— Джейн Фэрфакс совершенно обворожительна! Я прямо-таки покорена ею, мисс Вудхаус. Такая очаровательная, такая интересная барышня! Такие мягкие изящные манеры! А сколькими талантами она наделена! Уверяю вас, способности у нее в самом деле необыкновенные. Я достаточно разбираюсь в музыке, чтобы об этом судить. Ах, до чего же она мила! Вы можете смеяться над моим пылом, но я и вправду говорю все о ней да о ней. Следует ли, однако, удивляться? Ведь ее положение не может не пробуждать сочувствия! Мисс Вудхаус, мы обязаны приложить усилия и чем-то помочь мисс Фэрфакс, обязаны сделать ее предметом всеобщего внимания. Такой талант не должен пропадать в безвестности.
Как часто лилия цветет уединенно, в пустынном воздухе теряя запах свой[14].
Вам, верно, знакомы эти дивные строки. Нельзя допустить, чтобы они были верны в отношении нашей дорогой мисс Фэрфакс.
— Не думаю, чтобы этого следовало опасаться, — спокойно возразила Эмма. — Когда вы лучше узнаете мисс Фэрфакс и вам станет известно, как она жила в доме полковника и миссис Кэмпбелл, то едва ли сможете думать, будто ее таланты никому не известны.
— Ах, моя дорогая мисс Вудхаус, то было раньше; теперь же она в тени, в совершенном забвении. Какими бы преимуществами ни пользовалась она у Кэмпбеллов, все это, очевидно, осталось для нее позади. Она, полагаю, чувствует невозвратную перемену своего положения. Бесспорно, чувствует — недаром она так робка и молчалива. Сейчас видно, что некому ее ободрить. Этим бедняжка нравится мне еще больше. Признаюсь, я вообще склонна симпатизировать робости, однако в наше время нечасто встречаешь в людях это свойство. В нижестоящих оно чрезвычайно привлекательно. О, поверьте мне: Джейн Фэрфакс — восхитительное существо, и я не могу выразить, как сильно расположена к ней.
— Ваше сочувствие мисс Фэрфакс не вызывает сомнений, однако я не знаю, чем вы предполагаете ей помочь, если даже другие, более давние ее друзья и соседи могут только…
— Дорогая моя мисс Вудхаус! Тем, кто отважится действовать, подвластно многое. Мы с вами не должны бояться. Стоит нам подать пример, и многие ему последуют, насколько сумеют, — не у всех людей возможности одинаковы. У вас и у меня есть экипажи, которые могли бы доставлять Джейн Фэрфакс к нам, а затем отвозить домой. Мы живем на такую ногу, что присутствие гостьи за столом никогда не стеснит. Я была бы очень расстроена, ежели бы Райт подала нам ужин, которым нельзя угостить нескольких друзей. Однако я мало в этом разбираюсь, поскольку совсем не приучена к ведению домашнего хозяйства и, в силу прежних своих привычек, быть может, слишком расточительна. Пожалуй, я более, чем следовало бы, подражаю «Кленовой роще», хотя мы с мужем, конечно, признаем, что наши доходы не идут ни в какое сравнение с доходами моего брата, мистера Саклинга. Как бы то ни было, я твердо намерена оказать внимание Джейн Фэрфакс. Я часто буду принимать ее у себя и введу во все другие дома, в какие сама вхожа. Я стану устраивать музыкальные вечера, где она сможет показать свой талант, и постараюсь не упустить благоприятного случая. Знакомства у меня до того обширные, что в скором времени непременно отыщется для нее подходящее место. Разумеется, я наилучшим образом рекомендую Джейн Фэрфакс братцу и сестрице, когда они приедут. Это полностью развеет ее страх, ибо их манеры во всех отношениях очень приятны. Я часто буду приглашать Джейн к себе, пока братец и сестрица у меня гостят, а во время некоторых наших прогулок для нее, я полагаю, даже найдется место в ландо.
«Бедная Джейн Фэрфакс! — сказала себе Эмма. — Таких мук ты не заслужила. Быть может, ты и не права перед миссис Диксон, но терпеть благодеяния миссис Элтон — это наказание уж слишком сурово для тебя. Джейн Фэрфакс то, Джейн Фэрфакс се… О боже! Надеюсь, хотя бы меня она не называет за глаза Эммой Вудхаус? Как знать? Эта женщина, право, нисколько не следит за своим распущенным языком!»
Более Эмме не пришлось выслушивать подобных излияний, адресованных непосредственно ей — «дорогой мисс Вудхаус». Миссис Элтон скоро охладела к ней и оставила ее в покое. Теперь уж никто не принуждал Эмму поддерживать задушевную дружбу с викариевой женой или оказывать под руководством последней деятельное покровительство Джейн Фэрфакс. Лишь из разговоров с другими соседями узнавала мисс Вудхаус о помыслах и деяниях миссис Элтон.
Наблюдать ее благотворительность и те чувства, какие она ею пробуждала, было довольно любопытно. Мисс Бейтс отвечала покровительнице своей племянницы самой что ни на есть простой, бесхитростной и теплой признательностью. Пасторша сделалась в ее глазах тем, чем и желала казаться, — истинной героиней, чудесной, любезнейшей, образованнейшей женщиной, милостивой попечительницей обездоленных. Эмму удивляло, что и сама мисс Фэрфакс как будто бы терпит миссис Элтон. То и дело в хайберийском обществе говорили, что она была у Элтонов, гуляла с ними, провела у них целый день. Ну не странно ли это было? Эмма не могла понять, как вкус и гордость мисс Фэрфакс позволяют ей водить знакомство и даже дружбу с пасторской четой. «Эта девушка — сущая головоломка для меня, — думала мисс Вудхаус. — Сперва добровольно обречь себя на пребывание в этой глуши, сопряженное со всевозможными лишениями, а теперь еще и выносить участие миссис Элтон, слушая ее нестерпимую болтовню, вместо того чтобы возвратиться к тем, кто стоит гораздо выше и кто всегда выказывал ей искреннюю и щедрую привязанность».
