— Но ведь не под дождем же, я полагаю?
— Когда я выходила из дому, дождя не было и в помине.
Мистер Джон Найтли улыбнулся:
— Вероятно, вам очень хотелось совершить эту прогулку. Когда мы вас увидели, вы и шести ярдов не успели пройти от двери, а Генри и Джон уже поймали больше капель, чем могли сосчитать. Пока мы молоды, почтовая контора обладает для нас удивительной притягательностью, но поживите с мое, и уж никакое письмо не выманит вас на улицу в дождь.
Мисс Фэрфакс, слегка покраснев, ответила:
— В ваши годы я едва ли буду, как вы, иметь подле себя всех, кто дорог моему сердцу, а посему едва ли сделаюсь безразлична к письмам только оттого, что стану старше.
— Безразличны? О нет, безразличия я вам не предрекаю. Письма не могут не нарушать нашего покоя. Беда нам с ними.
— Вы говорите о деловой переписке, я же — о дружеской.
— Дружеские письма еще хуже деловых, — возразил Найтли. — Дело, знаете ли, временами приносит деньги, дружба — никогда.
— Ах, вы же это не всерьез? Я хорошо знаю мистера Джона Найтли и уверена: он ценит дружбу, как и все мы. Легко верю, что письма для вас значат мало — гораздо меньше, чем для меня, — но причина тому различие наших положений, а не возрастов. Те, кто вам дорог, всегда рядом с вами. Я десятью годами моложе вас, но и через десять лет мне этого не достичь, а значит, до тех пор, пока мои друзья живы, почта, я полагаю, не утратит для меня своей притягательности. Я буду спешить туда и в худшую погоду, нежели сегодня.
— Говоря о том, что время вас изменит, — возразил Найтли, — я подразумевал те перемены в вашем положении, которые произойдут с годами. В моем понимании одно невозможно без другого. Течение лет ослабит вашу привязанность к тем, кого вы не можете видеть каждый день, но не это я имел в виду. Как ваш старый друг, мисс Фэрфакс, я позволю себе высказать надежду на то, что через десять лет вы будете, как я теперь, окружены любимыми и любящими существами.
Слова эти мистер Найтли произнес сердечным тоном, отнюдь не имея намерения оскорбить собеседницу. Она поблагодарила его с усмешкой, желая показать, что не приняла сказанного им всерьез, но румянец, вспыхнувший на щеках, дрогнувшая губка и блеснувшие в глазах слезы свидетельствовали о том, что в действительности ей не до смеха. В эту минуту ее вниманием весьма кстати завладел мистер Вудхаус. По своему обычаю, он обходил гостей, делая комплименты дамам, и, подойдя после всех к племяннице мисс Бейтс, произнес со всей свойственной ему ласковой любезностью:
— Мне очень печально слышать, мисс Фэрфакс, что нынче утром вы попали под дождь. Молодым леди следует себя беречь. Молодые леди — нежные цветки. Им надлежит заботиться о своем здоровье и своей красоте. Вы, голубушка, сменили чулочки?
— Да, сэр, конечно. Очень признательна вам за доброе участие.
— Дорогая моя мисс Фэрфакс, барышни для того и созданы, чтобы их оберегали. Добрейшие ваши бабушка и тетушка, надеюсь, здоровы? Они мои очень давние друзья, но я, к сожалению, по слабости здоровья сделался им не слишком-то хорошим соседом… Сегодня вы оказали нам честь. Мы с дочерью питаем к вам большое уважение и чрезвычайно рады видеть вас в Харт— филде.
После этих слов учтивый и добросердечный пожилой джентльмен смог наконец сесть, исполнив свой долг: с подобающим радушием приветствовав каждую из прекрасных дам. Тем временем слух о прогулке мисс Фэрфакс под дождем достиг ушей миссис Элтон, и та тотчас пришла в негодование:
— Дорогая моя Джейн, что я слышу? Вы ходили на почту во время дождя? Так нельзя делать, уверяю вас! Как вы, болезненная девушка, могли на такое решиться? Вот что случается, когда меня нет рядом и я не могу о вас позаботиться!
Джейн очень терпеливо заверила миссис Элтон в полной сохранности своего здоровья.
— Ах, и не говорите мне, будто не простудились. Вы в самом деле очень хрупки и обязаны себя беречь. Пойти на почту! Слыхано ли это, миссис Уэстон? Мы должны непременно повлиять на Джейн.
— Я, во всяком случае, хотела бы дать вам совет, мисс Фэрфакс, — произнесла миссис Уэстон с дружелюбной настойчивостью. — Не следует так рисковать. При вашей склонности к сильным простудам вам надлежит проявлять особенную осторожность, тем паче в эту пору. Весна, как мне кажется, — опасное время. Лучше подождать ваших писем часик-другой, да хоть бы и полдня, чем снова навлечь на себя кашель. Вы ведь, верно, и сами теперь понимаете, что поступили неосмотрительно. Вы очень разумная девушка и больше не станете подвергать себя опасности.
— О, конечно же, не станет! Мы ей не позволим, — с горячностью откликнулась миссис Элтон и, решительно кивнув, прибавила: — Нужно что-то предпринять. Всенепременно. Я поговорю с мистером Э. Человек, который приносит нашу почту (один из наших слуг — забыла, как его зовут), будет забирать и ваши письма. Это избавит вас от всяких хлопот. Поверьте, дорогая Джейн, вы можете без стеснения принять от нас такую услугу.
