— Да-да, меня, пожалуйста, увольте, — прибавил, язвительно улыбаясь, мистер Элтон. — Я старый женатый человек, ни на что уж не гожусь и не способен развлекать мисс Вудхаус и прочих юных леди. Не прогуляться ли нам, Огаста?
— С превеликим удовольствием. Я давно устала сидеть на одном месте. Идемте, Джейн, вот вам моя рука.
Джейн отказалась, и супруги ушли вдвоем.
— Чудесная пара! — заметил Фрэнк Черчилл, когда чета Элтон отошла на достаточное расстояние. — Прекрасно подходят друг другу, хотя повстречались, кажется, в Бате, в каком-то многолюдном собрании, и через несколько недель такого знакомства уже решили пожениться! Редкостная удача! Потому что, как правило, ни Бат, ни другие подобные места не позволяют по-настоящему узнать человека. Женщину, чтобы понять, какова она, нужно увидеть в собственном ее доме, среди родных и друзей, в обычной обстановке. Только тогда и можно составить о ней какое-то мнение. В противном случае приходится действовать наугад, полагаться на удачу, а удача частенько отворачивается от нас. Очень многие мужчины, которые связали себя узами брака после мимолетного знакомства, принуждены расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь.
Мисс Фэрфакс до сих пор говорила только с теми, кто был с ней рядом, и почти не высказывалась во всеуслышание, но сейчас изменила своим правилам:
— Несомненно, такое иногда происходит…
Фрэнк Черчилл обратил на нее внимательный взгляд и серьезно произнес:
— Как, простите, вы сказали?
— Я лишь хотела заметить, — пояснила Джейн, — что подобные печальные ошибки совершаются как мужчинами, так и женщинами, но не думаю, чтобы это случалось часто. Между двумя людьми может возникнуть преждевременная безрассудная склонность, но обыкновенно у них бывает время исцелиться от нее. По моему мнению, только слабые нерешительные люди, привыкшие вверять свое счастье случаю, могут вечно страдать от последствий неудачного знакомства.
Фрэнк Черчилл не ответил, а только почтительно поклонился, после чего вскоре живо произнес:
— Как бы то ни было, я столь мало доверяю собственному суждению, что, когда мне придет время жениться, пускай кто-нибудь выберет для меня жену. Может быть, вы? — Он взглянул на Эмму. — Возьметесь подыскать мне невесту? Я с радостью приму ваш выбор. Одному знакомому мне семейству, — Фрэнк улыбнулся отцу, — вы уже оказали такую услугу. Найдите же и для меня кого-нибудь. Я не тороплюсь. Удочерите ее, воспитайте.
— И сделать похожей на меня?
— Непременно, если это возможно.
— Очень хорошо, я за это возьмусь: подыщу вам очаровательную женушку.
— Она должна быть живой, веселой, с глазами орехового цвета. Остальное мне безразлично. Я на пару лет уеду за границу, а как возвращусь, приду к вам за женой. Только не позабудьте.
Позабыть о таком поручении Эмма не могла — до того оно пришлось ей по душе. Почему бы той, кого Фрэнк описал, не оказаться мисс Смит? Глаза у нее, правда, не ореховые, но, не считая этого, за два года из нее удалось бы вылепить все, чего бы он ни пожелал. Не о Харриет ли он думал уже сейчас? Не имел ли в виду, что ей необходимо лишь несколько дополнить свое образование?
— Мэм, — обратилась Джейн к своей тетке, — не присоединиться ли нам к миссис Элтон?
— Если хочешь, милая. Я — с удовольствием. Я готова. Я и прежде бы с ней пошла, но могу и теперь. Мы скоро ее догоним. Да вон она, кажется… Ах, нет, это кто-то другой. Верно, одна из тех дам, что приехали в ирландской двухколесной коляске, а на миссис Элтон совсем и не похоже…
Мисс Бейтс и мисс Фэрфакс ушли. Через полминуты за ними последовал мистер Найтли. Мистер Уэстон с сыном, Эмма и Харриет остались. Теперь веселость молодого человека возросла настолько, что сделалась почти неприятной. Даже Эмме надоели его шутки и льстивые комплименты. Куда охотнее, чем их слушать, она прогулялась бы с кем-нибудь или просто посидела одна, полюбовалась прекрасным видом, который открывался с горы.
Когда слуги разыскали хозяев и сообщили, что кареты готовы, мисс Вудхаус воспрянула духом и была готова терпеть и суету приготовлений к обратной дороге, и капризы миссис Элтон, изъявившей желание, чтобы ее экипаж непременно ехал первым. Эмме не терпелось скорее отправиться домой, тем самым положив конец сомнительным удовольствиям этого дня. Она надеялась, что ее никогда более не заманят на дальнюю прогулку в обществе людей, которые не могут ладить друг с другом.
Пока Эмма стояла в ожидании своей кареты, к ней подошел мистер Найтли, оглядевшись по сторонам, словно хотел удостовериться, что никого нет рядом, сказал:
— Эмма, я опять вынужден говорить с вами так, как не раз уже говаривал. Вы скорее терпите это, чем добровольно позволяете, и все же мне придется воспользоваться своей привилегией. Не могу не укорять вас, когда вижу, что вы поступаете дурно. Зачем вы были так нечутки к мисс Бейтс? Зачем избрали мишенью своего дерзкого, высокомерного остроумия женщину ее нрава, возраста и положения? Вот уж не думал, что вы на такое способны.
