— Мне кажется, вы будете счастливы узнать, — объявила она, — что Фултон и я, возможно, никогда больше не будем разговаривать друг с другом.
Хлоя посмотрела на Большого Джона и отошла от него к Эмме.
— Так ты не будешь витнивилльской Уитни?
Эмма подумала обо всем, что могла бы иметь, если бы любила Фултона, если бы он не оказался таким мерзавцем. Пожертвовать красивой одеждой, домом и путешествиями в Европу — это было нетрудно, потому что с Хлоей она жила достаточно обеспеченно. Она горевала о приглашениях на утренний чай, о почетном месте в церковном хоре. И о теплых улыбках, подаренных ей другими молодыми женщинами на улице или в магазине.
Хлоя прочитала муку на лице девушки и взяла ее за руки.
— Мне жаль, милая, — сказала она.
Эмма вспомнила эпизод в темном коридоре гостиницы.
— Я бы не смогла вынести его прикосновения, — доверчиво сказала она, на минуту забыв о присутствии Большого Джона.
Хлоя нежно поцеловала ее в лоб.
— Ступай спать и выбрось этот вечер из головы.
Эмма взглянула на Большого Джона, который наблюдал за ней с отцовской любовью, и тоже поцеловала его.
— Спокойной ночи.
У себя в комнате Эмма сбросила платье и накинула халат. Потом, достав свежую ночную рубашку из комода, спустилась вниз по черной лестнице и прошла по коридору в ванную. Хорошая горячая ванна поможет ей почувствовать себя лучше.
Тщательно закрыв дверь, Эмма наполнила ванну горячей водой и добавила немного ароматических солей, которые Хлоя подарила ей на Рождество. Воздух заблагоухал ароматом диких цветов.
Эмма закрутила косу короной вокруг головы и медленно, с наслаждением опустилась в воду. В голове возникали воспоминания о том, как Стивен любил ее среди маргариток. Она вспомнила, как отвечала ему, я щеки ее вспыхнули. Закрыв глаза, Эмма вернулась мысленно в маленькую тесную квартиру в Чикаго, где жили три сестры с Кэтлин, их матерью.
Она ясно представила Кэтлин, словно та сейчас стояла перед ней — темные взъерошенные волосы, смеющиеся карие глаза. О, она была красива, когда не пила. Мужчины кружились вокруг нее, с охотой покупая безделушки и бутылки, все, что она хотела.
Эмма с сестрами старались не попадаться на глаза, когда в квартире был кто-то из мужчин, но квартирка была тесной — не было места спрятаться. Кровать Кэтлин отделялась от кровати, на которой спали девочки, холщовой занавеской, и практически каждую ночь тени на ней то сливались, то разъединялись.
Обычно мужчины уходили перед рассветом. Некоторые были добрыми, разжигали уголь в печи перед уходом, а на столе всегда оставались деньги. Несколько дней все было хорошо. Кэтлин покупала фрукты и тушенку для Каролины, чтобы приготовить ее с капустой, а иногда они вчетвером шли на представление с танцорами, жонглерами и глотателями огня.
Но потом всегда Кэтлин впадала в странное отчаяние и покупала на последние деньги бренди, напиваясь до такого состояния, что могла даже упасть с кровати. Каролине приходилось заботиться о матери, словно та была ребенком.
Когда появился солдат, казалось, все изменилось. Кэтлин сказала, что влюблена, что выйдет замуж за Мэтью Харрингтона и жизнь у них изменится.
Да, размышляла Эмма со вздохом, Кэтлин была права — с приходом Мэтью Харрингтона в красивой голубой форме жизнь изменилась.
Кэтлин ничего не делала, только пила и лежала за занавеской с Мэтью. Каролина воровала деньги из карманов его брюк, чтобы было на что купить еду.
— Он хочет трогать меня, — сказала Эмма Каролине бледным зимним утром, когда они шли по улице, Лили бежала вперед, подкидывая ногой жестянку.
— Мэтью? — спросила Каролина, ее карие глаза смотрели с тревогой. Ей было всего восемь лет, но теперь, со смертью бабушки, все тревоги и заботы легли на ее детские плеча. — Что он говорил?
— Он пытался посадить меня на колени, когда мамы не было рядом.
Каролина рассердилась.
— Не подходи к нему, — предупредила она.
Как выяснилось, им не надо было волноваться, потому что на следующий день, когда лавочники вывешивали в витринах рождественские гирлянды, Кэтлин объявила о своем решении. Мэтью хотел, чтобы девочки уехали на Запад на сиротском поезде. По его теории, им будет лучше на открытых просторах, чем в большом городе, и Кэтлин решила, что это хорошая мысль.
Эмма закрыла глаза, вспоминая, как маленькая Лили, всего-то шести лет, плакала и умоляла мать не отсылать их. Она обещала быть хорошей девочкой и чистить сапоги Мэтью, если только Кэтлин позволит им остаться.
Слезы повисли на ресницах Эммы. Где сейчас Лили? Счастлива ли? Ищет ли она своих сестер, как Эмма? Такие же у нее красивые серебристые волосы? Жива ли она вообще?
Эмма смахнула слезы рукой и стала вспоминать старшую сестру, Каролину. Она была уверена, что Каролина выжила, потому что была самой сильной и решительной из них. Она тоже ищет своих сестер — Эмма чувствовала это всем своим существом, В один прекрасный день они найдут друг друга и ответят на все вопросы.