Сперва предполагалось, что Джейн пробудет в Хайбери три месяца — это время Кэмпбеллы намеревались провести в Ирландии. Теперь же они обещали дочери остаться по меньшей мере до Иванова дня[15] и вновь пригласили свою воспитанницу к ним присоединиться. По словам мисс Бейтс (из чьих уст хайберийское общество узнавало все новости, касавшиеся мисс Фэрфакс), Джейн получила от миссис Диксон письмо, в котором та весьма настойчиво приглашала ее приехать. От всяких тягот путешествия она была бы избавлена: Кэмпбеллы взяли бы на себя расходы и прислали бы за ней слуг, — однако Джейн все же отказалась!
«Если она отклонила такое предложение, то у нее, наверное, есть на то какая-та скрытая причина, и очень значительная, — заключила Эмма. — Она несет некую кару, назначенную ей либо Кэмпбеллами, либо ею самой. В ее поведении нельзя не ощутить великого страха, великой осмотрительности, а иногда и великой твердости. К Диксонам она не поедет: таков приговор, подписанный кем-то. И все-таки к чему ей терпеть Элтонов? Это уже другая загадка».
Когда Эмма вслух задала последний вопрос в присутствии тех немногих, кто знал ее истинное мнение о супруге викария, миссис Уэстон предложила такой ответ:
— Едва ли мисс Фэрфакс вкушает в пасторском доме какие-либо особенные радости, и все же, милая Эмма, это, видимо, лучше, чем вовсе никуда не выходить. Мисс Бейтс — добрая душа, но в качестве постоянной компаньонки может быть докучлива. Прежде чем осуждать вкус мисс Фэрфакс, мы должны принять во внимание то, из чего она выбирает.
— Вы правы, миссис Уэстон, — с жаром ответил мистер Найтли. — Мисс Фэрфакс способна составить суждение о миссис Элтон не хуже любого из нас и предпочла бы другое общество, если бы имела такую возможность. Однако никто, кроме жены викария, не уделяет ей внимания.
Эмма смутилась, заметив его укоризненную улыбку и почувствовав к тому же, что и миссис Уэстон украдкой на нее взглянула, и, слегка зардевшись, возразила:
— Полагаю, такие знаки внимания, какие делает миссис Элтон, должны бы скорее оттолкнуть, чем привлечь мисс Фэрфакс. Я не думала, чтобы приглашения, получаемые от этой дамы, могли быть заманчивы.
— Не удивлюсь, — заметила миссис Уэстон, — если мисс Фэрфакс посещает дом Элтонов против собственной склонности, движимая тетушкиным страстным желанием быть благодарной. Вероятно, бедная мисс Бейтс навязала племяннице кажущуюся близость с миссис Элтон, хотя собственный ее разум, несмотря на естественное стремление к небольшому разнообразию, противился такому сближению.
Обе дамы с некоторым волнением ждали ответа мистера Найтли, и тот, помолчав немного, промолвил:
— Следует учитывать еще одно обстоятельство. Миссис Элтон говорит с самой мисс Фэрфакс иначе, нежели о ней. Как всем нам известно, обсуждать человека за глаза — одно дело, беседовать с ним лично — совсем другое. В общении между собой мы все ощущаем влияние чего-то выходящего за границы простой учтивости, чего-то, что усвоено нами раньше. Говоря с человеком, мы не позволим себе тех неприятных намеков, которыми, вероятно, сыпали часом раньше. Мы все ощущаем по-иному. Такова общая закономерность, а кроме того, не сомневайтесь, что своим превосходством (как ума, так и манер) мисс Фэрфакс внушает миссис Элтон страх, и, говоря с нею с глазу на глаз, эта женщина в полной мере выказывает ей должное почтение. Миссис Элтон, возможно, никогда прежде не встречала таких, как Джейн Фэрфакс, и, при всем тщеславии, не может не видеть, как много она уступает новой своей знакомой если не умом (этого она, вероятно, не понимает), то по крайней мере умением себя держать.
— Я знаю, сколь лестно ваше мнение о Джейн Фэрфакс, — заметила Эмма, подумав о маленьком Генри.
Испытывая тревогу, к которой примешивалась деликатность, она не нашлась что еще сказать.
— Да, — ответил мистер Найтли. — Я ни от кого этого не скрываю.
— И все же… — бросив на него лукавый взгляд, начала Эмма, но тут же осеклась: нет, пожалуй, лучше узнать всю огорчительную правду сразу, — а потому торопливо продолжила: — Вы, пожалуй, и сами не вполне сознаете, насколько высоко ставите мисс Фэрфакс. Боюсь, однажды ваше собственное восхищение ею может вас удивить.
В эту минуту мистер Найтли сражался с нижними пуговицами своих толстых кожаных гетр, пытаясь их застегнуть. То ли от физического усилия, то ли по иной причине лицо его было красно, когда он ответил:
— О, и вы туда же? Однако мистер Коул безнадежно вас опередил. Он сделал мне такой намек еще месяца полтора назад.