о не требую, но без нее, без музыки, мое существование сделалось бы безрадостным.
— И мистер Элтон, надо полагать, — промолвила Эмма с улыбкой, — поспешил вас уверить, что хайберийское общество сплошь состоит из музыкантов. Надеюсь, вы не осудили его слишком строго за эту безобидную ложь, приняв во внимание то, каким побуждением он был руководим.
— Ах нет, на сей счет я не имею никаких сомнений. Я счастлива оказаться в таком кругу. Мы с вами непременно станем устраивать милые маленькие концерты. Полагаю, мисс Вудхаус, нам следует учредить музыкальный клуб, который будет еженедельно собираться в вашем доме или в нашем. Ну не славный ли это план? Думаю, нам не придется долго ждать появления единомышленников. Начинание подобного рода очень пошло бы мне на пользу, потому что заставляло бы регулярно упражняться. Мы, замужние женщины — ох, это, знаете ли, довольно прискорбно — слишком часто бываем склонны забросить музыкальные занятия.
— Однако вам, столь пылко любящей музыку, эта опасность, полагаю, не страшна?
— Надеюсь, и все же, глядя на свое окружение, я невольно трепещу. Селина совершенно забросила фортепьяно, даже не прикасается к нему, хотя прежде так чудесно играла. То же могу сказать и о миссис Джеффериз, урожденной Кларе Партридж, и об обеих барышнях Милман (в замужестве миссис Берд и миссис Джеймс Купер), и о многих других — всех не перечислишь. Этих примеров, право, достаточно для того, чтобы внушить мне тревогу. Помнится, я злилась на Селину, но теперь начинаю понимать, сколько хлопот у замужней женщины. Сегодня мне пришлось, пожалуй, не меньше получаса толковать с экономкой.
— Но домашние дела скоро наладятся, — успокоила Эмма.
— Как знать? — рассмеялась миссис Элтон. — Посмотрим.
Решив, что собеседница, по-видимому, решительно вознамерилась забросить музыку, мисс Вудхаус более ничего не сказала. После короткого молчания жена викария избрала новый предмет для разговора:
— Мы были в Рэндалсе, застали обоих хозяев дома. Они, кажется, весьма приятные люди и очень понравились мне. Мистер Уэстон, сколько я могу судить, — прекрасный человек. Уверяю вас, он тотчас сделался моим любимцем. Ну а в миссис Уэстон есть такая неподдельная доброта, такая материнская сердечность, какая не может к себе не располагать. Я слышала, она была вашей гувернанткой?
Пораженная таким вопросом, Эмма только и сумела, что пробормотать «да», однако миссис Элтон вовсе не нужен был ответ.
— Зная это, я не могла не удивиться, до чего благородно она держится — как настоящая дама!
— Все, что говорит и делает миссис Уэстон, всегда отличалось уместностью, простотой и изяществом. Всякая молодая женщина без колебаний может брать ее манеры за образец.
— А знаете ли вы, кто пришел, пока мы были в Рэндалсе?
Эмма не знала. Судя по тону миссис Элтон, это был старый знакомый. Но как угадать, кто именно?
— Найтли! — воскликнула жена викария. — Сам Найтли! Ну не повезло ли нам? Прежде я его не видела (меня не оказалось дома, когда он к нам заходил), и, конечно, мне очень любопытно было взглянуть — ведь он такой приятель моему мужу. Мистер Э. так часто поминал своего друга Найтли, что мне уж не терпелось встретиться с ним. Надобно отдать моему caro sposo[13] справедливость: такого друга стыдиться не приходится. Истинный джентльмен! Он очень пришелся мне по душе. Я решительно считаю, что у него благороднейшие манеры.
К счастью, время визита истекло. Мистер и миссис Элтон ушли, и Эмма, вздохнув с облегчением, едва за посетителями закрылась дверь, воскликнула:
— Несносная женщина! Совершенно несносная! Куда хуже, чем я предполагала.
«Найтли! Ушам своим не верю! Найтли! — продолжила мысленно бушевать Эмма. — Видит его в первый раз и зовет Найтли! Да еще делает открытие, что он джентльмен! Выскочка! До чего в ней все вульгарно: „мистер Э.“, „caro sposo“, „богатство души“! Эта дерзкая напыщенность, это жеманство низкого пошиба! Она, видите ли, обнаружила, что мистер Найтли — джентльмен! Сомневаюсь, чтобы он мог сделать ей ответный комплимент, признав ее истинной леди. Невероятно! А я еще должна устраивать вместе с ней музыкальный клуб! Как будто мы лучшие подруги! Ей, видите ли, удивительно, что женщина, меня воспитавшая, имеет благородные манеры! Час от часу не легче. Никогда еще я не видела этакой наглости. Даже вообразить себе не могла ничего подобного. Всякое сравнение с этой особой — оскорбление для Харриет. Ах, что бы, интересно знать, сказал Фрэнк Черчилл, будь он здесь? Верно, разозлился бы. Ну вот, опять я думаю о нем! Всегда о нем — первым делом. Всякий раз он неизменно мне вспоминается, и я ничего не могу с собой поделать».
Эти мысли пронеслись в мозгу Эммы так быстро, что, когда ее отец после некоторой суеты, вызванной уходом Элтонов, вновь уселся и приготовился говорить, она уже могла слушать его с достаточным вниманием.
