– Эмма, я тогда был несколько пристрастен… и все же думаю, даже если бы дело не касалось вас, я бы все равно ему не доверял.
Когда мистер Найтли дошел до упоминания мисс Вудхаус, то счел своим долгом прочесть все, что касалось нее, вслух, то бросая взгляд или улыбку, то покачивая головой, то соглашаясь или возражая, то просто роняя ей какую-нибудь нежность. Наконец он крепко задумался и затем серьезно заключил:
– Очень это плохо… хотя могло бы быть и хуже… Он играл с огнем и слишком многому за свое оправдание обязан… Плохо рассудил свое обхождение с вами… Все время принимал желаемое за действительное и руководствовался лишь собственным удобством… Вообразил, будто вы разгадали его тайну. Естественно! У самого на уме один обман, вот по себе других и судит… Тайны, уловки – как они затмевают рассудок! Эмма, милая, разве не доказывает все это лишний раз, как прекрасно, что мы-то друг с другом честны и искренни?
Эмма согласилась, но при мысли о Харриет покраснела – тут она честной и искренней быть не могла.
– Читайте дальше, – сказала она.
Он продолжил, но вскоре снова прервался:
– А, фортепиано! Вот уж действительно поступок юнца, мальчишки, неспособного оценить, что неудобства от сего жеста больше, чем удовольствия. Настоящее ребячество! Не понимаю, как возможно делать женщине подарок в доказательство своей любви, если прекрасно знаешь, что она предпочла бы обойтись без него. Он ведь сам говорит, что она никогда бы подобного не позволила.
После этого он некоторое время читал не прерываясь, а лишь бросая попутно одно-два слова. Признание Фрэнка Черчилля в собственном постыдном поведении заставили его отозваться:
– Сэр, я с вами совершенно согласен. Вам есть за что стыдиться. Что правда, то правда.
Прочитав строки, в которых говорилось о причинах их размолвки и его упорном желании вести себя, не считаясь с мнением Джейн Фэрфакс, мистер Найтли высказался еще раз:
– Недостойное поведение… Он вынудил ее, ради собственного же блага, поставить себя в крайне затруднительное и неприятное положение, а значит, должен был беречь ее от лишних страданий и почитать это своим главным долгом… Должно быть, ей было гораздо труднее, чем ему, вести тайную переписку. Он должен был уважать все ее возражения, даже самые неразумные – впрочем, таких у нее и не было. Вспомним: она совершила лишь одну ошибку – согласилась на тайную помолвку, – а понесла за этого столь суровое наказание.
Эмма знала, что он почти дочитал до поездки на Бокс-Хилл, и ей стало не по себе. Как ужасно она себя тогда повела! Пылая от стыда, она со страхом ждала, что он дальше скажет. Однако эту часть письма мистер Найтли прочитал спокойно, внимательно и тихо, бросив на нее лишь один очень быстрый взгляд. Он боялся причинить ей боль и, кажется, решил полностью забыть тот день.
– Да уж, о чувстве такта наших славных Элтонов и говорить нечего, – вскоре продолжил он. – Понимаю его чувства… Что! Она решилась полностью с ним разорвать!.. Писала, что сия помолвка принесла обоим лишь сожаления и несчастья, и она ее расторгает… Понятно, что она думала о его поведении!.. М-да, он воистину самый…
– Нет-нет, дальше читайте… Вы увидите, он тоже много страдал.
– Очень на это надеюсь, – холодно отозвался мистер Найтли, возвращаясь к письму. – Смолридж?.. Что? О чем это?
– Она согласилась поступить гувернанткой к миссис Смолридж, близкой подруге миссис Элтон, их соседке в Мейпл-Гроув. Интересно, кстати, как миссис Элтон переносит сие разочарование…
– Эмма, подождите, пока я не дочитаю… ни слова о миссис Элтон. Одна страничка осталась. Ну и понаписал же он тут!
– Жаль, что вы совсем ему не сочувствуете.
– Ну, должен признать, чувство у него есть… Кажется, ему и впрямь было больно видеть, что с нею сталось… Не сомневаюсь, он питает к ней самые нежные чувства. «Стали дороже друг другу». Надеюсь, он надолго запомнит цену подобному примирению… На благодарности он, смотрю, не скупится: то тысячами раздает, то десятками тысяч… «Счастливее, чем того заслуживаю». Тут он не соврал. «Мисс Вудхаус зовет меня баловнем судьбы». Вот как? Неужели, мисс Вудхаус?.. Красивая концовка – ну вот и все письмо. «Баловень судьбы»! Так, значит, вы его прозвали?
– Кажется, вам письмо понравилось меньше, чем мне. Но теперь вы хотя бы – во всяком случае, я на сие надеюсь – лучшего о нем мнения. Возможно, и в ваших глазах оно сослужило ему добрую службу.
– Да, безусловно. У него имеются большие недостатки: неосмотрительность и легкомыслие. И правильно он говорит, что счастья своего не заслужил. Но поскольку он, несомненно, очень любит мисс Фэрфакс и вскоре, надеюсь, свяжет с нею всю свою жизнь, то я вполне склонен верить, будто он исправится и научится от нее и твердости характера, и верности принципам. А теперь позвольте переменить предмет разговора. Меня сейчас занимает совсем другой человек, не могу больше думать о Фрэнке Черчилле. Эмма, я сегодня с самого утра размышляю вот о чем.
