Миссис Уэстон предложила вовсе не подавать ужин, а лишь накрыть в маленькой комнате стол с сандвичами и легкими закусками, но это предложение было с негодованием отвергнуто: дать бал, не предварив его подобающим застольем, означало бы бессовестно попрать права гостей. Нет, об этом миссис Уэстон даже заикаться более не следовало. Решив выйти из затруднения, довольствуясь тем, что есть, она опять заглянула в комнату, прилегающую к залу, и сказала:
— Пожалуй, тут не так уж и тесно. Нас ведь будет не очень много.
В ту же минуту мистер Уэстон, широкими шагами измерявший коридор, воскликнул:
— Ты говоришь, моя дорогая, будто отсюда до столовой очень далеко? Вовсе нет! И с лестницы нисколько не тянет!
— Знать бы, — вздохнула жена, — что предпочтут гости. Ведь наша цель — доставить им сколь возможно большее удовольствие. Если б мы могли предугадать желание большинства…
— Да, — согласился Фрэнк, — это очень верно, что вы желаете спросить совета соседей, и вполне резонно. Отчего бы нам не заручиться мнением главных наших друзей? Коулов, например? Они ведь здесь, недалеко. Или мисс Бейтс? Она живет еще ближе и, полагаю, вполне способна судить о предпочтениях остальных. Так не сходить ли мне за ней, как по-вашему?
— Если желаете… — сказала миссис Уэстон не без некоторых колебаний. — Если полагаете, что она может быть полезна…
— От нее вы толку не добьетесь, — возразила Эмма. — Она осыплет вас изъявлениями восторга и благодарности, а по делу не скажет ни слова. Даже вопросов ваших толком не услышит. Не вижу ни малейшей нужды ее звать.
— Однако она презабавная дама! Обожаю слушать, как она щебечет. Ну а все их семейство нам, конечно, ни к чему.
В эту минуту возвратился мистер Уэстон и, услыхав, о чем речь, решительно согласился с сыном:
— А и в самом деле, Фрэнк, ступай. Приведи мисс Бейтс, и покончим с этим. Ей, я уверен, понравится наш замысел, и она лучше, чем кто бы то ни было, покажет нам, как следует мириться с трудностями. Мы, кажется, сделались очень уж привередливы, а она умеет всегда быть довольной. Давай же, приведи мисс Бейтс. Приведи их обеих.
— Как, сэр? И старую даму тоже позвать?
— Зачем старую? Молодую, конечно же! Я сочту тебя, Фрэнк, малость глуповатым, ежели ты вместо племянницы приведешь тетушку.
— О, прошу прощения, сэр: совсем забыл о ней. Само собою, ежели вам угодно, я приглашу их обеих.
С этими словами Фрэнк удалился, а незадолго до того, как возвратился в обществе маленькой аккуратной суетливой тетушки и ее утонченной племянницы, миссис Уэстон, дама мягкосердечная и супруга примерная, повторно исследовала коридор. На сей раз ей не показалось, что ходить по нему будет очень уж неудобно. Трагедия уменьшилась до пустяка, и мучительные сомнения по части ужина остались позади. Все же прочее, насколько она могла предположить, обещало устроиться вовсе безо всяких помех. Мелкие вопросы, касавшиеся стола и стульев, свечей и музыки, чая и ужина, или решились сами собой, или были пока оставлены, с тем чтобы миссис Уэстон и миссис Стоукс в любое время уладили их между собой. Опасаться, что кто-то из приглашенных не явится, как будто бы не приходилось. Фрэнк уже отправил в Энском письмо, в котором просил позволения задержаться на несколько дней, и рассчитывал на благоприятный ответ.
Бал обещал быть чудесным — с этим всей душой согласилась и мисс Бейтс. Как в советчице в ней уже не нуждались, но ее одобрение устроители приняли с искренним удовольствием. То, как горячо и неустанно она хвалила их замысел в целом и в частностях, не могло не доставлять радости. Следующие полчаса компания расхаживала из комнаты в комнату, высказывая различные предположения и делая какие-то замечания, ну а более всего предвкушая будущее веселье. Герой предстоящего бала лишь тогда согласился покинуть «Корону», когда мисс Вудхаус наконец обещала ему два первых танца. При этом она слышала слова, которые мистер Уэстон шепотом сказал супруге: «Он ее ангажировал, душа моя! Вот и отлично. Я это знал».
Глава 12
Лишь одно обстоятельство омрачало для мисс Вудхаус радость предстоящего бала: назначенный день выходил за пределы отпущенного Фрэнку Черчиллу двухнедельного срока. В отличие от мистера Уэстона Эмма не была уверена в том, что тетка позволит племяннику задержаться хотя бы немного, но устроить бал раньше никак не получалось: приготовления требовали времени, и до истечения второй недели ничего нельзя было толком успеть. Посему, приступая к работе, устроители имели, на взгляд Эммы, немалое основание опасаться, что все их планы, труды и надежды окажутся напрасными.
