— На пути из Хайбери в Донуэлл вам ни пыль, ни грязь не помешает. Дорога чистая и при нынешней погоде совершенно сухая. Однако ежели хотите приехать на осле — пожалуйста. Вы можете одолжить его у миссис Коул. Я бы желал, чтобы все было вам по вкусу.
— В этом я нисколько не сомневаюсь и отдаю вам справедливость, мой добрый друг. Под этой вашей сухостью и прямотой скрывается, уверена, нежнейшее сердце. Я всегда говорю мистеру Э., какой вы большой весельчак… Да, верьте мне, Найтли: не сомневаюсь, что все это вы придумали ради меня и знали, как вернее всего доставить мне радость.
Помимо соображений о простоте и естественности, у мистера Найтли имелась и другая причина не накрывать стол в саду: он надеялся зазвать к себе не только Эмму, но и мистера Вудхауса, а тот занемог бы от одной лишь мысли, что ему или дочери придется принимать пищу под открытым небом. Нехорошо было бы под благовидным предлогом утренней прогулки и приятного отдыха в Донуэлле выманить старика из дому, с тем чтобы затем ввергнуть в уныние.
Итак, мистера Вудхауса пригласили, не утаив от него никаких опасностей, и он согласился приехать, не рискуя ничем поплатиться за свое легковерие: уже два года не был он в аббатстве, и каким-нибудь погожим утром они с Эммой и Харриет в самом деле могли чудесно прогуляться. Барышни пошли бы в сад (в разгар дня душеньки едва ли могли простудиться), а он посидел бы с миссис Уэстон. Ему было бы весьма приятно снова поглядеть на старый дом, а также повстречаться с мистером и миссис Элтон и другими соседями. Нет, мистер Вудхаус решительно не видел, почему бы им с Эммой и Харриет не поехать в Донуэлл погожим утром. Мистер Найтли очень хорошо сделал, что пригласил их. Это очень любезно и разумно. Куда лучше съездить в Донуэлл утром, чем на званый обед. Мистер Вудхаус не любит званые обеды.
Другие приглашенные тоже ответили мистеру Найтли охотным согласием. Его затея имела такой успех, что каждый, подобно миссис Элтон, думал, будто праздник устраивается в его честь. Эмма и Харриет ждали от пикника невиданной веселости. Мистер Уэстон обещал, ежели сумеет, зазвать Фрэнка, хотя никто его об этом не просил: напротив, такое проявление одобрения и благодарности показалось мистеру Найтли излишним, тем не менее он принужден был сказать, что будет рад видеть у себя и мистера Черчилла. Мистер Уэстон незамедлительно написал сыну, не жалея доводов, чтобы убедить его приехать.
Охромевшая лошадь между тем очень скоро поправилась. Возобновились нетерпеливые разговоры о поездке на Бокс-Хилл. Наконец праздник в Донуэлле назначили на один день, а экскурсию на следующий, благо погода стояла самая располагающая.
Незадолго до Иванова дня, под яркими лучами полуденного солнца, мистера Вудхауса благополучно водворили в карету, одно окно которой было открыто, и доставили в аббатство Донуэлл на праздник al fresco[19]. В одной из лучших комнат дома специально для него все утро топили камин. Теперь он с удобством расположился здесь и всем советовал последовать его примеру, вместо того чтобы жариться на солнце. Вскоре, однако, гостей пригласили или выманили в сад, и мистер Вудхаус остался наедине с миссис Уэстон, которая, по-видимому, только затем и пришла в Донуэлл, чтобы, устав в дороге, сделаться терпеливой и сочувствующей слушательницей старого джентльмена.
Убедившись, что отец хорошо устроен, Эмма с радостью его покинула, поскольку давно не посещала аббатство, и теперь ей не терпелось осмотреться, освежить и дополнить воспоминания наблюдениями, лучше изучить дом и угодья, столь небезынтересные для ее семьи. По праву испытывая удовлетворение и гордость оттого, что состоит в родстве с нынешним и с будущим владельцами поместья, Эмма оглядывала величественное здание, весьма удачно расположенное. Оно стояло в низине, защищенное от ветров. За пышными садами простирались луга, омываемые ручьем, который, однако, едва ли можно было видеть из дома, потому что в старину зодчие мало заботились о пейзаже за окнами. Деревья в аллеях и шпалерные кустарники росли привольно, не опасаясь ни моды, ни хозяйской прихоти. Дом превосходил хартфилдский величиной и вообще был очень отличен от него. Широко раскинулись несимметрические крылья, флигели и пристройки, содержавшие в себе множество удобных комнат, из которых некоторые были даже красивы. Именно так и надлежало выглядеть старинному поместью. Чем дольше Эмма смотрела, тем сильнее проникалась уважением к владельцам этого гнезда — подлинным аристократам крови и духа. Хоть нрав Джона Найтли и не был безупречен, Изабелла все же сделала блестящую партию: Вудхаусы породнились с теми, за кого не приходилось краснеть. И титул родственников, и дела их, и манеры, и вотчина — все внушало гордость.
Гуляя по парку, Эмма предавалась этим приятным размышлениям, пока не настала пора присоединиться к остальным. Почти все приглашенные уже прибыли, только Фрэнка Черчилла ожидали из Ричмонда с минуты на минуту. Миссис Элтон в полном прогулочном вооружении, то бишь в шляпе и с корзинкой, готова была торжественно ступить на клубничную грядку, чтобы, следуя ее примеру, остальные гости принялись срывать ягоды, угощать друг друга, пробовать и восхвалять. Ни о чем другом не дозволялось ни думать, ни говорить.
