– Какое удовольствие, – негромко сказал он, – вы на десять минут раньше, чем я рассчитывал. Видите, стараюсь быть полезным, как думаете, получится у меня?
– Как! – воскликнула миссис Уэстон. – Вы все еще не закончили? Да уж, сей работой, дорогой мастер, вы себе хлеб не заработаете.
– Я не все это время работал, – отозвался он. – Я еще помогал мисс Фэрфакс поставить фортепиано устойчивее, а то оно немного покачивалось, наверное, пол неровный. Видите, мы под одну ножку листочек подложили. Как любезно с вашей стороны было зайти. А я все побаивался, что вы заспешите домой.
Он умудрился усадить Эмму возле себя и, пока Джейн Фэрфакс готовилась снова сесть за фортепиано, принялся сначала выбирать для Эммы самое красивое печеное яблочко, затем просить ее помощи и советов в своей работе над очками… Неудивительно, решила Эмма, что Джейн не может начать играть сразу же: должно быть, она еще не совсем свыклась с инструментом и с чувствами, которые с ним связаны, перед игрой ей нужно взять себя в руки. Такие мысли не могли не вызвать в Эмме сострадание, и она дала себе слово больше никогда не изобличать Джейн Фэрфакс перед своим соседом.
Наконец Джейн заиграла. Первые ноты были взяты неуверенно, однако постепенно ее игра полностью раскрыла прекрасное звучание инструмента. Восторгу уже до этого очарованной миссис Уэстон не было предела, и Эмма присоединилась к ее похвалам. Воздав почести достоинствам фортепиано, все согласились, что инструмент прекрасный.
– Полковник Кэмпбелл поручил выбор верному человеку, – улыбнувшись Эмме, сказал Фрэнк Черчилль, – фортепиано замечательное. В Уэймуте я не раз становился свидетелем прекрасного вкуса полковника и уверен, что и он, и другие ваши знакомые, – эти последние слова он выделил, – оценили бы особенную мягкость верхних нот. Осмелюсь предположить, мисс Фэрфакс, что он либо дал своему другу точнейшие указания, либо написал лично Бродвуду. А вам как кажется?
Джейн не обернулась. Вероятно, она его и не слышала. В тот момент с ней говорила миссис Уэстон.
– Вы несправедливы, – прошептала Эмма. – Я ведь просто наугад сказала. Не дразните ее.
Фрэнк покачал головой с улыбкой, в которой не было ни сомнений, ни жалости. Вскоре он начал снова:
– Как, должно быть, обрадуются ваши друзья в Ирландии, что смогли доставить вам такое удовольствие. Несомненно, они часто вас вспоминают и гадают, когда же, в какой же день привезут фортепиано. Как думаете, полковник Кэмпбелл знает точно, когда именно должны были выполнить его поручение? Распорядился он доставить инструмент в определенный день или просто указал, чтобы все сделали согласно с обстоятельствами?
В этот раз она уже не могла его не услышать, а потому не могла и не ответить.
– Пока я не получу письма от полковника Кэмпбелла, – с притворным спокойствием сказала она, – не могу ничего утверждать наверняка. До тех пор можно лишь гадать.
– Гадать… Да уж, иногда догадки оказываются верны, а иногда – нет. Я вот гадаю, скоро ли мне удастся починить сию заклепку. Видите, мисс Вудхаус, какую чепуху несет иногда человек, занятый работой… Хотя, полагаю, настоящий рабочий не треплется попусту, но мы, джентльмены-трудяги, как начнем говорить, так и… Мисс Фэрфакс что-то сказала о догадках… Все, готово. – Он обратился к миссис Бейтс: – Имею удовольствие вернуть вам ваши пока что снова целые очки.
Миссис Бейтс и ее дочь принялись так горячо его благодарить, что в надежде найти спасение от последней он подошел к фортепиано и попросил мисс Фэрфакс сыграть что-нибудь еще.
– Будьте так любезны, – сказал он, – сыграйте, пожалуйста, какой-нибудь вальс из тех, что мы танцевали вчера. Мне так хочется вновь пережить эти минуты. Вам они столько радости не доставили, вы мне все время казались уставшей и, полагаю, были только рады, что танцы так скоро прекратились, но я бы все на свете отдал еще хотя бы за полчасика.
Она сыграла.
– Истинное удовольствие – слушать мелодию, которая принесла столько счастья!.. Если не ошибаюсь, этот вальс танцевали и в Уэймуте?
Она быстро на него взглянула, густо покраснела и заиграла другой вальс. Взяв со стула возле фортепиано ноты, он подошел к Эмме:
– Вот это что-то новенькое. Узнаете?.. Крамер[10]… А вот еще новый сборник ирландских композиций. Выбор понятен, если вспомнить отправителя. Их прислали вместе с инструментом. Очень заботливо со стороны полковника Кэмпбелла, правда? Он знал, что у мисс Фэрфакс здесь нот может и не быть. Такое внимание к мелочам вызывает особое уважение, показывает, что подарок был сделан от всего сердца, а не второпях и кое-как. Только человек истинно любящий способен на подобную заботу.
Хоть Эмме и было совестно, что он изъясняется слишком недвусмысленно, его поведение не могло ее не развеселить. Когда же она взглянула на Джейн Фэрфакс и увидела, что за смущенным румянцем скрывается едва заметная восторженная улыбка, то уже не так стыдилась своего веселья и почти не корила себя за рассказанное Фрэнку Черчиллю. Эта благовоспитанная, праведная, безупречная Джейн Фэрфакс явно лелеет в душе весьма предосудительные чувства.
