– Однако, несмотря на просьбы друзей и собственное желание повидать Ирландию, мисс Фэрфакс все же предпочла посвятить время вам и миссис Бейтс?
– Да, и она сама так решила, это полностью ее выбор. Полковник и миссис Кэмпбелл считают, что она поступает правильно, и лучшего совета они бы и сами дать не могли. К тому же они рады, что Джейн приедет на родной воздух, а то в последнее время она неважно себя чувствует.
– Очень жаль это слышать. В таком случае они рассудили верно. Но миссис Диксон наверняка невероятно расстроится. Миссис Диксон, как я понимаю, особой красотой не отличается? С мисс Фэрфакс вряд ли можно сравнить.
– Ох, что вы! И очень любезно с вашей стороны это говорить… Но сравнения и правда никакого. Мисс Кэмпбелл никогда ничем не выделялась, но зато как изысканна, как учтива!
– Ну, это разумеется.
– Джейн, бедняжка, сильно простудилась! И давно, еще седьмого ноября – сейчас я вам все это прочитаю – да с тех пор никак и не поправится. Не правда ли, чересчур давно? Она нам раньше об этом не рассказывала, чтобы не тревожить. Как это на нее похоже! Всегда так о нас заботится! Однако чувствует она себя неважно, а потому Кэмпбеллы, ее добрые друзья, считают, что лучше ей отправиться домой, в родной климат. Они не сомневаются, что за три-четыре месяца в Хайбери она полностью поправится, и понятное дело: если уж нездоровится, то лучше поехать к нам, а не в Ирландию. Кто еще сможет о ней позаботиться так, как мы?
– Как по мне, лучше плана не придумаешь.
– Так что она приедет в следующую пятницу или субботу, а в следующий понедельник Кэмпбеллы отправятся в Холихед, так она и пишет, сейчас убедитесь. Так неожиданно! Можете догадаться, дорогая мисс Вудхаус, как я разволновалась! Если бы еще не эта простуда… Боюсь, она исхудала и выглядит неважно. Раз уж мы об этом заговорили, должна рассказать, какая неприятность со мной приключилась. Я всегда письма Джейн сначала читаю про себя, а уже потом вслух для матушки, да, а то вдруг там окажется какая-нибудь весть, которая ее расстроит. Джейн сама меня об этом попросила, так что именно так я всегда и делаю. Вот и в этот раз я прибегла к привычной предосторожности, но как только дошла до строк о том, что ей нездоровится, как с испугу не сумела сдержаться и воскликнула: «Божечки! Бедняжка Джейн заболела!» – а матушка все это время начеку была, она все слышала и ужасно встревожилась. А когда я стала читать дальше, то обнаружилось, что все отнюдь не так плохо, как я вообразила себе вначале, так что я поспешила ее успокоить, и теперь она уже не так волнуется за Джейн. Если Джейн в скором времени не поправится, мы вызовем мистера Перри. На расходы скупиться не станем, и хотя он так щедр и так любит Джейн, что не захочет брать плату за визит, мы все же этого не допустим. У него ведь жена и дети, и он не может тратить свое время даром. Ну в общих чертах о том, что пишет Джейн, я рассказала, давайте же теперь перечитаем письмо целиком. Уверена, ее слова звучат гораздо лучше, чем мой пересказ.
– Боюсь, нам пора уходить, – сказала Эмма, бросив взгляд на Харриет и поднимаясь с места, – батюшка нас уже ждет. Я и не думала, то есть я хочу сказать, что когда шла к вам, то полагала, что мы зайдем всего лишь минут на пять. Я заглянула только потому, что не могла пройти мимо, не справившись о здоровье миссис Бейтс, а затем задержалась по столь приятному поводу! Но нам, к сожалению, пора идти.
Всевозможные уговоры остаться оказались безуспешны. Наконец счастливая Эмма оказалась на улице: и хоть ей немало рассказали против ее воли и пришлось все-таки выслушать во всех подробностях содержание письма Джейн Фэрфакс, само письмо ей слушать не потребовалось.
Глава II
Джейн Фэрфакс была сиротой, единственным ребенком младшей дочери миссис Бейтс.
Свадьба лейтенанта Н-ского пехотного полка Фэрфакса и мисс Джейн Бейтс в свое время стала славным и радостным событием, полным надежд и предвкушений. Однако лейтенант погиб в войне на чужбине, а вдова угасла от чахотки и горя, так что теперь от их брака остались лишь горькие воспоминания и дочка.
Родилась она в Хайбери, и когда в три года малютка осталась без матери, то стала предметом заботы, утешения и обожания бабушки и тетушки. Казалось, ей было суждено остаться там на всю жизнь, получить скромное образование, доступное по их небольшим средствам, и вырасти, не имея тех преимуществ, что дают положение и связи, а располагая лишь дарами, посланными ей природой: приятной внешностью, незаурядным умом и добрыми, любящими родственницами.
