После такого ответа Эмма готова была поклясться, что мистер Найтли к подарку не имеет никакого отношения. Однако не так скоро развеялись другие сомнения: она пока не понимала, чувствует ли он особое расположение к известной особе, питает ли к ней нежные чувства. К концу второй песни голос Джейн немного охрип.
– Ну и хватит, – заметил мистер Найтли, размышляя вслух, – вы и так уже много сегодня пели, теперь лучше поберегите голос.
Однако вскоре гости запросили еще одну песенку. Всего лишь одну! Они ни в коем случае не хотят утомлять мисс Фэрфакс, но просят исполнить только одну последнюю песню. Слышно было, как Фрэнк Черчилль сказал:
– Вот с этой вы без усилий справитесь, партия первого голоса совсем простенькая. Все трудности у второго.
Мистер Найтли рассердился.
– Этому фертику на все наплевать, лишь бы порисоваться! Так не пойдет, – вознегодовал он и обратился к проходящей мимо мисс Бейтс: – Мисс Бейтс, вы что, позволите племяннице охрипнуть от пения? Пойдите и вмешайтесь. Они ее не щадят.
Мисс Бейтс так разволновалась за Джейн, что едва успела пролепетать слова благодарности, тут же поспешив к остальному обществу, чтобы положить пению конец. На этом концерт закончился, поскольку из юных дам больше никто не играл, однако не прошло и пяти минут, как откуда-то возникла мысль устроить танцы. Мистер и миссис Коул ее тут же поддержали и распорядились вынести лишнюю мебель и освободить в комнате необходимое место. Через мгновение за роялем сидела миссис Уэстон, превосходная исполнительница контрдансов, и играла какой-то веселый вальс. Фрэнк Черчилль с примернейшей учтивостью подошел к Эмме, подал ей руку и повел в центр залы.
Пока остальные молодые гости собирались в пары, Эмма, рассеянно слушая комплименты своему голосу и своей игре, искала взглядом мистера Найтли. Сейчас все станет ясно. Обычно он не танцевал. Ежели он сейчас поспешит пригласить Джейн Фэрфакс, то это будет значить только одно. Однако мистер Найтли и не думал никого приглашать. Нет, он разговаривал с миссис Коул, совершенно безучастно наблюдая за происходящим. Джейн пригласил кто-то другой, а он все так же беседовал с миссис Коул.
Больше Эмма за маленького Генри не беспокоилась, ничто не угрожало его интересам. Она с подлинным воодушевлением и радостью открыла бал. Собралось всего лишь пар пять, однако Эмма получала истинное удовольствие от столь редкого и к тому же неожиданного события, а уж какой ей достался кавалер! Их парой невозможно было не залюбоваться.
К несчастью, получилось провести всего лишь два танца. Становилось поздно, и мисс Бейтс, беспокоясь о матушке, засобиралась домой. После нескольких неудачных попыток продолжить танцы им оставалось лишь поблагодарить миссис Уэстон и с печальным видом разойтись.
– Возможно, это и к лучшему, – заметил Фрэнк Черчилль, провожая Эмму к ее экипажу. – Иначе мне пришлось бы приглашать мисс Фэрфакс, а после танцев с вами ее безжизненная манера не принесла бы мне никакого удовольствия.
Глава IX
Эмма нисколько не жалела, что снизошла до визита к Коулам. На следующий день она счастливо предавалась воспоминаниям о проведенном у них вечере, и все преимущества, которых она, возможно, лишилась, отказавшись от гордого одиночества, с лихвою возмещались радостным осознанием всеобщего признания. Она, верно, доставила великое удовольствие Коулам – и вполне заслуженно, они достойнейшие люди! – и на всех остальных произвела неизгладимое впечатление.
Но все же полное счастье, пускай даже в воспоминаниях, встречается редко, и по двум поводам Эмма ощущала некоторое беспокойство. Во-первых, она сомневалась, стоило ли ей делиться с Фрэнком Черчиллем своими подозрениями об истинных чувствах Джейн Фэрфакс, не нарушила ли она негласный долг женщины перед другой женщиной. Едва ли она поступила правильно, но в тот момент мысли о чужой тайне так сильно овладели ее разумом, что слова невольно слетели с губ, а его готовность во всем с ней согласиться была столь лестной, что Эмма даже не могла сказать с точностью, следовало ли ей промолчать.
Второй повод также был связан с Джейн Фэрфакс, однако здесь сомнениям места не было. Эмма решительно и искренне сожалела, что играет и поет гораздо хуже Джейн. Она всем сердцем сокрушалась, что в детские годы чересчур ленилась, и теперь, сев за инструмент, усердно прозанималась полтора часа.
Прервал ее приход Харриет. Если бы похвалы подруги Эмма ценила больше, то вскоре бы успокоилась.
– Ах! Вот бы и мне играть так хорошо, как вы и мисс Фэрфакс!
– Харриет, не ставьте нас рядом. Моя игра по сравнению с Джейн все равно что светильник по сравнению с солнцем.
– Ах, что вы! По-моему, вы играете лучше. Я уверена, что точно не хуже. Мне больше нравится слушать вас. Все вчера говорили, что вы прекрасно играете.
– Те, кто хоть немного разбирается в музыке, наверняка почувствовали разницу. Понимаете, Харриет, я играю неплохо и заслуживаю похвалы, но игра Джейн Фэрфакс просто-напросто выше всяческих похвал.