И мистер Найтли простым, безыскусным и благородным языком, которым говорил даже с любимой женщиной, поведал, что думы его коснулись того, как им пожениться, не нарушив при том счастливый покой ее отца. Эмма уже знала свой ответ. Покуда ее любимый батюшка жив, никаких перемен быть не может. Она никогда его не бросит. Однако мистера Найтли такой ответ устроил лишь отчасти. Он тоже прекрасно понимал, что ни в коем случае нельзя оставлять мистера Вудхауса одного, но вот по поводу перемен согласиться не мог. Он очень долго и основательно думал над этим вопросом: сначала надеялся уговорить мистера Вудхауса переехать с Эммой в Донуэлл, но, увы, прекрасно зная характер мистера Вудхауса, быстро понял, что это лишь несбыточные мечты, и признался Эмме, что подобное перемещение может существенно навредить не только душевному спокойствию мистера Вудхауса, но и вообще его здоровью, а этого нельзя допускать ни в коем случае. Да чтобы мистера Вудхауса разлучить с Хартфилдом!.. Нет, об этом не может быть и речи. Но затем мысль подсказала ему новый план, который, как он полагает, не вызовет у его дражайшей Эммы никаких возражений: он сам переедет в Хартфилд. Покуда благополучие – а иными словами, жизнь – ее батюшки зависит от того, где живет его любимая Эмма, то пускай живет в Хартфилде, а он, мистер Найтли, готов следовать за нею.
Мысли о том, чтобы им всем вместе жить в Донуэлле, Эмму тоже посещали. Как и мистер Найтли, она очень быстро их отвергла, однако озвученное только что решение ей в голову не приходило. Она осознавала, что это предложение ясно свидетельствует о его бесконечной любви. Покинув Донуэлл, мистер Найтли пожертвует правом свободно распоряжаться собственным временем и привычками. Живя с ее отцом, в чужом доме, он должен будет с очень и очень многим мириться. Эмма пообещала, что обо всем подумает, и посоветовала подумать и ему, однако он был совершенно убежден, что никакие размышления не изменят его желания и его мнения на этот счет. Мистер Найтли заверил ее, что и так уже все долго и тщательно обдумал и что даже целое утро избегал Уильяма Ларкинса, чтобы полностью погрузиться в сии мысли.
– А! Вот и непредвиденное затруднение! – воскликнула Эмма. – Уверена, Уильям Ларкинс будет недоволен. Вы у него сначала разрешения спросите, а потом уже возвращайтесь ко мне.
Тем не менее она обещалась обо всем подумать и даже настроить себя на решение в пользу такого плана.
Примечательно, что ни разу Эмма в своих мыслях о Донуэлле не вспомнила о том, какой же удар женитьба мистера Найтли нанесет по наследству ее племянника Генри, чьи интересы она столь ревностно защищала в прошлом. Наверное, ей следовало бы задуматься о возможных угрозах бедному малышу? Но Эмма лишь весело про себя ухмыльнулась, когда с удовольствием обнаружила, что так яростно воспротивилась мысли о женитьбе мистера Найтли на Джейн Фэрфакс или вообще на ком угодно вовсе не потому, что она такая заботливая сестра и тетка.
Чем больше Эмма размышляла над предложением мистера Найтли поселиться после женитьбы в Хартфилде, тем больше оно ей нравилось. Недостатки этого плана для мистера Найтли уже не казались столь существенными, преимущества для нее самой, напротив, возрастали, а совместная их выгода перевешивала все возможные слабые стороны. С таким компаньоном никакое уныние, никакие тревоги не страшны! Как ей посчастливилось, что столь дорогой друг будет рядом с ней в минуту, когда все обязанности и заботы станут печальнее!
Эмма была бы совершенно счастлива, если бы не мысли о бедной Харриет. Все, что сулило радость ей, казалось, неизбежно несло горе ее подруге, которую к тому же следовало теперь отлучить от Хартфилда. Из милосердной предосторожности бедную Харриет нужно держать подальше от того чудесного семейного круга, который совсем скоро образуется у Эммы. Она во всех отношениях проигрывает. Для Эммы ее отсутствие не станет горькой потерей, в их кругу Харриет стала бы лишней. Но с самой бедняжкой судьба обошлась жестоко и обрекла на незаслуженное наказание.
Конечно, со временем мистер Найтли будет забыт, а вернее, его заменит кто-нибудь другой, но произойдет это, пожалуй, не скоро. К тому же сам мистер Найтли, в отличие от мистера Элтона, вряд ли ей чем-то поможет: он чересчур добр, чуток и внимателен к другим – такой человек всегда будет достоин почитания. Вдобавок не стоит рассчитывать, что даже такая девица, как Харриет, способна влюбиться более трех раз в год.
Глава XVI
Эмма с величайшим облегчением обнаружила, что Харриет и сама не жаждет их встреч. Объяснение оказалось мучительным даже по переписке. А устное было бы бесконечно хуже!
Харриет, как и ожидалось, приняла все без упреков или открытой обиды, но Эмме все-таки показалась в ее письме некая горечь – видимо, и правда им лучше сейчас не видеться. Возможно, ей просто почудилось, однако на такой удар, пожалуй, только ангел не возропщет.
Эмма без труда заручилась приглашением от Изабеллы, и даже предлог выдумывать не пришлось – у Харриет болел зуб. Она и в самом деле хотела – и уже давно – сходить к зубному врачу. Миссис Найтли была в восторге от того, что может ч