— Вы чрезвычайно добры, но я не могу отказаться от утренних прогулок. Врачи советуют мне чаще бывать на воздухе, а почтовая контора — одно из немногих мест, куда я могу пойти. Уверяю вас, до сего дня я гуляла при исключительно хорошей погоде.
— Моя дорогая Джейн, ничего больше не говорите. Дело решено — в той мере, — миссис Элтон аффектированно засмеялась, — в какой я могу его решить, не спросив согласия моего мужа и господина. Но я льщу себя надеждой, что имею некоторое влияние на своего супруга и без особых трудностей сумею все уладить.
— Прошу меня простить, — произнесла мисс Фэрфакс твердо, — но я ни в коем случае не соглашусь принять от вас этого одолжения. Ни к чему понапрасну утруждать вашего слугу. Если бы хождение на почту не было мне в радость, письма забирала бы бабушкина служанка — как и тогда, когда меня нет в Хайбери.
— Но, дорогая моя, у Пэтти и других хлопот довольно, меж тем как нашим слугам новое поручение будет только на пользу.
Джейн посмотрела на жену викария так, словно хотела этим взглядом выразить свою непреклонность, однако ничего не ответила.
— Почтовая контора, — вновь обратилась она к мистеру Найтли, — замечательное заведение! С какой регулярностью отправляются и доставляются письма! Трудно не удивляться, ежели подумаешь, как много у тамошних служителей работы и как хорошо они с ней справляются!
— Да, дело у них налажено отменно.
— До чего редко бывают ошибки! Нечасто случается, чтобы из тысячи писем, которые путешествуют по нашему Королевству, хотя бы одно доставили по неверному адресу. А чтобы письмо совсем потерялось, такого вообще не бывает. А почерки? Сколько дурных почерков приходится разбирать почтовым служащим!
— Клерки привыкают к этому. Им с самого начала полагается иметь острый глаз и быструю руку, а опыт совершенствует их умения. Ну и ежели хотите знать все причины, — улыбнулся мистер Найтли, — им за это платят. Деньги объясняют многое: мы пользуемся услугами почты небезвозмездно, а потому нас полагается обслуживать хорошо.
Стали говорить о почерках. Высказано было несколько обычных для этого предмета замечаний.
— Я слышал, — произнес Джон Найтли, — что члены одной семьи часто пишут похоже. Если детей обучал один и тот же учитель, это понятно. Но и в таком случае, полагаю, сходство должно объединять лишь женщин. Мальчиков мало заставляют заниматься чистописанием, и они царапают кто как умеет. А вот у Изабеллы и Эммы, мне кажется, очень похожие почерки. Я даже не всегда их различаю.
— Да, — молвил, подумав, старший мистер Найтли, — сходство и вправду есть. Но у Эммы рука тверже.
— Изабелла и Эмма обе всегда писали красиво, — откликнулся мистер Вудхаус и добавил со вздохом: — Как и бедная миссис Уэстон…
— Из всех мужских почерков, какие я видела… — начала было Эмма, тоже обращаясь к миссис Уэстон, но остановилась, заметив, что ее внимание занято кем-то другим.
Пауза дала ей возможность поразмыслить: «А как же, собственно, я его назову? Достанет ли мне храбрости произнести его имя в присутствии всех этих людей? Или я прибегну к какой-нибудь фразе? „Ваш друг из Йоркшира“ или „ваш йоркширский корреспондент“? Ежели скажу так, значит, я все еще больна. Да нет же, я могу назвать его, не испытывая ни малейшего беспокойства. Я почти уж излечилась. Ну же, смелее!»
Миссис Уэстон наконец освободилась, и Эмма заговорила опять:
— Ни у одного джентльмена я не видела почерка лучше, чем у мистера Фрэнка Черчилла.
— Не разделяю вашего восхищения, — возразил мистер Найтли. — На мой взгляд, он пишет по-женски: слишком мелко, и руке его недостает твердости.
Обе дамы не замедлили назвать этот упрек гнусной клеветой. Нет, почерк мистера Фрэнка Черчилла был вполне тверд. Пусть и некрупен, зато определенно тверд и очень четок. Не захватила ли миссис Уэстон с собой какого-нибудь из его писем? Нет, увы, он писал ей недавно, но она ответила и отложила письмо.
— В другой комнате, — припомнила Эмма, — в моем бюро, пожалуй, отыщется образец. У меня есть записка от мистера Фрэнка Черчилла. Помните, миссис Уэстон, однажды вы попросили его написать мне от вашего лица?
— Он вызвался сам…
— Так или иначе, у меня сохранилась та записка. После обеда я покажу ее мистеру Найтли — пускай убедится.
— О, когда молодой человек галантерейного обхождения, такой как мистер Фрэнк Черчилл, пишет прекрасной даме, такой как мисс Вудхаус, разумеется, он приложит все старания, — сухо произнес мистер Найтли.
Обед подали, и миссис Элтон, не дожидаясь, когда мистер Вудхаус спросит у нее позволения проводить ее в столовую, воскликнула:
— Опять мне идти первой? Ах, это всегда меня так смущает!
То, как решительно мисс Фэрфакс отказалась передать свою почту в чужие руки, не ускользнуло от внимания хозяйки дома. Зорко наблюдая за Джейн в продолжение того разговора, она захотела узнать, принесла ли прогулка под дождем какие-либо плоды. Вероятно, да. Эмма подозревала, что Джейн не вышла бы из дому пасмурным утром, если бы не ждала письма от того, кого любила. К тому же девушка нынче казалась в