— Клубника — лучший из всех плодов, что дарит нам английская земля!
— Нет никого, кто бы не любил клубники!
— Клубника исключительно полезна!
— Какой чудесный сорт, какие отличные гряды!
— Клубникой только тот и может насладиться в полной мере, кто собирает ее собственными руками.
— Поутру собирать лучше всего: не страшна никакая усталость.
— Мускусная самая вкусная, с простой и сравнить нельзя. Ту просто есть невозможно…
— Но мускусная дает мало плодов…
— А по мне, лучше всех чилийская!
— У белой лесной непревзойденный аромат.
— Почем нынче клубника в Лондоне?
— В окрестностях Бристоля такое изобилие! Особенно в «Кленовой роще»…
— Необходимо правильно выращивать, вовремя обновлять гряды…
— Всякий садовник имеет свое мнение, а общего правила нет…
— Они, эти садовники, — невозможные упрямцы…
— Вкусная ягода, только очень уж сладкая, много не съешь.
— Пожалуй, вишня вкуснее.
— Смородина лучше освежает.
— Как тяжело постоянно сгибаться!
— Какое жаркое солнце!
— Ах, я до смерти устала!
— Больше не могу!
— Скорее бы в тень!
В таком духе разговор продолжался около получаса и был прерван лишь однажды: миссис Уэстон, никем не сопровождаемая, вышла справиться, не приехал ли пасынок: опасалась, как бы его лошадь не понесла.
Когда все с достаточным удобством расположились в тени, Эмма волей-неволей услышала, о чем говорили между собою жена викария и Джейн Фэрфакс: речь шла о месте — замечательном месте гувернантки. Утром миссис Элтон узнала о нем из письма и пришла в восторг. Домашняя учительница требовалась кузине миссис Брэгг, знакомой миссис Саклинг и частой гостье «Кленовой рощи». Никому, кроме самих Саклингов и Брэггов, это блестящее семейство не уступало: то был роскошный, великолепный, изысканный дом, принадлежащий к самым что ни на есть избранным кругам, высшим слоям и так далее. Миссис Элтон не терпелось скорее принять заманчивое предложение. Торжествующая и разгоряченная, она не допускала отказа со стороны мисс Фэрфакс, хотя та, повторяя уже сказанное, говорила, что пока не готова поступить ни на какое место. Ничего не слушая, миссис Элтон настаивала на том, чтобы с первой же почтой дать согласие. На взгляд Эммы, Джейн держалась поразительно терпеливо, однако во взорах и в речах ее все же чувствовалось раздражение. Наконец, устав спорить с самозваной благодетельницей, она с несвойственной ей настойчивостью предложила собравшимся прогуляться: быть может, мистер Найтли покажет им и другую часть сада? Она бы очень хотела все осмотреть. Даже ее терпение оказалось слабее назойливости викариевой жены.
Стало жарко. Общество рассеялось по саду, разбившись на пары или, самое большее, на тройки. Побродив немного, все друг за другом стеклись в благодатную тень короткой, но широкой липовой аллеи, которая тянулась за пределы сада в сторону реки, однако до нее не доходила и вообще, по сути, никуда не вела, ежели не считать вида, открывавшегося за низкой стеной с высокими колоннами. Казалось, будто ими, этими столбами, строители желали обозначить подход к дому, хотя дом всегда стоял в другом месте. При всей странности такого завершения парка, сама прогулка была весьма приятной. Склон холма, у подножия которого стояло аббатство, за пределами усадьбы становился круче, а на расстоянии полумили от нее и вовсе начинался резкий, густо поросший лесом подъем. Здесь, за лугами, приметно и вместе с тем укромно расположилась Эбби-Милл — ферма Мартинов. Река словно обнимала ее, делая живописный изгиб.
То была картина, отрадная и для глаз, и для души: английская природа, отмеченная печатью английской любви к комфорту, — английский пейзаж в лучах яркого, но ласкового солнца.
Дойдя до конца аллеи, Эмма и мистер Уэстон соединились с остальными. Мистер Найтли и Харриет — странный тет-а-тет — ушли дальше всех, молчаливо указывая путь другим. Эмме было приятно видеть их вместе. Прежде хозяин аббатства Донуэлл счел бы мисс Смит недостойной собеседницей и отвернулся бы от нее без лишних церемоний. Теперь же они, казалось, не без приятности проводили время в обществе друг друга. Кроме того, несколькими месяцами ранее Эмма сочла бы, что ее подруге ни к чему прогуливаться там, откуда так хорошо видна ферма Мартинов. Теперь опасность уж миновала, и Харриет могла сколько угодно наслаждаться этим видом, являвшим собой образец красоты и процветания: видеть стада овец на зеленых пастбищах, фруктовые сады в цвету и светлый столбик дыма над трубой.
Подойдя к стене, Эмма обнаружила, что друзья ее поглощены не столько созерцанием ландшафта, сколько беседой: мистер Найтли рассказывал мисс Смит о способах ведения сельского хозяйства. Встретив его улыбку, Эмма словно бы услышала: «Уж это мое дело. Я имею право толковать с Харриет о таких предметах, не опасаясь подозрений в том, что хлопочу за Роберта Мартина». А Эмма и не думала подозревать свойственника в чем-то подобном. История была слишком давней, и фермер, вероятно, уже позабыл о мисс Смит.