будет отлична от родительской, я полагаю, что она подойдет мне куда больше, чем чересчур горячая и слепая любовь матери. Мои племянники и племянницы!.. Надеюсь, племянницы будут гостить у меня почаще.
– А вы знаете племянницу мисс Бейтс? То есть наверняка вы ее сотни раз видели, но представлены ли вы?
– О да! Представлены, и всякий раз, как она приезжает в Хайбери, нас непременно заставляют знаться. Да уж, этого примера, к слову, предостаточно, чтобы никогда и никому не рассказывать о своих племянницах. Боже упаси! Во всяком случае, я не способна так докучать людям со всеми маленькими Найтли, как она со своей Джейн Фэрфакс. Тошнит уже при одном ее упоминании. Каждое ее письмо непременно перечитывается по сто раз, снова и снова передаются приветы друзьям, а если уж она вдруг пошлет тете фасон корсажа или свяжет для бабушки подвязки, то разговоров об этом хватит на месяц. Я желаю Джейн Фэрфакс только добра, но рассказы о ней надоели мне до смерти.
Подруги уже подходили к нужному домику, и их праздный разговор постепенно затих. Несчастья бедняков всегда внушали Эмме великое сострадание и позволяли облегчить не только ее совесть, давая свободу таким качествам, как заботливость, доброта, милосердие и терпение, но и ее кошелек. Она снисходительно относилась к невежеству и соблазнам, преподносимым им судьбой, и не тешила себя романтическими надеждами повстречать выдающиеся добродетели у тех, кого не коснулось просвещение. Эмма с готовностью сочувствовала их невзгодам и всегда предлагала помощь столь же искусно, сколь добросердечно. На этот раз она пришла к семье, бедность которой отягощалась еще и недугами, и, пробыв у них столько, сколько требовалось, чтобы утешить и помочь советом, Эмма покинула дом под сильным впечатлением и снаружи сказала Харриет:
– Бывают картины, на которые посмотреть полезно. Как меркнут в сравнении с ними любые мелкие невзгоды!.. Сейчас мне кажется, что я весь день смогу думать лишь об этих несчастных, и все же кто знает, сколь скоро я о них позабуду.
– Как вы правы, – ответила Харриет. – Бедняжки! Невозможно думать о чем-то другом.
– По правде говоря, полагаю, впечатления наши не скоро изгладятся, – продолжала Эмма, выходя за низкую живую изгородь и аккуратно спускаясь на дорогу по шатким ступенькам, которыми заканчивалась узенькая скользкая тропинка через сад. – Да, думаю, не скоро, – повторила она, оглядев еще раз разваливающийся домик и вызвав в памяти картины еще большей нищеты внутри него.
– Разумеется, нет! – отвечала ее спутница.
Они продолжили путь. Дорога сделала некрутой поворот, и за ним подруги наткнулись на мистера Элтона. Причем предстал он так близко, что Эмма только и успела сказать:
– А вот, Харриет, и неожиданное испытание наших благих помыслов. Что ж, – улыбнулась она, – надеюсь, наше сострадание принесло несчастным облегчение, а это значит, что главное дело сделано. Если нам их жаль, значит, нужно сделать все, что в наших силах, чтобы им помочь, а все остальное – лишь пустое сочувствие, мучительное для нас самих.
Харриет успела пробормотать только: «Да, разумеется», – как молодой человек поравнялся с ними. Разговор их зашел в первую очередь о нуждах и страданиях бедной семьи. Мистер Элтон как раз направлялся к ним, однако теперь решил отложить свой визит. Они обсудили, что можно и нужно сделать для несчастных, и мистер Элтон решил проводить дам.
«Какое совпадение благих побуждений! – размышляла Эмма. – Это, несомненно, укрепит их нежные чувства. Я бы не удивилась, если бы все это послужило толчком к объяснению. Да! Если бы только меня здесь не было».
Желая как-то от них отделиться, она вскоре пошла по узкой тропинке немного поодаль от главной дороги, на которой остались влюбленные. Однако не прошло и двух минут, как она обнаружила, что Харриет, привыкшая подражать Эмме и зависеть от нее, пошла следом и что, другими словами, скоро парочка окажется совсем рядом с ней. Это никуда не годилось, и Эмма тотчас остановилась якобы перешнуровать ботинок. Она нагнулась, загородив собой тропинку, и попросила спутников ее не дожидаться – через полминуты она сама их нагонит. Те ушли вперед, и Эмма не спеша отсчитала время, которого как раз хватило бы, чтобы разобраться со шнурком. Тут же, к ее внезапной радости, появился новый повод задержаться: вслед за ними по дороге шла девочка из той самой семьи бедняков. По распоряжению мисс Вудхаус она направлялась в Хартфилд за бульоном. Эмма вполне естественно пошла с ней рядом, заведя беседу. Вернее, поведение ее можно было счесть естественным, однако действовала она умышленно. Так друзья ее могли продолжать свой путь, не дожидаясь ее. И все же невольно она их нагнала: девочка шла быстро, а они – довольно медленно. Эмма забеспокоилась, тем более что оба были явно увлечены беседой: мистер Элтон о чем-то оживленно рассказывал, а Харриет довольно слушала. Эмма отправила девочку вперед, а сама уже стала было раздумывать, какой бы еще найти предлог, как вдруг оба ее спутника обернулись, и ей пришлось вновь к ним присоединиться.
