Я полежала немного, выравнивая дыхание и вспоминая ощущения, которые мне нужны, чтобы «включить» дар воды.
– Да, готова, – сказала, наконец, не открывая глаз.
На виски легким касанием легли ладони менталиста, даря разгоряченной коже приятную прохладу, и разверзлась моя личная Бездна.
Чужие воспоминания ошеломили своей яркостью и четкостью. Я снова была Тилли. Я приходила в себя в темноте на огромном жертвенном столе. Я чувствовала, как впиваются в запястья цепи, как ломит спину от стылого камня. Это я, скованная ужасом, снова глядела в глаза человеку, в котором не осталось ничего человеческого. И ненавидела. Бездна, как же я его ненавидела! Как пыталась выбраться из пут страшного заклинания – и не могла. Где-то за этими страданиями мелькнула мысль, что я должна что-то сделать, но что, я не могла вспомнить. И лишь когда потоки энергий хлынули в меня и отразились сильнейшим магическим выбросом, пришло осознание: магия. Я должна была настроиться на магию воды. Но было поздно.
Я медленно пришла в себя, открыла глаза и резко села, обхватив себя руками. Меня трясло, по щекам текли слезы. Эверт что-то мне говорил, поглаживая по спине, должно быть, успокаивал, слов я не могла разобрать. Бледный Ноэль смотрел на меня такими встревоженными глазами, что я сразу спросила, кричала ли я. Мальчишка только кивнул. Звуки вернулись, голова перестала кружиться. Я посмотрела на менталиста.
– Еще раз.
– Ты уверена? Выглядело это, мягко говоря, страшно.
– Да, уверена. – Я старательно вытерла мокрые глаза и щеки и снова улеглась на диван, восстанавливая дыхание.
В этот раз было ни капли не легче. Я помнила, что должна сохранять холодную голову, обуздав внутри запал ярости. Но чувства Тилли раздирали душу. Напрасно я думала, что смогу привыкнуть к происходящему. Ничего не получалось. Очнулась я еще более взвинченная, чем до этого.
– Все, воробушек, делаем перерыв. Тебя снова трясет, – Диксон уже где-то раздобыл стопку платочков и теперь, словно сиделка при больном, вытирал мне мокрые щеки, придерживая одной рукой за плечо. Джеймс, который, оказывается, тоже был здесь, и успел принести мне воды, смотрел при этом с таким сочувствием, что я попыталась ему улыбнуться. Но, судя по странному выражению его лица, сделала это зря. Рыжик же на правах ребенка просто примостился со мной рядышком и уткнулся носом в плечо.
– Не понимаю, почему не получается, – произнесла я, поглаживая рыжую макушку. – Такие сильные эмоции, никак не выходит их успокоить…
Меня почти насильно, чуть ли не с ложечки, накормили обедом. Затем мы все вместе прогулялись по саду и даже потешили Ноэля тем, что бросали ему мяч по очереди. А когда вернулись, предприняли еще одну попытку.
Она оказалась самой мучительной из всех. Мало того что все эмоции обострились до предела, словно с каждым разом мои нервы все больше и больше оголялись, так еще все мои попытки отстраниться и смотреть на все с холодной головой привели к ужасающему эффекту: временами мне казалось, что это я вычерчиваю мелом на полу магсхему, что это мое чудовищное сознание породило весь этот план, что это я наслаждаюсь тем, как послушные моей магии люди становятся безвольными куклами. И вместе с этим я беззвучно кричала от ненависти к чему-то большему, чем отдельно взятый властолюбивый садист. Зато под конец, когда из моих рук хлестали потоки магии смерти, на долю мгновения мне показалось, что еще чуть-чуть, и мне удастся пробудить в себе темное начало.
В себя я приходила долго, перед глазами все расплывалось, звуки и лица слились в сплошной цветной шум. И только одна мысль билась внутри: «Надо продолжать. Почти. Еще чуть-чуть».
– Еще раз, – прохрипела я.
– С ума сошла? Ты себя угробишь, – в голосе Эверта слышались раскаты грома.
– Еще! Раз! Пожалуйста, – я решительно сжала пальцы в кулаки.
– Ладно. Раз ты так настаиваешь, – смягчился он, снова положил мне ладони на виски и, тяжело вздохнув, произнес: – Спи, осленок упрямый. Я, знаешь ли, тоже не железный.
И ласковое забытье приняло меня в свои объятия прежде, чем я смогла выразить протест по данному вопросу.
Просыпаться утром в своей постели прямо в платье, да еще и засыпая при этом в гостиной, похоже, становилось для меня уже привычным делом. Во всяком случае, в отличие от утра вчерашнего неловкости я сегодня не ощущала. А вот недовольство – да. События вчерашнего дня медленно всплывали в моей голове.
– Ну, Диксон, демонов тебе под одеяло! Спать он, значит, меня отправил, как ребенка какого-то!
Запала негодования хватило на то, чтобы быстро принять душ, переменить наряд, причесаться и скорее спуститься вниз в поисках будущей жертвы справедливого возмездия. Правда, когда я обнаружила менталиста в столовой с целой охапкой газет и журналов, жажда мщения поутихла. Эверт, хоть и сидел в свежей рубашке, выглядел утомленным. Кажется, месть свершилась без меня.
– Доброе утро. Выспалась? – он отложил газету.
– Твоими стараниями, – усмехнулась, – а вот ты, похоже, не очень.
