– Мне кажется, Джеймс не все нам рассказал. Или не захотел пугать, или не посчитал это достаточно важным.
– Что ты имеешь в виду?
– Родители. Ни у кого из нас их нет в живых. Может, конечно, это и совпадение…
– Нет, не совпадение, – с досадой произнес Эверт. – От поколения к поколению связь становится только злее. Если после гибели Матильды остальные участники ритуала прожили достаточно долго, то наши родители – нет.
– Ты знал?
– Догадался. Но попросил Джеймса не пугать вас с Ноэлем зря. А вот магия крови – это был демонов сюрприз.
– Тогда зачем ты пытался меня отговорить? – начала я закипать. – Если знал, что у нас нет выбора?
– Я не пытался. Но понял бы, если бы ты отказалась. Мы поискали бы другие варианты.
– Так, – я сложила руки на груди. – Эверт Диксон, ну-ка ответь мне, ты сам согласился бы на такое рисковое дело?
– Я – да, – ни секунду не раздумывая, отозвался менталист, – но…
– Никаких но!
– Какой боевой воробушек, – хмыкнул Эверт.
– Да, боевой. И если ты еще раз попытаешься что-то от меня скрыть, – я грозно наставила на него палец, – то я… – я попыталась выдумать что-нибудь ужасное, – отыщу Мусеньку и дам ей твой адрес, вот!
– Жуть какая, – содрогнулся Диксон и тут же манерным голосом «Жони» протянул: – Вот те здрасьте! Разве ж я имел несчастье жениться, что мне уже делают мозги семейной сценой? Воробушек, считай, что я усовестился и все осознал.
Особняк семьи Филлион был меньше дома ма и па в Эквуде и выглядел совсем иначе. Приземистый, прямоугольный, облицованный желтым кирпичом и отделанный коричневым и белым мрамором, он заявлял о надежности и солидности его обитателей. Сад, окружающий здание, еще больше подчеркивал это впечатление: никаких пестрых цветов, строгость посыпанных гравием дорожек, каменные горки, идеально выстриженные газоны и любимые магами земли ручьи из камня. Так и виделось, как здесь чинно прогуливаются несколько старомодно одетые дамы и господа – пожилые и средних лет. А вот бегающих детей представить здесь было сложно. Я покосилась на Ноэля – он и вправду смотрелся здесь несколько неуместно, как и сама я, впрочем. Неудивительно, что Джеймс не особенно сюда рвется, а предпочитает большую часть недели проводить в своей квартире на Янтарной.
А вот экономка, мистресс Хоксли, и пара горничных настолько соответствовали духу этого места, что казалось, были созданы прямо вместе с ним, плоть от плоти этой земли, стен и камня – крупные, величественные, не медлительные, но совершенно лишенные бытовой суетливости. Излишне говорить, что мистресс Хоксли тоже была магом земли, только очень слабым. Нас с Ноэлем она приняла безукоризненно вежливо, но настороженно. Или мы казались ей странными гостями, или она подозревала меня в матримониальных планах по поводу ее хозяина, но расспрашивала она меня так пристрастно, как только это возможно сделать, не выходя за рамки приличий. Услышав, что миста Филлиона очень заинтересовали какие-то особенности моего дара, экономка тут же успокоилась и покачала головой.
– Работа и исследования – истинная страсть Джеймса. Весь в своего отца. Но простите мне мою назойливость, у нас так редко бывают гости. Комнаты для вас и ваших братьев уже готовы, желаете их осмотреть?
Конечно, мы желали. И осмотреть, и разместиться, и заняться своими делами. Комнаты оказались выше всяких похвал.
– Ты представляешь, – Ноэль ворвался ко мне, не успела я еще и вещи свои развесить, – у меня теперь тоже отдельная комната. Такая большая – и вся моя!
Но оказалось, что один в своих покоях Ноэль сидеть не может – ему там скучно. И уроки там не делаются, и думается плохо, и поговорить-то не с кем. Поэтому большую часть дня он по-прежнему проводил со мной.
С переездом наш распорядок дня стал выглядеть так: утром Эверт отправлялся в мастерскую, мы же с Ноэлем снова принимались мучить уроки, чередуя школьные занятия с магической практикой. В построении иллюзий я поднаторела, по крайней мере, кошки уже получались вполне похожими на настоящих. И я попробовала создать что-то посущественнее: подпитывать свой артефакт (получилось) и воссоздавать человеческий образ (моя первая попытка, больше похожая на бьющееся в конвульсиях огородное пугало, еще долго снилась нам с Ноэлем, вызывая озноб).
Как тренировать магию воды, я не очень представляла, поэтому просто увеличила время работы с ней. Теперь я могла не только делать вихри из капель и снежинок, но и выстраивать отдельные элементы в цепочки и гирлянды. И держать защиту на основе этой магии получалось намного дольше. Правда, стоило во время тренировки случиться чему-то неожиданному (например, рыжик, осененный очередной гениальной идеей, забегал в мою комнату, резко хлопнув дверью, или раздавался резкий звук), и мой импровизированный щит давал сбой.
