елым мелом, – поля для игры в хендбол, любимое место для игр местной детворы, судя по количеству присутствующих там девчонок и мальчишек. Несколько раз мы останавливались посмотреть на процесс состязаний по просьбе нашего юного друга. Сначала просто пытались понять, что происходит на поле, но быстро втянулись и принялись подбадривать игроков. А когда рыжику удалось лихо закинуть обратно в игру ускользнувший от ее участников мяч, то счастью его не было предела.
– Давай с нами! – замахали руками паренек и девчушка, впечатленные таким броском.
– Позже, пока не могу, дело есть, – важно отвечал Ноэль.
– Если надумаешь, приходи. Мы тут почти каждый день после уроков играем.
– Вот это да! Вы видели, как они шустро бегают? И мячом вууух! А как я шшууух! и прямо им в руки попал! – делился впечатлениями «братец», когда мы продолжили свой путь. И стало понятно, что один плюс у Саффорда явно появился.
Почему Янтарная улица носит такое название, стало понятно сразу. Здесь не было проезжей части и тротуаров. Экипажи и макигары тут были запрещены, и улица была популярным местом для прогулок. Чтобы гулять было приятнее, всю улицу замостили мозаикой из мелких светло-серых и темно-серых камней и кусочков полупрозрачного закаленного стекла глубокого желтого цвета. Гирлянды из подобных же прозрачных камешков, нанизанных на почти незаметные тонкие нити, были протянуты поперек улицы на высоте второго этажа, образуя подобие прозрачного навеса. И стоило попасть сюда хотя бы одному солнечному лучу, как сотни янтарных бликов, теплых и густых, как свежий цветочный мед, озаряли все вокруг: сверкали камни в мозаике под ногами, живым полупрозрачным золотом сияли элементы навеса, словно мельчайшие медовые капли, застрявшие в паутине, и отбрасывали множество своих отражений – на улицу, стены домов, на одежду и лица проходящих мимо людей.
Дома здесь располагались старые, каменные, с затейливыми барельефами и узорами. Нижние этажи зданий были отданы под лавки, ресторации, небольшие театры или галереи. И нужный нам дом № 15 не стал исключением. Разглядывая изящную вывеску с надписью «Мастерская артефактов Дж. М. Филлиона», украшавшую фасад двухэтажного старинного дома, мы с Эвертом в очередной раз сошлись во мнениях:
– Значит, Солсбери.
– Да, «хранить память и говорить только правду».
Предупредив Ноэля, чтобы никуда от нас не убегал, Эверт открыл массивную кованую дверь (открылась она, кстати, очень легко, наверняка не без помощи хитрого артефакта), мелодично зазвонил колокольчик. Мы вошли внутрь и оказались в просторном торговом зале, заставленном вдоль стен шкафами-витринами, в которых на бархатных подставках лежали самые разные предметы – от столового серебра и шкатулок до сложных частей каких-то механизмов. Чуть дальше расположен был прилавок. Здесь выставлялись ювелирные артефакты: броши, серьги, кольца, колье, медальоны. Из-за прилавка навстречу нам вышел мужчина приятной наружности. Молодой, чуть старше Эверта, невысокий, стройный, со светлыми волосами, уложенными, на первый взгляд, несколько небрежно, и столь радушной искренней улыбкой, что сразу закрадывались мысли о наличии у него хотя бы небольшого эмпатического дара.
– Добрый день. Чем я могу вам помочь? – слегка поклонился он.
– Где мы можем найти хозяина мастерской, миста Филлиона? – менталист также был сама любезность.
– О, к сожалению, он сейчас уехал по делам. Могу я поинтересоваться, по какому поводу вы его ищете? Может, я смогу быть вам полезен?
Пока Эверт вел беседу с услужливым блондином, я прохаживалась вдоль витрин и заметила между двумя из них приоткрытую дверь в служебное помещение. Сделав вид, что очень заинтересовалась товаром, я с любопытством заглянула в довольно широкую щель и увидела за столиком одного из работников, собирающего очередной артефакт – широкоплечего, в простой рабочей одежде и кожаном защитном переднике. Мужчина, словно почувствовав мой взгляд, поднял голову, отбросив назад упавшую на лоб прядь волос. И я оцепенела. Именно так мог выглядеть Лай лет в тридцать. Те же русые волосы, то же крепкое сложение и общее ощущение основательности, надежности. То же серьезное выражение лица. Даже жест, которым он откинул непослушную прядь, был мне знаком.
Не давая себе времени на сомнения, я подошла к двери и постучала.
– Простите, пожалуйста, – начала, когда мужчина поднял на меня глаза. – Это вы мист Фил-лион?
Тот удивленно вскинул брови, но неожиданно улыбнулся.
– Вы правы, мисси. Джеймс Филлион к вашим услугам. Как вам удалось меня разоблачить?
– Вы похожи на одного человека. Нам очень нужно кое-что вам показать, – засуетилась я. – Одно мгновение, сейчас я позову моих спутников!
Выйдя в зал, я поманила рукой Ноэля и Эверта.
Лицо миста Филлиона вновь стало серьезным. Когда мы втроем подошли к нему, он внимательно смотрел на нас.
– Ноэль, дай, пожалуйста, кольцо.