Черчиллы, однако, были великодушны — если не на словах, то на деле. Хоть просьба Фрэнка и вызвала явное неудовольствие, отказом ему не ответили. Все решилось благополучно, и мисс Вудхаус теперь могла бы успокоиться, если бы одно ее сомнение, как это обыкновенно бывает, не уступило место другому: Эмму начинало тревожить равнодушие мистера Найтли. То ли оттого, что сам он не танцевал, то ли оттого, что устроители не спросили его совета, он, казалось, намеренно не выказывал ни малейшего интереса к балу и не связывал с этим событием никаких радостных ожиданий. Не дожидаясь вопросов, Эмма по собственной воле рассказывала ему о том, как идут приготовления, а в ответ получала холодные замечания:
— Превосходно. Ежели Уэстонам не жаль потратить столько сил ради нескольких часов шумного развлечения, то и я ничего не имею против. Однако я предпочел бы, чтобы никто не решал за меня, как мне следует веселиться. О, разумеется, я там буду. Отказаться нельзя. Приду и постараюсь как возможно дольше не уснуть. Но, признаюсь, с гораздо большей охотой я провел бы вечер дома за проверкой недельного отчета Уильяма Ларкинса. В том, чтобы наблюдать за танцующими, для меня удовольствия мало. Никогда не смотрю, да и никто другой, по-моему, тоже. Я убежден, что хороший танец, подобно истинной добродетели, — сам себе награда. Те же, кто не танцует, обыкновенно бывают заняты совершенно посторонними мыслями.
Эмма злилась, видя в этих словах упрек себе, однако не были они комплиментом и для Джейн Фэрфакс. Если бы мистером Найтли руководили чувства этой девицы, он не говорил бы с такою холодностью и с таким раздражением о бале, мысль о котором приводила ее в чрезвычайный восторг. Она словно бы ожила, сделалась откровенней и однажды без всякого понуждения сказала: «О, мисс Вудхаус! Как бы мне хотелось, чтобы бал в самом деле состоялся! Будет ужасно обидно, если что-то ему помешает. С огромной охотой жду я этого вечера». Стало быть, общество Джейн Фэрфакс мистер Найтли предпочел обществу Уильяма Ларкинса. Миссис Уэстон ошиблась — теперь Эмма видела это еще яснее. Да, он испытывал к племяннице мисс Бейтс дружелюбное и сочувственное расположение, но никак не любовь.
Увы, скоро споры с мистером Найтли о бале потеряли всякий смысл. После двух дней радостной уверенности в том, что затея осуществится, все надежды рухнули. Черчиллы прислали письмо, в котором требовали незамедлительного возвращения племянника. Тетушке нездоровилось — настолько, что его присутствие было необходимо. По словам ее супруга, двумя днями ранее она уже была больна, но не упомянула об этом в предыдущем своем письме из нежелания огорчить Фрэнка, а также в силу привычки нисколько не думать о себе. Теперь же она слишком плоха, чтобы ждать, и вынуждена просить племянника немедля выехать в Энском.
О содержании этого письма Эмма вскорости узнала из записки, полученной от миссис Уэстон. Отъезд Фрэнка Черчилла был неизбежен: в ближайшие же часы ему надлежало отправиться в путь. Никакая тревога за тетушку не смягчала его чрезвычайного неудовольствия, ибо он знал, что она никогда не болеет без выгоды для себя. «Ему только на то и осталось времени, — писала миссис Уэстон, — чтобы сходить после завтрака в Хайбери и проститься с теми, кто, как он думает, успел проникнуться к нему дружеским участием. Очень скоро будет он, вероятно, и в Хартфилде».
Это печальное известие застало Эмму за утренним столом. Прочитав записку, она уж ничем не могла себя занять, кроме горестных восклицаний и стонов. Несостоявшийся бал, отъезд молодого джентльмена, покидавшего Суррей с чувствами, ведомыми лишь ему одному, — о, как это было печально! Какой восхитительный вечер мог бы у них получиться! Все были бы так счастливы, а она и ее кавалер — более всех! «Я говорила, что так будет», — мысленно твердила Эмма, не находя иного утешения.
Чувства ее батюшки были совсем иного рода. Мистер Вудхаус беспокоился прежде всего о здоровье миссис Черчилл и желал знать, как ее лечат, ну а касательно бала он говорил, что ему, конечно, тяжко видеть разочарование душеньки Эммы, зато дома им точно не угрожает простуда.
Посетитель явился несколько позже, нежели мисс Вудхаус ожидала, однако если это и свидетельствовало об отсутствии нетерпеливого желания скорей ее увидеть, то подавленный вид молодого джентльмена все искупал. Предстоящий отъезд так угнетал его, что он едва мог говорить о своем горе и даже не скрывал уныния. Просидев первые несколько минут в задумчивости, он, словно бы пробудившись, коротко сказал:
— Ничто не может быть хуже расставания.
— Но вы же вернетесь, — промолвила Эмма. — Это не последний ваш визит в Рэндалс.
— Ах, если бы я только знал, когда смогу возвратиться! — покачал головой Фрэнк Черчилл. — О, я приложу все усилия, это станет предметом всех моих мыслей и забот! Если нынешней весной дядя с теткой поедут в Лондон… только вот в прошлом году они не ездили, и я боюсь, что обычай этот вовсе заброшен.
— Бедный наш бал! Придется о нем позабыть.
— Ах, бал! Для чего мы медлили? Зачем не подарили себе эту радость, пока было еще возможно? Как часто глупые ненужные приготовления рушат человеческое счастье! А ведь вы предрекали такой исход. Ох, мисс Вудхаус, отчего вы всегда правы?
— Сейчас я и сама не рада своей правоте. Иногда приятней веселиться, чем тешить себя сознанием собственной мудрости.