Однако благодаря сочувствию одного из друзей ее отца судьба малютки решилась иначе. Полковник Кэмпбелл всегда высоко ценил Фэрфакса, считал его превосходным офицером и в высшей степени достойным молодым человеком и к тому же чувствовал себя перед ним в долгу: Фэрфакс выходил полковника, когда тот лежал с тяжелым тифом, – спас ему жизнь. Полковник этого не забыл даже спустя несколько лет после смерти бедного Фэрфакса. Когда он наконец смог вернуться в Англию, то нашел сиротку и сделал все возможное, чтобы облегчить ее судьбу. Полковник Кэмпбелл был женат, из всех его детей выжила только дочка, примерно одного возраста с Джейн. Джейн стала частой гостьей и любимицей Кэмпбеллов. Ей шел девятый год, когда расположение родной дочери и его собственное желание быть истинным другом сподвигли полковника Кэмпбелла взять на себя все расходы по ее образованию. Бейтсы согласились, и с тех пор Джейн стала жить у Кэмпбеллов, лишь время от времени навещая бабушку и тетю.
Было решено, что она выучится и станет учительницей, поскольку тех ста фунтов, что оставил ей в наследство отец, не хватило бы для независимой жизни. Обеспечить ее иным образом полковник Кэмпбелл не мог: несмотря на неплохое жалованье и наследство, его состояние было совсем невелико и полностью составляло приданое дочери. Однако он надеялся, что, получив образование, девочка сможет впоследствии обеспечить себя сама.
Такова была история Джейн Фэрфакс. Она попала в хорошие руки: Кэмпбеллы дали ей превосходное образование и были неизменно добры. Жизнь в кругу людей здравомыслящих и просвещенных наделила ее душу и разум всеми преимуществами, какие только может предоставить хорошее воспитание, а поскольку жили Кэмпбеллы в Лондоне, то все, даже самые незначительные таланты Джейн взращивались и развивались стараниями наилучших наставников. Ее характер и способности полностью отвечали стараниям друзей, и лет в восемнадцать-девятнадцать она, сколько позволял такой юный возраст, уже была готова заботиться о детях и сама стать наставницей. Однако Кэмпбеллы ее так полюбили, что не желали расставаться. Ни полковник, ни его жена не хотели приближать час разлуки, а их дочь и вовсе бы ее не вынесла. Роковой день отсрочили. Быстро решили, что Джейн еще слишком юна, и она осталась с ними, продолжая, словно вторая дочь, наслаждаться всеми скромными удовольствиями светского общества и разумно сочетая развлечения с делами домашними. Лишь один во всем этом был недостаток: здравый ум напоминал Джейн, что вечно такая жизнь продолжаться не будет.
Любовь всего семейства и в особенности теплая привязанность дочери делали им еще бо́льшую честь потому, что и по красоте, и по способностям Джейн явно затмевала юную мисс Кэмпбелл. Та, разумеется, видела, что природа наградила подругу более привлекательной внешностью, а ее родители понимали, что Джейн превосходит их дочь и в знаниях. Но несмотря на это, их дружба оставалась крепкой, и они все время проводили вместе до самой свадьбы мисс Кэмпбелл, которая – по прихоти судьбы, что частенько обманывает всеобщие ожидания и наделяет любовью обладателей средних качеств, а не превосходных, – практически с первой встречи завладела сердцем мистера Диксона, богатого и достойного молодого человека. Так она счастливо вышла замуж и устроила свою судьбу, в то время как Джейн Фэрфакс предстояло трудом зарабатывать себе на хлеб.
Произошло это все совсем недавно – наименее удачливая из двух подруг еще даже не успела вступить на предназначенный ей путь, хотя уже достигла того возраста, который сама себе для него назначила. Она уже давно решила, что покинет Кэмпбеллов в двадцать один год: словно верная послушница, дала слово принести в жертву свою прошлую жизнь, отказаться от всех светских удовольствий, от общения со всеми здравомыслящими и равными ей людьми, от покоя и надежд и смиренно наложить на себя вечную эпитимью.
Здравый смысл полковника и миссис Кэмпбелл говорил им не противиться подобному решению, как бы сильно этого ни хотелось. Покуда они живы, ей не было нужды идти на жертвы, их дом навсегда мог бы остаться ее домом. Даже ради собственного спокойствия они бы предпочли ее удержать, но понимали, что это было бы эгоистично: чем раньше случится неизбежное, тем лучше. Теперь полковник с женой даже думали, что, возможно, в свое время добрее и мудрее было бы воспротивиться соблазну и не удерживать Джейн дольше положенного. Тогда она не вкусила бы радостей праздной жизни, от которых ей нынче предстояло отказаться. И все равно, любя Джейн, они были готовы ухватиться за любой разумный повод, чтобы отсрочить ненавистную минуту расставания. С самой свадьбы их дочери Джейн нездоровилось, и покуда она не поправится окончательно, Кэмпбеллы запретили ей приступать к работе, которая мало того, что не совместима с обессиленным телом и ослабшим духом, но и даже при самых благоприятных обстоятельствах требует чего-то большего, чем просто крепкое здоровье и совершенный ум.
Объясняя в письме Бейтсам, почему она не едет в Ирландию, Джейн сообщила чистую правду, хотя и не всю. Она сама приняла решение провести это время в Хайбери и посвятить своим добрейшим родственницам, которые в ней души не чают, свои, возможно, последние месяцы полной свободы. Кэмпбеллы, по той или иной причине – а может, и по нескольким, – с готовностью дали свое согласие, признав, что несколько месяцев на родине повлияют на ее здоровье куда лучше любых иных средств. Итак, она твердо решилась приехать, и жителям Хайбери вместо долгожданного, неповторимого и никому не известного мистера Фрэнка Черчилля предстояло довольствоваться Джейн Фэрфакс, с последнего визита которой прошло всего два года.