Сам хозяин дома появлялся в своем жилище почти каждый день, чем мистресс Хоксли была чрезвычайно довольна. За мое обучение он взялся всерьез, и несколько раз в неделю мы спускались в подземную мастерскую, которую Джеймс выделил нам для занятий. Иногда, если погода выдавалась дождливой и поиграть в хендбол с мальчишками не получалось, нас сопровождал Ноэль.
Я ожидала, что мы начнем с отработки стоек, но артефактор меня удивил. На большой длинный стол в мастерской он выставил несколько ванночек, наполненных песком, землей, глиной и несколькими видами камешков.
– Так обучают маленьких детишек, – ответил он на невысказанный мной вопрос. – Когда подозревают, что дар вот-вот проснется. Давайте попробуем! Интересно, на какой материал вы среагируете.
– А у вас как было? – тут же спросил любопытный Ноэль, пропуская между пальцами красноватые крупицы.
– У меня был обычный песок, – Джеймс улыбнулся воспоминаниям, – только не здесь, а в саду, в обычной детской песочнице. Кузен изволил сломать мой куличик. Я рассердился. В общем, кузена пришлось отмывать в десяти водах.
Я по очереди погружала руки в каждую из емкостей, долго копошилась там, настраиваясь, ощупывая содержимое и пытаясь почувствовать каждый из материалов. Ничего. Я пыталась вобрать в себя атмосферу этого места, ощутить себя надежной, основательной, неторопливой, вросшей в этот камень, в песок, в почву. Ничего. Вся магия, которую потихоньку вливал в меня Филлион, распылялась чем угодно, но только не магией земли. Так продолжалось, пока на одном из занятий Джеймс не достал из ящика стола небольшую коробочку с металлической стружкой.
– А давайте попробуем так. Только осторожнее, не порежьтесь.
Я аккуратно насыпала в ладонь маленькую горсточку холодных блестящих завитков и перебирала их, прикрыв глаза и ни на что особенно не надеясь. Немного увлеклась процессом и поэтому вздрогнула, когда над ухом раздалось торжествующее:
– Есть!
Я посмотрела на ладонь и чуть рот не открыла: несколько спиралек сплавились вместе, образуя кривоватую, но вполне узнаваемую иглу.
– О чем вы думали сейчас? – принялся допытываться Джеймс.
– Ни о чем конкретном. Просто отмечала про себя приятный холодок и острые колкие края.
– Я должен был сразу догадаться, – артефактор улыбался, довольный тем, что разгадал очередную загадку. – Для классической земли в вас не хватает основательности, а вот металл – категоричность, острота, справедливость. Вы же любите законы?
Я с сомнением посмотрела на него. Судя по его описанию, я мистресс Иголка или Шпилька. Неужели похоже?
– Но вы тоже не слишком основательны, – заметила я.
– Вы правы, – хохотнул Джеймс. – Вы знаете, что артефакторам приходится жертвовать силой земли, чтобы развить хоть немного магию воздуха? Так вот, мне воздух всегда давался неприлично легко. Какое-то время родители даже переживали, чтобы я не избрал его своим основным даром.
На следующем занятии мы занимались исключительно манипуляциями с металлом. По ощущениям эта магия была весьма странной – очень резкой, но при этом требующей огромного терпения. С обычной магией земли ее роднила только необходимость быть уверенным в своих действиях. Даже ошибаться следовало безо всяких сомнений: малейшие колебания, и заклинания моментально распадались. И это очень дисциплинировало. Незаметно для себя я стала меньше сомневаться и в работе с прочими осями.
А вечерами, когда с работы приходил Эверт, к моим занятиям добавлялось еще одно. Диксон, со своей стороны, решил, что мне неплохо бы освоить азы ментальной магии. И начал он с того, что притащил в дом кота.
– Твой подопытный, – представил он мне несчастное животное. Подопытный о грозившей ему опасности не знал, поэтому с нахальным видом устроился в кресле и невозмутимо принялся приводить в порядок шерстку. – Будем отрабатывать простейшие внушения.
– Хорошо, – спорить сил уже не осталось, – с чего начнем?
– С небольшой теоретической части. Итак, что такое внушение? Ты вкладываешь в голову своего объекта, – он указал на кота, – какую-то мысль. Не чувство, не ощущение, а мысль. Самые простые внушения базируются на рефлексах – поиске пищи, избегании опасности и прочих. Чем дальше мысль от этой базы, тем сложнее подвести объект к ней. Другими словами, сделать так, чтобы он отпрыгнул в сторону от воображаемой опасности, проще, чем уговорить спокойно подойти, скажем, вот к этой двери.
Твоя задача – концентрироваться на самом объекте (объект при этом невоспитанно задрал заднюю лапу и дал понять, что обо всем этом думает). И на мысли, которую ты хочешь ему транслировать. Не на действии.
– Не совсем поняла.
– К примеру, ты хочешь, чтобы кот прекратил делать то, что он делает, и уставился в левый угол комнаты. Для этого не нужно гипнотизировать его фразой «посмотри в угол, посмотри в угол». Это бесполезно. Нужно просто поделиться с ним мыслью, что в углу какое-то подозрительное шуршание. Остальное он сделает сам.
Эверт только взглянул на нашего усатого гостя, и тот, резко шевельнув ушами, повернул морду в указанном направлении. Немного поглядел в пустоту и, выяснив, что ему ничего не угрожает, снова вернулся к своему занятию.