— Вот подлинно его карандаш, — пояснила Харриет. — Помните то утро? Нет, навряд ли вы помните… Однажды утром… Когда именно, я позабыла, но полагаю, что во вторник или в среду перед тем вечером он захотел сделать у себя в книжке запись касательно елового пива. Мистер Найтли сказал ему, как такое пиво варить, и он решил записать. Грифеля в его карандаше оказалось мало, и вы одолжили ему ваш, а свой он оставил лежать на столе за никчемностью. Я сразу приметила эту вещицу, взяла, как только отважилась, и с тех пор не расставалась с нею.
— Помню! — воскликнула Эмма. — Прекрасно помню. Разговор о еловом пиве — как же, как же! Мы с мистером Найтли еще сказали, что любим его, и мистер Элтон тоже как будто вознамерился попробовать. Помню как сейчас. Мистер Найтли стоял вот здесь, верно? Мне кажется, именно здесь.
— Ах, очень странно, но этого я припомнить не могу. Вот мистер Элтон сидел тут, примерно где я сейчас.
— Хорошо, что у вас там еще?
— О, больше ничего. Я уж все вам показала и высказала. Осталось только бросить это в огонь, и мне бы хотелось, чтобы вы видели.
— Моя бедная милая Харриет! Неужели вы и вправду находили счастье в том, чтобы беречь эти вещицы?
— Да, такая я была глупая! Но теперь мне очень стыдно. Я хочу поскорее сжечь их и так же быстро все позабыть. Понимаю: это особенно дурно, что я продолжала хранить напоминания о нем, когда он был уже женат, — однако до сих пор мне недоставало решимости избавиться от этих вещиц.
— Но, Харриет, зачем непременно жечь пластырь? Огрызок карандаша в самом деле уже бесполезен, но пластырь мог бы еще пригодиться.
— Нет-нет! Мне и его хочется сжечь, — возразила девушка. — Он сделался мне неприятен. Я должна избавиться от всего разом. Вот так. Слава богу! Теперь с мистером Элтоном покончено.
«В таком случае, — подумала Эмма, — не начнется ли что-нибудь с мистером Черчиллом?» Вскоре у нее появилось основание думать, что начало новому роману уже положено. Вероятно, цыганка, хоть и не гадала, все же принесла Харриет удачу.
Недели через две после того происшествия на дороге между подругами состоялось вполне исчерпывающее, хотя и непреднамеренное, объяснение. Эмма в тот момент ни о чем таком не думала, и тем ценнее показались ей те сведения, которые получила. Болтая с мисс Смит о том о сем, она невзначай сказала: дескать, когда вы, Харриет, выйдете замуж, я советую вам поступить так-то и так-то. Воцарилось минутное молчание, после чего ее подопечная совершенно серьезно произнесла:
— Замуж я не выйду.
Эмма подняла глаза, пристально взглянула на подругу и в первую секунду не могла решить, как на это реагировать, однако все же спросила:
— Не выйдете замуж? Это, право, новость! Но почему?
— Так я решила и решения своего не переменю.
Снова последовала короткая пауза.
— Надеюсь, виною тому не мистер Элтон? — после короткой паузы поинтересовалась Эмма.
— Помилуйте! — воскликнула Харриет с негодованием. — Конечно же, нет! Тот, другой, неизмеримо превосходит мистера Элтона…
Эмма снова задумалась и на этот раз молчала дольше. Стоило ли продолжать расспросы или притвориться ничего не подозревающей? Ежели оставить слова подруги без внимания, та могла счесть это за холодность и равнодушие или же, напротив, по собственной воле рассказать больше, чем Эмме следовало бы слышать. Сделавшись противницей чересчур откровенных и излишне частых разговоров о надеждах и видах на замужество, мисс Вудхаус все же решила, что мудрее сразу высказать и узнать то, чего нельзя не высказать и не узнать вовсе. Прямота лучше всего. Эмма заранее для себя установила, как далеко позволительно зайти в расспросах о сердечных делах. Чем скорее ей удастся утвердить правила, диктуемые ее собственным рассудительным умом, тем безопаснее будет для них обеих. Итак, Эмма начала:
— Харриет, я не стану делать вид, будто не понимаю вас. Вы решились не выходить замуж… вернее, вы не надеетесь выйти замуж, потому что джентльмен, которого вы бы предпочли, слишком превосходит вас по положению.
— О, мисс Вудхаус, поверьте, я даже не думала: я не настолько безрассудна, — но для меня удовольствие восхищаться им издалека, видеть, как он несказанно возвышается над всеми вокруг, и думать о нем с благодарностью, изумлением и почтением, которого он вправе ждать от всех, а особенно от меня.
— Я не удивлена, Харриет. Та услуга, что он вам оказал, могла тронуть ваше сердце.
— Услуга? Да он мой спаситель! Как сейчас помню ту минуту и тогдашние мои чувства. Я была так несчастна, и вдруг идет он, такой благородный… До чего разительная перемена свершилась в одну секунду! От страдания к совершенному блаженству!