– Да, пытались с Джеймсом придумать кое-что. Он, правда, сейчас в лавке, но, можешь мне поверить, выглядит не лучше.
Ноэль отыскался в саду, и я после завтрака снова составила ему компанию в игре в мяч. За наши эксперименты мы принялись чуть позже, дождавшись, пока уйдет кухарка Джеймса.
– Так что вы придумали? – спросила я, ложась на диван в гостиной.
– Что-то, – уклончиво ответил Диксон. – Давай только попробуем еще раз: если не получится, тогда расскажу.
– Надо же, как все таинственно, – удивилась я, но прикрыла глаза и начала готовиться к еще одному возвращению в чужое прошлое.
Сегодня оно далось мне несколько проще. Возможно, на оголенных нервах за ночь наросла мозоль, а может, сказалось то, что я хорошенько выспалась, но взращивать в себе ощущение холодной ярости, несмотря на рвущееся пополам сердце, у меня получалось. По крайней мере, мне так казалось. Но видно, недостаточно для того, чтобы, как выразился мист Грей, «пробить барьер». Во всяком случае, ничего необычного я не ощутила. Все ту же ненависть и острое отчаяние Тилли. Меня уже выкинуло из воспоминаний, и я начинала понемногу осознавать себя, как вдруг что-то пошло не так. Я снова увидела перед собой мерзкое лицо Винтера. Он смотрел на меня мертвыми бездушными глазами, губы его кривились в презрительной усмешке.
– Хотела, чтобы я сдох? – издевательски спросил он. – Не раньше, чем отправлю на тот свет твоих дружков. Хотя нет, зачем мне марать руки? Это сделаешь ты сама. Будешь послушной куколкой, и, может быть, я разрешу тебе оставить по пряди их волос на память. Разумеется, после того, как ты перережешь им глотки.
Я слушала все это, и темная сокрушительная волна медленно поднималась внутри змеей, готовящейся к броску. Даже пожелай я ее остановить, не смогла бы. Но я и не собиралась. С предвкушением я смотрела прямо в глаза садисту и точно знала, что могу стереть его в порошок и что рука моя сейчас не дрогнет. И в тот момент, когда я отпускала эту тягучую страшную силу, вдруг услышала мальчишеский голос: «Ложись! Сейчас как бахнет!» Ноэль?
Я села, непонимающе оглядываясь по сторонам. Кресло Эверта валялось на полу, сам менталист обнаружился там же. Бледный как смерть, он с усилием приподнялся на локтях и кое-как сел, опершись спиной на сиденье дивана.
– Кажется, сработало, – скорее выдохнул, чем произнес он.
Ноэль выполз откуда-то из-под стола.
– Еще как сработало! – возвестил он. – Ты бы себя видела. Мы думали, нам всем каюк.
Я все еще ничего не понимала.
– Рассказывайте, – потребовала я, – что вы тут натворили?
– Они с Джеймсом всю ночь в библиотеке торчали, – сразу сдал своих мальчишка.
– Искали изображения Уильяма Винтера, – приглушенно пустился в объяснения Диксон. – Чтобы сделать качественную портретную иллюзию, их нужно несколько, с разных ракурсов. По счастью, архивы у семьи Филлион могут посоперничать с государственными.
– Так это была иллюзия? – ахнула я.
Эверт кивнул.
– Плюс небольшое ментальное воздействие. Твоему уже возбужденному сознанию этого хватило, чтобы достроить всю картинку. А вот дальше началось самое интересное. – Он снова сделал над собой усилие и сел на диван рядом со мной. – Ты закричала «Энченцио сангрия!», у тебя потемнели вены на висках и руках, а нас с Ноэлем сильно скрутило.
– Да! Словно вот тут, внутри, веревку привязали, – рыжик указал себе на грудь, – и со всей дури жилы тянут.
– Повезло, что ты вовремя очнулась. Если бы дело дошло до выброса…
– Выброса? Я же не могу пользоваться магией без чужого воздействия.
– Как оказалось, на магию крови это не распространяется.
Я закрыла глаза, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. «Энченцио сангрия» – это заклинание, которое использовал Винтер. И что-то еще…
– Грей говорил, что на магию крови отзывается и наша собственная кровь, – сказала я наконец.
– А если ты связана с нами кровной клятвой?
– Кровью и жизнью, – прошептала я. – Значит ли это, что и ваша кровь должна отзываться на мое заклинание?
И другая мысль, еще более пугающая, возникла следом.
– И что я способна применять магию крови без воздействия только потому, что тяну силу для этого из вас? Бездна и все ее демоны, я действительно могла вас убить! – Меня била дрожь.
Все-таки одно дело быть любопытным магическим феноменом, а другое – представлять реальную опасность для близких.
– Ну-ка хватит себя изводить. Ты упустила самое главное: мы все еще живы – это раз, и ты уже точно сможешь совладать с магией крови – это два. А значит, скоро мы разорвем эту демонову связь, это три. Лучше скажи, как себя чувствует новорожденный маг крови? Ощущаешь повышенную жажду власти, хочешь завоевать весь мир и теплый плед в придачу? – осведомился Диксон, скручивая небольшой клетчатый плед валиком и подкладывая его себе под спину.
– Плед можешь оставить себе, – милостиво разрешила я. – А чувствую я себя как обычно, пожалуй. Но подождите, Джеймс! Мы забыли о Джеймсе. Надеюсь, с ним все в порядке?