Шериф Вудридж становился стар. Он признавался себе в этом, сидя за столом в тюрьме и почесывая голову под шляпой.
Он был страшно рад, что танцы прошли без неприятностей. Иногда несколько парней начинали спорить из-за хорошенькой оборки, и завязывалась драка.
С такой неприятностью шерифу было не справиться, особенно если у молодых ребят было при себе оружие.
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, шериф открыл ящик своего стола. Он был забит письмами и объявлениями о разыскиваемых преступниках. Шериф все собирался разобраться с ними.
Он решительно вытащил охапку объявлений и набил ими печку. Он собирался проделать то же с письмами, но тут помешало чувство вины. Одно письмо было в чистом голубом конверте, подписанном аккуратным почерком. И оно не было старым. Всего неделя или две.
Любопытство возобладало над ленью, и шериф Вудридж ногтем открыл конверт и вытащил листок.
«Шерифу Витнивилла, территория Айдахо, — было написано в письме четкими округлыми буквами. — Я хочу узнать о нахождении моих сестер, Эммы и Каролины Чалмерс, с которыми была разлучена тринадцать лет назад…»
Шериф свернул письмо и поскреб подбородок. Эмма Чалмерс… та рыженькая девочка, которую вырастила Хлоя Риз, если он не ошибается. Он запихнул письмо обратно в конверт, думая, что ему следует пойти к Хлое Риз и передать письмо.
От жалованья почти ничего не осталось, а ему хотелось выпить. Немножко виски, которое он припрятал в своей комнате в доме мисс Хиггинс, будет очень кстати.
Твердо веря, что человеку никогда не следует делать сегодня то, что можно отложить до завтра, Вудридж снова сунул письмо в ящик стола.
Старая коляска подпрыгивала и тряслась по темной сельской дороге. Джоэллен Ленаган пододвинулась ближе к Стивену.
— Я чувствую себя в безопасности, так как у вас кольт, — сказала она, беря его под руку.
Сдержав улыбку, Стивен опустил вожжи на спины лошадей, и поехала немного быстрее под звездным лунным небом.
— Сколько вам лет, Джоэллен? — спросил он, прекрасно зная, что ей шестнадцать. Он хотел заставить ее задуматься о разнице в их возрасте.
— Будет семнадцать через шесть с половиной месяцев, — ответила она.
Стивен засмеялся, но никак не прокомментирован ответ.
— Я всего на три года моложе Эммы Чалмерс, — рассуждала она.
Стивен снова промолчал.
— Вы считаете ее красивее меня?
Стивен вздохнул.
— Я считаю, что она красивее всех женщин, — ответил он.
Джоэллен вытащила свою руку и отодвинулась к дальнему краю сиденья. Стивен понял, что она дуется, но не взглянул на нее.
— Вы любите ее?
— Возможно.
— Вы не сможете жениться на ней, потому что она уже помолвлена.
Стивен не стал утруждать себя, рассказывая Джоэллен об истинном положении дел. Кроме того, это не ее дело.
Джоэллен снова подвинулась.
— Я знаю, вы думаете, что я молода, — сказала она, — но я, ну, я разбираюсь в некоторых вещах. Как это должно быть между мужчиной и женщиной и все такое.
Разговор становился увлекательным, хотя Стивен сомневался, чтобы Большому Джону он бы понравился.
— О? — удивился он.
— Я искушенная, — поведала Джоэллен.
— Вот это настоящий стыд, — ответил Стивен. — Такой красивой девушке, как ты, следует блюсти себя для единственного мужчины.
Джоэллен примолкла и молчала примерно с полмили. Потом она продолжила:
— Ну, я не совсем искушенная. Но меня целовали.
Стивен улыбнулся в темноте.
— Понимаю.
— Вы действительно считаете, что у меня будет единственный мужчина?
— Могу поспорить на деньги.
— Может быть, я уже нашла его, — промурлыкала Джоэллен.
Стивен уже различал огни ранчо, неясно вырисовывающегося в темноте, и страстно хотел только поскорее добраться до его дверей и оставить там Джоэллен, как просил сто Большой Джон. Он заставил лошадей бежать еще быстрее.
— Так что?
Джоэллен снова взяла его под руку и прислонилась, головой к его плечу.
— Мне будет страшно одной в этом большом доме. Отец останется до утра у мисс Риз, знаете ли. О, какой-нибудь из работников может прокрасться в дом и изнасиловать меня!
Стивену не понравилось ее настроение.
— Большой Джон, должно быть, продумал, чтобы с вами ничего не случилось, — сказал он. — Кроме того, вы можете запереть двери.
— Я хочу, чтобы вы спали в доме, — настаивала Джоэллен. — Тогда никто не сможет…
— Сегодня я буду спать в своей постели, Джоэллен.
— Я хочу, чтобы вы защищали меня.
Стивен глубоко вздохнул.
— Нет.
— Я могла бы остаться с вами… в вашей хижине.
— Большой Джон мог бы отходить меня кнутом, и я бы не винил его.
Когда коляска проехала через открытые ворота, по дороге, ведущей к приземистому дому, Джоэллен вздохнула.
— Никогда не думала, что вы трус, мистер Фэрфакс.
Терпение Стивена дошло до предела. Он никогда не поднимал руку на женщину, но сейчас он испытывал сильнейший соблазн отшлепать эту особу по заднице. С облегчением он подкатил к входной двери и остановился. Спустившись на землю, он обошел коляску и помог Джоэллен. И все это без единого слова.