Мальчишка торопливо снял с шеи свое сокровище, открыл медальон в кольце, чуть помедлил, увидев портрет матери, подцепил его ногтем, чтобы раскрыть второе его отделение, и, вопросительно посмотрев на меня, передал артефактору.
– Эти записи хранились у отца Ноэля. Они говорят вам о чем-нибудь?
Мист Филлион долго разглядывал выцветшие надписи на пожелтевших кусочках бумаги, затем усмехнулся и поднял на нас взгляд карих – светлее, чем у его предка, – глаз.
– Это писал мой прадед. Писал другу, с которым расставался. Нам лучше подняться наверх. Думаю, у меня тоже есть что вам показать.
С этими словами хозяин мастерской снял свой фартук, выглянул в зал, отдал пару распоряжений своему помощнику (тот с интересом нас разглядывал, но задавать лишние вопросы не стал) и снова вернулся к нам.
– Прошу за мной.
Мы проследовали за артефактором в глубь служебного помещения, вышли из второй двери, прошествовали по небольшому коридору и поднялись по лестнице на второй этаж. Мист Филлион открыл ключом единственную здесь дверь и вежливо посторонился, предлагая нам пройти.
– Добро пожаловать в мою квартиру. Здесь нам никто не помешает.
Мы расположились в гостиной. Вся мебель здесь была основательной, солидной, крепко сбитой. Все заведено как у истинного мага земли. Хозяин любезно предложил нам напитки, мы столь же любезно отказались. Приличия были соблюдены, и мы снова вернулись к нашему разговору.
– Мист Филлион, вы говорили о своем прадеде, – напомнил Диксон.
– Джеймс. Называйте меня Джеймсом. Если я правильно понимаю, мы ближе друг другу, чем иные родственники, – мужчина немного помолчал, собираясь с мыслями. – Да, та записка в медальоне мальчика написана моим прадедом. Он был очень дружен с одним человеком. Точнее, они дружили семьями, их отцы дружили, и они тоже. Потом пришлось разъехаться, и он оставил другу памятку – свой адрес и клятву, которую их отцы когда-то приносили. Ох, это сложно объяснить, но я попробую.
Видно было, что слова магу земли даются нелегко.
– Давайте, сделаем так, – поспешила я на помощь. – Я расскажу вам, что нам известно, а вы дополните мой рассказ.
Джеймс с благодарностью, как мне показалось, кивнул.
И я в который раз пустилась в рассказ о чужих воспоминаниях: о пяти друзьях, о сложностях, о жестоком лорде Винтере и опасности, которая нависла над ребятами. О странной клятве (на этом месте я протянула артефактору медальон моей мамы, и он с горящими глазами принялся всячески изучать его), о гибели злодея и о связи между ребятами. О том, как чуть больше года назад я случайно активировала этот артефакт, и связь между потомками пяти родов возобновилась.
Когда я закончила, мист Филлион все еще разглядывал нехитрое серебряное украшение.
– Удивительно! – наконец изрек он, покачивая головой. – Я наконец-то воочию вижу артефакт, о котором чуть ли не легенды складывали в моей семье. Но абсолютно не чувствую привязанной к нему магии.
Маг земли выглядел растерянным.
– Алджертоны умели накладывать иллюзии, – усмехнулся Эверт.
– А вы, вы их видите? Ведь вы потомок именно этого рода, я правильно понимаю? – Джеймс с затаенной надеждой посмотрел на него. Сейчас он мало походил на Лая, несмотря на внешнее сходство.
– Этого, – кивнул Диксон. – Но слишком много времени прошло. Я всего лишь слабый менталист.
Мы с Ноэлем переглянулись украдкой, отмечая про себя, что про свою способность Эверт решил умолчать.
– Очень жаль, – видно было, что артефактор действительно расстроен. – Ну, теперь моя очередь рассказывать. Честно говоря, я и сам пока не знаю, что именно, и очень заинтригован. Да, да, не удивляйтесь. Дело в том, что, как я уже говорил, эта история в нашей семье почти превратилась в легенду. Мой прадед, сын Клайва Солсбери, тот самый, который написал памятку своему другу, оставил еще одно послание, надежно запечатанное. Оно до сих пор лежит у меня в сейфе.
Мужчина грустно усмехнулся, вспоминая что-то.
– Сначала дед, а потом отец говорили, что открывать его нужно, только если связь снова активируется. Я думаю, боялись, чтобы я из любопытства не бросился сам ставить с ней эксперименты. Так или иначе, до сегодняшнего дня я не воспринимал все это всерьез… а стоило, оказывается. Подождите пару мгновений, прошу вас, – сказал он, вставая и направляясь в свой кабинет.
– Вы даже проверять нас не будете? – удивилась я.
– В этом нет необходимости, – мужчина замер на пороге и как-то наивно, совершенно по-детски улыбнулся. – У вас медальон и памятка, которая отдана потомку Винтеров. Я вам верю.
Пока потомок Солсбери извлекал из сейфа хранившееся там послание, мы ждали его, то и дело поглядывая друг на друга. Я разглаживала складки на платье, Ноэль нетерпеливо ерзал, только Эверт казался спокойным. Лишь более сосредоточенный, чем обычно, взгляд выдавал его внутреннее напряжение.
– Вот! – Джеймс торжественно нес в руках довольно объемный бумажный конверт и канцелярский нож. – Исторический момент для всех нас. Даже не верится, что он настал.