестра, и ее тоже надобно пригласить, а кто-то другой — что и миссис Гилберт, вероятно, не отказалась бы потанцевать. Вспомнили также о втором сыне Коксов, о родственниках, которых нельзя не пригласить, и о знакомых, которых грешно обойти вниманием. Так число гостей возросло вдвое, и теперь х