Мистер Элтон продолжал увлеченно о чем-то говорить, и, поравнявшись с ними, Эмма испытала некоторое разочарование, услышав, что он всего лишь пересказывает Харриет свой вчерашний ужин у Коула. Описание как раз дошло до изысканных сыров (стилтонского и уилтширского), масла, сельдерея, свеклы и различных десертов.
«Вскоре они, конечно же, перешли бы и к более серьезным вещам, – утешала себя Эмма. – Для влюбленных важна любая мелочь, и любая мелочь может послужить вступлением к тому, что лежит на сердце. Если б только я смогла задержаться подольше!»
Теперь они молча шли втроем, пока впереди не показался домик пастыря. Тут Эммой овладела внезапная решимость хотя бы завести Харриет в сам дом, а потому она вновь сделала вид, что ей нужно поправить ботинок, и немного отстала. Ловко порвав шнурок и поспешно выбросив его в канаву, Эмма остановила своих спутников и призналась, что не сможет дойти до дома благополучно.
– У меня оторвался шнурок, – сказала она, – не знаю даже, как с таким дойти до дома. Я понимаю, что доставляю вам обоим множество неудобств, однако хочется надеяться, что со мной такое случается нечасто. Мистер Элтон, я вынуждена просить у вас позволения зайти к вам и попросить у вашей экономки что-нибудь, чтобы на время заменить шнурок – может, кусочек тесемки или веревки.
Мистер Элтон был только рад такому предложению и с бойкостью и предупредительностью, которые ничто, казалось, не могло бы унять, пригласил дам в дом и представил все в лучшем виде. Комната, в которую их провели, выходила окнами на дорогу, и в ней хозяин, по всей видимости, и проводил свой досуг. За ней располагалась другая комната, куда прошли Эмма с экономкой, чтобы без помех починить несчастный шнурок. Эмма не могла закрыть дверь сама, однако не сомневалась, что ее закроет мистер Элтон. Тем не менее дверь так и осталась приоткрытой, и Эмма завела с экономкой безумолчный разговор, надеясь, что молодой человек воспользуется положением и заговорит наконец о важном. Целых десять минут она слышала лишь звук своего голоса. Но дольше так продолжаться не могло. Эмма вынуждена была завершить разговор и вернуться к друзьям.
Возлюбленные вместе стояли у окна. Картина эта казалась благоприятной, и Эмма на мгновение исполнилась чувством триумфа: ее старания окупились. Однако радость была недолгой. Оказалось, мистер Элтон так и не дошел до самого главного. Он держался как нельзя приветливее, как нельзя обходительнее, рассказал Харриет, что увидел их в окно, а потому умышленно пошел вслед, отпускал любезности и делал намеки, однако ничего серьезного так и не сказал.
«Осторожничает, – подумала Эмма, – он продвигается шаг за шагом и ничего не предпримет, пока полностью не убедится, что его ждет успех».
И хотя ее хитроумный замысел пока ни к чему не привел, она тешила себя мыслью о том, что это маленькое происшествие позволило влюбленным провести больше времени вдвоем и приблизиться к неизбежной развязке.
Глава XI
Мистера Элтона теперь следовало предоставить самому себе. Руководить его счастьем и склонять к новым шагам было больше не в силах Эммы. Вот-вот ожидался приезд ее сестры, и все мысли, а затем и все ее время были заняты лишь гостями. За те десять дней, что семейство Найтли пробыло в Хартфилде, Эмма не могла – да и не собиралась – оказывать влюбленным особенную помощь, разве что при удобном случае. Впрочем, при желании они могли бы уладить все дело очень быстро, но так или иначе все в конце концов разрешится и само по себе. Эмме даже и не хотелось уделять им сейчас свое внимание. Существуют люди, для которых чем больше делаешь, тем меньше делают они для себя сами.
Мистер и миссис Найтли давно не приезжали домой в Суррей, а потому вызывали повышенный интерес. Все предыдущие годы чета неизменно навещала на долгие праздники Хартфилд или Донуэлл, в этом же году осенью они повезли детей на море, а потому многие месяцы в родном крае не появлялись. Причем с мистером Вудхаусом они все это время не виделись вовсе, ведь он и помыслить не мог поехать в Лондон – в такую даль! – даже ради бедняжки Изабеллы. Теперь же он испытывал смесь счастья и беспокойства, предвкушая их чересчур короткий визит.
Он все время тревожился, как же она перенесет дорогу, и волновался – хоть и не так сильно – за лошадей и кучера, которым предстояло везти семейство вторую половину пути. Опасения его оказались напрасны, и, преодолев все шестнадцать миль, мистер и миссис Найтли, их пятеро детей и достаточное для них число нянек благополучно добрались до Хартфилда. Их радостный приезд произвел столько шума и суеты – со всеми надо было поговорить, всех поприветствовать, расспросить, обласкать и разместить, – что при любых иных обстоятельствах нервы мистера Вудхауса не выдержали бы, да и теперь выдерживали едва ли. К счастью, миссис Найтли очень уважала обычаи Хартфилда и чувства отца, а потому, несмотря на материнское беспокойство о своих малютках, которых следовало тут же непременно окружить заботой, накормить, напоить, уложить спать, развлечь и так далее, она все же не позволяла им чересчур досаждать дедушке или становится предметом его чрезмерной заботы.