— Ваши чувства естественны. Естественны и заслуживают уважения. Да, заслуживают. Выбрав его, вы доказали, что знаете толк в людях и умеете быть благодарной. Однако назвать ваш выбор счастливым я, увы, не могу. Харриет, я не советую вам давать волю этому чувству, ибо не могу обнадежить вас в отношении его взаимности. Подумайте о том, что вас ждет. Быть может, лучше подавить в себе это увлечение, покамест не поздно. Во всяком случае, пусть оно не слишком вами овладевает до тех пор, покуда вы не убедитесь, что ваш предмет отвечает вам тем же. Я хочу предостеречь вас сейчас, чтобы в дальнейшем уж не возвращаться к этому разговору. Вмешиваться я более не стану и с сего момента ничего не должна слышать об ваших чувствах. Не станем упоминать даже имени этого джентльмена. В прошлый раз мы очень ошиблись, теперь будем осторожны. Он в самом деле стоит выше вас, между вами могут возникнуть серьезные преграды, но, поверьте, бывали и не такие чудеса, не такие неравные браки! Как бы то ни было, берегите себя от разочарования. Я бы не хотела, чтобы вы слишком обнадеживались. И, чем бы все это ни завершилось, знайте: отдав предпочтение ему, вы выказали то совершенство вкуса, которое я высоко ценю в людях.
В знак молчаливой признательности и покорности Харриет поцеловала у мисс Вудхаус руку. Эмма искренно полагала, что подруге не повредит привязанность к неровне: напротив, ум ее сделается возвышеннее и утонченнее, вследствие чего ей не будет угрожать опасность опуститься ниже, чем следует.
Глава 5
Занимая свой ум планами, надеждами и молчаливыми допущениями, Эмма дождалась наступления июня. Этот месяц не принес жителям Хайбери и окрестностей никаких значительных перемен. Элтоны по-прежнему говорили о предстоящем приезде Саклингов и о прогулках в ландо, мисс Фэрфакс по-прежнему гостила у своей бабушки. Возвращение Кэмпбеллов из Ирландии, ожидаемое к Иванову дню, отложено было до августа, и это означало, что Джейн, вероятно, пробудет в Хайбери еще два месяца, ежели у нее достанет сил противиться благодеяниям миссис Элтон, вопреки ее желанию норовившей поскорее предоставить ей чудесное место гувернантки.
Мистер Найтли, по ему одному ведомой причине сразу невзлюбивший Фрэнка Черчилла, только укрепился в своей неприязни к последнему, заподозрив, что тот ведет с Эммой некую нечестную игру. В том, что молодой человек избрал мисс Вудхаус предметом своих воздыханий, сомневаться не приходилось: на это указывали и знаки внимания, которые оказывал ей он сам, и намеки его отца, и осмотрительное молчание мачехи. Слова и поступки, осторожные и неосторожные шаги — казалось, все согласно говорило об одном и том же, а потому столь многие и прочили за него Эмму, в то время как сама она предназначила ему в жены Харриет. Ну а мистер Найтли, вопреки общему мнению, начал подозревать, что мистер Черчилл неравнодушен к мисс Фэрфакс, ибо между ними можно было наблюдать непонятные признаки тайной взаимной склонности. Как ни желал Найтли избежать ошибок Эммы, однажды заметив эти симптомы, внушить себе, будто это ничего не значащая случайность, уже не мог. Как-то раз на обеде у Элтонов, на который мисс Вудхаус не была приглашена, он приметил, что молодой Черчилл гораздо чаще, чем подобает поклоннику Эммы, поглядывает на Джейн. Оказавшись в их обществе в другой раз, Найтли живо припомнил давешние свои наблюдения. Боясь уподобиться герою Купера, который, глядя в сумерках на тлеющие угли, «то видел, что воображеньем рождено»[17], он все же не мог не укрепиться в своем подозрении: между Фрэнком Черчиллом и Джейн Фэрфакс есть тайная симпатия или даже тайный уговор.
Однажды после позднего обеда Найтли отправился в Хартфилд, намереваясь по обыкновению скоротать там вечер. Эмма и Харриет собирались на прогулку, и он присоединился к ним. На обратном пути их компания нечаянно повстречалась с другой, более многочисленной: то были мистер и миссис Уэстон с сыном и мисс Бейтс с племянницей. Они тоже решили совершить моцион пораньше, пока не начался дождь. Теперь в направлении Хартфилда они шагали все вместе, и когда дошли до ворот, Эмма, зная, как отец обрадуется гостям, настоятельно пригласила своих спутников зайти выпить чаю. Уэстоны согласились сразу же. Миссис Бейтс также сочла возможным принять любезное предложение дражайшей мисс Вудхаус, но сперва произнесла длинную речь, которую едва ли кто-нибудь слушал.
Когда друзья входили в хартфилдский парк, мимо них по дороге проскакал верхом мистер Перри. Джентльмены обменялись замечаниями о его коне.
— Кстати, — вспомнил Фрэнк Черчилл, обращаясь к мачехе, — осуществил ли наш уважаемый аптекарь свое намерение относительно экипажа?
Миссис Уэстон была очень удивлена вопросом пасынка:
— Я ничего об этом не знаю.
— Но как же так? Ведь вы сами писали мне три месяца назад.
— Я? Быть такого не может!
— Уверяю вас, я отлично помню: вы упомянули об этом как о деле, почти свершившемся. Миссис Перри кому-то рассказала, что, к ее огромной радости, ей удалось уговорить мистера Перри приобрести экипаж. Она боялась, как бы он не навредил своему здоровью, часто выезжая верхом в непогоду. Неужто вы так и не вспомнили?
— Честное слово, до сего момента я ничего об этом не слыхала.