– И все равно я думаю и всегда буду думать, что вы играете ничуть не хуже, а если и есть какая-то разница, то никто никогда ее не заметит. Мистер Коул сказал, что вы играете с большим чувством, и мистер Фрэнк Черчилль много говорил о вашей выразительности и добавил, что для него чувство гораздо важнее техники.
– Да, но, Харриет! В игре Джейн Фэрфакс есть и то, и другое.
– Разве? Технику я заметила, но про чувство не поняла. О нем никто не говорил. И я терпеть не могу эти итальянские песни, ни словечка не поймешь. И потом, если она и впрямь так уж хорошо играет, то ведь это, знаете ли, так и полагается – вскоре ей придется самой давать уроки. Сестры Кокс вчера гадали, в хорошее ли семейство она попадет. Кстати, как, по-вашему, они вчера выглядели?
– Как всегда – неотесанно.
– Они мне кое-что рассказали, – нерешительно проговорила Харриет, – хотя это не так уж важно.
Эмме ничего не оставалось, как спросить, что же они рассказали, всем сердцем понадеявшись, что речь пойдет не о мистере Элтоне.
– Они рассказали… что в прошлую субботу с ними обедал мистер Мартин.
– О!
– Он пришел по делу к их отцу, и тот пригласил его остаться на обед.
– О!
– Они очень много о нем говорили, особенно Энн Кокс. Зачем-то она меня спрашивала, собираюсь ли я гостить у Мартинов следующим летом.
– Затем, что она до неприличия любопытна, а чего еще можно было ожидать от такой особы, как Энн Кокс.
– Она сказала, что он был весьма любезен. За обедом сидел рядом с ней. Мисс Нэш говорит, что любая из сестер Кокс с радостью выйдет за него замуж.
– Вполне вероятно. Они, без сомнения, самые неотесанные девицы в Хайбери.
Харриет нужно было зайти к Форду. Эмма решила, что благоразумнее всего будет отправиться с нею. В ее нынешнем состоянии случайная встреча с Мартинами могла быть опасной.
Харриет всегда заходила в магазин надолго: она заглядывалась на все подряд и меняла решение от любого услышанного полуслова. Пока она в нерешительности перебирала муслины, Эмма, чтобы хоть немного развлечься, отошла к дверям. Даже на самой оживленной улице Хайбери людей было не так уж много, и в лучшие дни здесь можно было увидеть, как куда-то спешит мистер Перри, в свою контору заходит мистер Уильям Кокс, с прогулки ведут лошадей мистера Коула да заплутавший рассыльный проезжает на своем упрямом муле. Поэтому, когда ее взору представились лишь мясник со своим лотком, опрятная старушка, которая спешила из лавки с полной корзинкой, две дворняги, которые сгрызлись за грязную косточку, да ватага праздных ребятишек, столпившихся у витрины булочной поглазеть на имбирные пряники, Эмма знала, что жаловаться нечего, радовалась даже тому, что видела, и продолжала стоять у дверей. Живой и веселый ум всегда найдет, как себя развлечь, и довольствуется малым.
Она перевела взгляд на дорогу из Рэндаллса и заметила два новых действующих лица: миссис Уэстон и ее пасынок шли в сторону Хайбери, а значит, конечно же, в Хартфилд. Правда, сначала они сделали остановку у миссис Бейтс, домик которой стоял к Рэндаллсу чуть ближе, чем магазинчик Форда. Едва только они собирались постучать, как заприметили с другой стороны дороги Эмму и тут же подошли. После столь приятного вечера было необычайно радостно встретиться вновь. Миссис Уэстон сообщила, что идет к Бейтсам послушать новый инструмент.
– Поскольку мой спутник утверждает, – объясняла она, – что вчера вечером я определенно пообещала мисс Бейтс заглянуть к ним сегодня. Я сего даже не помню. Мне казалось, что день я не называла, однако раз он так говорит, то обещание следует сдержать.
– А пока миссис Уэстон наносит визит Бейтсам, – сказал Фрэнк Черчилль, – мне, надеюсь, будет позволено присоединиться к вам и подождать ее в Хартфилде, если вы сейчас идете домой.
Миссис Уэстон огорчилась.
– Я думала, вы пойдете со мной. Они бы так обрадовались.
– Я? Да я ведь буду только мешаться. Хотя, вероятно, я и здесь буду мешаться? Кажется, мисс Вудхаус не слишком хочет моего общества. Тетушка всегда отсылает меня, когда идет за покупками. Говорит, что я только под ногами путаюсь, вот и мисс Вудхаус словно готова сказать то же самое. Как же мне быть?
– Я здесь не по своим делам, – отвечала Эмма, – а всего лишь жду подругу. Скоро она освободится, и мы пойдем домой. Но вам все же лучше отправиться с миссис Уэстон и послушать инструмент.
– Что ж, раз вы так считаете… Но вдруг, – с улыбкой продолжал он, – полковник Кэмпбелл поручил дело безответственному другу и звук у фортепиано плохой? Что же я тогда скажу? Как поддержу миссис Уэстон? Без меня она лучше справится. Из ее уст горькая правда прозвучит мягко, я же совершенно не умею лукавить даже из приличия.
– Ни за что не поверю, – возразила Эмма. – Уверена, когда необходимо, вы не хуже ваших соседей умеете покривить душой. Однако причин полагать, что инструмент звучит плохо, нет. Как раз напротив – если я верно поняла вчера слова мисс Фэрфакс.