Он принес Эмме все ноты, и они стали вместе их просматривать. Воспользовавшись случаем, она прошептала:
– Ваши намеки чересчур ясны. Наверняка она все понимает.
– Я на это и надеюсь. Нисколько не стыжусь того, что хочу сказать.
– А мне немного стыдно. Лучше бы эта мысль никогда не приходила мне в голову.
– Я очень рад, что она все же пришла и что вы поделились ею со мной. Мне теперь ясны все ее странные взгляды и привычки. Это ей должно быть стыдно. Если она поступает дурно, то должна это понимать.
– Думаю, стыд ей не чужд.
– Незаметно. Она сейчас играет песню про Робина Адэра[11] – его любимую!
Через некоторое время мисс Бейтс, проходя мимо окна, увидела проезжающего верхом на лошади мистера Найтли.
– Ах, право же, мистер Найтли!.. Я непременно должна с ним поговорить, должна поблагодарить его. Здесь окно открывать не стану, а то вы все простудитесь, пойду в матушкину комнату. Уверена, он согласится зайти, когда узнает, какое у нас нынче собралось общество. Как чудесно, что вы все встретились здесь! Какая честь для нашей маленькой гостиной!
Договаривала мисс Бейтс уже из соседней комнаты, где она тут же открыла окно и позвала мистера Найтли. Их разговор был слышен гостям столь отчетливо, словно мисс Бейтс никуда и не отходила.
– Здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете? Мы – замечательно, благодарю! Очень признательны вам за вчерашний экипаж. Мы вернулись как раз вовремя, матушка не успела нас заждаться. Заходите к нам, прошу вас. Вы здесь встретите кое-каких друзей.
Так затараторила мисс Бейтс, но мистер Найтли, явно настроенный, чтобы и она его услышала, решительно и твердо отвечал:
– Мисс Бейтс, как ваша племянница? Я хотел бы справиться о здоровье всех вас, но прежде всего – вашей племянницы. Как мисс Фэрфакс? Надеюсь, не простудилась вчера? Как сегодня ее самочувствие? Расскажите мне о мисс Фэрфакс.
И мисс Бейтс пришлось дать ему прямой ответ, не отвлекаясь ни на что другое. Остальные весело их слушали, а миссис Уэстон многозначительно взглянула на Эмму. Однако Эмма, отказываясь верить в ее предположения, лишь покачала головой.
– Мы так вам признательны! Так благодарны за ваш экипаж… – продолжила затем мисс Бейтс.
Он быстро прервал ее:
– Я еду в Кингстон. Вам что-нибудь нужно оттуда?
– Ах, право же! В Кингстон? Кажется, миссис Коул на днях упоминала, что ей нужно что-то в Кингстоне.
– У миссис Коул для этого есть слуги. Нужно ли что-нибудь вам?
– Нет, благодарю. Но прошу вас, зайдите к нам. Знаете, кто у нас сейчас? Мисс Вудхаус и мисс Смит, любезно зашли послушать новое фортепиано. Оставьте лошадь в «Короне» и заходите к нам.
– Что ж, – проговорил он задумчиво, – полагаю, пять минут не навредят.
– А еще у нас миссис Уэстон и мистер Фрэнк Черчилль! Какое счастье, столько друзей!
– Впрочем, благодарю вас, но сейчас не могу. Сегодня у меня нет и двух свободных минут. Должен ехать в Кингстон как можно скорее.
– Ах, прошу вас! Они будут так рады вас видеть!
– Нет-нет, у вас и без меня полно гостей. Я в другой день зайду, послушаю фортепиано.
– Какая жалость! Кстати, мистер Найтли, чудесный вчера был вечер, просто замечательный! Вы когда-нибудь видели такие танцы? Не правда ли, очаровательно? Мисс Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилль… Бесподобно!
– О да! Весьма очаровательно. Да и могу ли я с вами не согласиться, когда мисс Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилль слышат сейчас каждое наше слово. И почему бы, – продолжил он, заговорив еще громче, – не упомянуть и мисс Фэрфакс? По-моему, мисс Фэрфакс прекрасно танцует, а миссис Уэстон по праву можно называть лучшей исполнительницей контрдансов во всей Англии. А теперь, ежели наши друзья признательны нам за сии комплименты, они тоже в ответ что-нибудь громко скажут про нас с вами, правда, я послушать не смогу – мне нужно ехать.
– Ах! Мистер Найтли, подождите, я хочу сказать вам кое-что важное… Мы так потрясены! Мы с Джейн обе так потрясены! Ваши яблоки!
– Что такое?
– Подумать только! Вы прислали нам все свои яблоки. Вы ведь сказали, что вам их девать некуда, а теперь у вас ни одного не осталось. Мы так потрясены! Миссис Ходжис имеет полное право сердиться. Уильям Ларкинс об этом обмолвился. Не стоило вам, право же, не стоило. Ой! Он уехал. Не может слушать, как его благодарят. Я уж думала, он еще останется, вот и заговорила о… – Тут она вернулась назад в гостиную: – Меня постигла неудача. Мистер Найтли не смог зайти. Он едет в Кингстон. Он спросил у меня, может ли он что-нибудь…
– Да, мы слышали его любезное предложение, – сказала Джейн, – здесь все было слышно.
– Ах, милая! Разумеется, ведь и дверь была открыта, и окно, да и мистер Найтли так громко говорил. Наверняка вы все слышали. «Нужно ли вам что-нибудь в Кингстоне?» – спросил он, и я вспомнила… Ах, мисс Вудхаус, вы уже уходите? Вы ведь только пришли… Как любезно с вашей стороны!