С сожалением вспомнив ту минуту, Эмма покраснела, однако постаралась ответить весело:
— Разве я могла не сказать тех слов? Это у всех вертелось на языке. Да и с чего вы взяли, что моя шутка была зла. Думаю, мисс Бейтс даже не поняла ее.
— Уверяю вас, что поняла в полной мере и немного спустя сама об том мне сказала — вы бы только слышали, с какой добротой, с каким великодушием. Вам не мешало бы послушать, как она восхваляла ваше терпение, как благодарила вас и вашего батюшку за внимание, которое ей уделяют в вашем доме, хотя ее общество так для вас утомительно.
— О, я знаю: в целом свете нет существа добрее ее! — воскликнула Эмма. — Но согласитесь: доброта самым досадным образом соседствует в ней с глупостью.
— С этим я не спорю. И будь она вам ровней, я не препятствовал бы вашим упражнениям в остроумии тогда, когда глупость берет верх, не стал бы тревожиться о том, чем обернется для нее безобидная нелепость ее болтовни, не стал бы бранить вас за непочтительность. Но, Эмма, она бедна! Она лишилась тех благ, к которым привыкла от рождения, и если доживет до старости, то, вероятно, и вовсе обнищает. Где же ваше сочувствие? Право слово, вы поступили дурно! Она знает вас с детства — с той поры, когда ее внимание еще было честью для кого угодно. Вы выросли у мисс Бейтс на глазах, а теперь, дав волю своей гордыне, смеетесь над нею, бездумно ее унижаете, да еще в присутствии ее племянницы, а также других людей, которые станут брать с вас пример (не все, но кое-кто — определенно). Вам неприятно слышать мои слова, Эмма, а мне крайне неприятно их произносить, но я должен и буду говорить вам правду до тех пор, пока могу. Одно меня утешает: я поступаю как истинный ваш друг и надежный советчик. Быть может, когда-нибудь — не теперь — вы сумеете это оценить.
За этим разговором они шли к карете, которая была уже подана. Прежде чем его свойственница снова обрела дар речи, мистер Найтли помог ей сесть и захлопнул дверцу. Молчаливые взоры, отвращенные от него, были истолкованы им неверно. На деле Эмма онемела от злости на самое себя, глубокого огорчения и озабоченности. Сев в карету, она сперва откинулась в изнеможении на спинку, но вскоре принялась жалеть о том, что не попрощалась с мистером Найтли и не признала его правоты, — словом, рассталась с ним так, будто сочла себя обиженной. Теперь она выглянула наружу, надеясь это исправить, но было уж поздно: он отвернулся, лошади тронулись. Напрасно Эмма оглядывалась назад. Скоро (удивительно скоро, как ей показалось) карета преодолела половину спуска, и все осталось далеко позади. То мучительное сожаление, которое владело ею, невозможно было выразить словами и почти невозможно скрыть. Слова мистера Найтли нанесли ей болезненный удар, но сердце ее признавало их справедливость. Как она могла так жестоко обойтись с мисс Бейтс! Как могла так уронить себя в глазах того, кого столь высоко ценила! Как тяжко ей теперь, когда она отпустила его от себя, ничем не выказав благодарности, согласия с ним или хотя бы простого добросердечия.
Время не успокоило Эмму. Чем дольше она думала, тем тяжелее ей становилось. До сих пор она не ведала такого глубокого уныния. К счастью, никто не вынуждал ее говорить. Рядом была только Харриет, тоже имевшая отнюдь не бодрый вид и склонная молчать. Почти всю дорогу Эмма чувствовала, как по щекам ее обильно катятся слезы, но даже не пыталась их сдержать.
Глава 8
Весь вечер Эмма только и думала, что о неудавшейся поездке на Бокс-Хилл. Какие чувства владели ее спутниками, она не знала. Они возвратились в свои дома, и каждый теперь вспоминал прогулку по-своему — кто-то, быть может, и с удовольствием. Но Эмме минувший день казался самым неудачным в ее жизни: никогда еще она не получала меньшего удовлетворения от потраченного времени, ничто не оставляло ей менее приятных воспоминаний. После такого утра Эмма почла за счастье провести вечер с мистером Вудхаусом за игрой в триктрак. С радостью посвящала она лучшие часы этих суток комфорту своего отца, ибо, как ни мало требовалось для того, чтобы заслужить его нежную любовь и безоглядное восхищение, упреков в пренебрежении дочерним долгом ей все же опасаться не приходилось. В отношении своего papa она была не лишена сердца и, сознавая это, надеялась, что никто не скажет ей: «Зачем вы так нечутки к вашему отцу? Я должен и буду говорить вам правду до тех пор, пока могу…» А чтобы мисс Бейтс еще хоть раз услыхала от нее обидное слово… Нет, никогда! Впредь Эмма постарается добрым обращением загладить свою вину и, наверное, будет прощена. Совесть говорила ей, что она и прежде уж не раз грешила перед бедной старой девой: ежели не на деле, то в мыслях была до грубости высокомерна. Нет, более Эмма не позволит себе такого. Завтра же придет к мисс Бейтс в искреннем раскаянии и впредь всегда будет говорить с ней спокойно, добросердечно, без тени заносчивости.
Не утратив за ночь этой решимости, Эмма покинула Хартфилд рано поутру, дабы ничто ее не остановило. Вероятно, на пути или даже там, куда она направлялась, ей мог повстречаться мистер Найтли. Это было бы недурно. Эмма не стала бы стыдиться покаяния, которое несла по справедливости. Дорогой она поглядывала в сторону Донуэлла, но хозяина аббатства так и не увидала.