— Ну, моя душенька, — начал не спеша мистер Вудхаус, — мы, конечно, видим ее в первый раз, но покамест она производит впечатление приятнейшей молодой дамы. По-моему, ты очень ей понравилась. Правда, говорит она чересчур быстро. Такая речь несколько режет ухо. Но я, должно быть, слишком придирчив. Не люблю чужих голосов. Никто не умеет разговаривать так, как ты и бедняжка мисс Тейлор. И все же миссис Элтон кажется очень любезной, благовоспитанной молодой дамой. Несомненно, она будет мистеру Элтону хорошей женой. Хотя, по-моему, лучше бы ему вовсе не жениться. Я извинился, как только сумел, за то, что не мог посетить их, дабы лично поздравить со счастливым событием. Дескать, быть может, летом отважусь… Но нет, мне надлежало нанести визит раньше. До чего неучтиво не навестить новобрачных! Однако я так немощен! Кроме того, мне не нравится поворот на Викариеву дорогу.
— Мистеру Элтону это известно. Не сомневайтесь: он охотно принял ваши извинения.
— Да, но дама, новобрачная… Я все же должен был засвидетельствовать ей почтение. Мне очень неловко.
— Но, дорогой papa, вы ведь не самый горячий сторонник супружества. Так зачем же вам непременно идти с поздравлениями к даме, вышедшей замуж? Этим вы только ложно себя зарекомендуете: вдруг кто подумает, будто вы всем советуете жениться, ежели при своем образе жизни не позволили себе пренебречь свадебным визитом.
— Нет, душенька, жениться я никому не советую, но не оказать должного внимания леди, тем более новобрачной, — это все же дурно. По общему признанию, новобрачная вправе ждать от других особенной обходительности. Кто бы ни были ее друзья и соседи, они обязаны всюду оказывать ей предпочтение.
— Что ж, papa, если это не есть поощрение женитьбы, то я, право, не знаю… Не думала я, будто вы считаете необходимым тешить подобным образом тщеславие молодых женщин.
— Ты, душенька, все никак в толк не возьмешь: дело касается в целом учтивости и хорошего воспитания, а одобряю ли я женитьбу — это здесь совсем даже ни при чем.
Мисс Вудхаус умолкла. Папенька не понимал ее, и в нем уже сделалось заметно некоторое беспокойство. Ум Эммы обратился к миссис Элтон, чье оскорбительное поведение еще долго, очень долго занимало ее мысли.
Глава 15
В последующие дни не случилось ничего такого, что побудило бы Эмму переменить дурное мнение о миссис Элтон. Напротив, она только убедилась в верности своих наблюдений. Ежели при второй встрече супруга викария показалась ей напыщенной, самонадеянной, фамильярной, невежественной и неучтивой, то и в дальнейшем эта особа не утратила в ее глазах означенных качеств. Миссис Элтон обладала недурной наружностью и усвоила кое-какие светские привычки, но была настолько глупа, что воображала себя еще и просветительницей, чье появление преобразит жизнь провинциального общества. Собственное девичество виделось ей в таком блеске, какой могла затмить одна лишь теперешняя ее слава.
Не было оснований предполагать, чтобы мистер Элтон воспринимал свою супругу иначе. Викарий был, казалось, не только счастлив, но и горд и вид имел такой, будто без конца сам себя поздравлял с тем, что привез в Хайбери жену, с которой даже мисс Вудхаус не могла сравниться. Местное общество осталось весьма довольно миссис Элтон, ибо состояло из людей, которые, подобно мисс Бейтс, были щедры на похвалу или вовсе не имели привычки смотреть на ближнего критически. Иные же попросту предпочли думать, будто новобрачная в самом деле так умна и мила, как желает казаться. Комплименты в адрес миссис Элтон передавались из уст в уста, не встречая препятствий со стороны мисс Вудхаус, которая охотно повторяла свой первоначальный благосклонный отзыв: «Очень мила и изящно одета».
В одном пасторша даже переменилась в худшую сторону: ее отношение к Эмме сделалось менее приязненным. Обиженная, вероятно, тем, как сдержанно та приняла предложение дружбы, она, в свою очередь, тоже отстранилась и постепенно сделалась гораздо холоднее. Эмма была рада, что избавилась от необходимости часто терпеть общество викариевой жены, но при этом, задетая ее неприязнью, стала думать о ней еще менее лестно, чем прежде. Кроме того, мистер Элтон и его супруга были нелюбезны с мисс Смит: говорили о ней пренебрежительно или с насмешкой. Эмма надеялась, что это быстро излечит Харриет, и все же такое поведение пасторской четы не могло не удручать. Викарий, конечно же, не утаил от жены, что бедняжка мисс Смит была в него влюблена с легкой руки мисс Вудхаус, причем, вероятнее всего, представил эту историю в таком свете, который был наиболее выгоден ему и наименее — Эмме. Она, разумеется, сделалась предметом общей неприязни супругов: когда говорить больше не о чем, всегда приятно перебрать косточки мисс Вудхаус, — однако открыто выказать неуважение ей самой они не смели, предпочитая вымещать дурные чувства на Харриет.
К Джейн Фэрфакс миссис Элтон, напротив, прониклась большою симпатией, причем с самого начала, а не тогда только, когда дружба с одной девицей могла стать следствием вражды с другой. Не ограничиваясь разумной похвалой и естественным выражением восхищения, пасторша стремилась быть для Джейн лучшей подругой и участвовать во всех ее делах, не дожидаясь ни просьб, ни даже позволения. При третьей встрече с Эммой, еще до своего охлаждения к ней, миссис Элтон только и делала, что воспевала хвалу их общей соседке: