ибо продолжение, либо страдания. Когда он рядом, то чувствую его тепло, и даже на расстоянии хочется прикоснуться к нему. Воистину любовь, воистину надежда, воистину вера! Любовь – такая огромная сила чувств, что при малейшем её колебании может разрушиться, как хрусталь или как домик, построенный из карт. И собрать заново по кусочкам опять не удастся, это уже потеря навек.
Позже Франческо принёс жидкий бульон. Я его съела, чтобы набраться сил. Я ему верю и я его люблю.
– Милая, ты не хочешь написать отцу о своём здоровье, или хотя бы рассказать, как у тебя дела? Я думаю, что надо написать что-то хорошее, чтобы он не волновался по пустякам. Мы ведь всё равно скоро встретимся с ним? Как ты думаешь?
– Хорошо.
– Тогда я попрошу, чтобы тебе принесли чернила и бумагу. Ладно, я тебе не буду мешать отдыхать, тебе нужен покой, – сказал он и поцеловал в лоб. Я легла на подушку, глаза снова закрылись, и заснула.
4. Второй день в заточении
Это утро… По крайней мере, я так думала, потому что проснулась. На комоде возле кровати лежали уже приготовленные перо с чернилами и бумага. И я вспомнила об отце, что он, наверное, совсем позабыл про меня, даже ни строчки после того, как я уехала, не написал. А хотя – чем я лучше! Сама ему ничего не писала, но обязательно напишу. Привстала и взяла бумагу с пером и чернилами, положила на постель. Лень было вставать.
«Мной уважаемый, любимый отец! Пишет Вам ваша покорная дочь. Будучи замужем, сообщаю Вам, что у меня всё в порядке. Франческо ко мне относится снисходительно. Он добр, вежлив и заботлив. Спасибо Вам за мужа, этот человек стал моей опорой. С уважением, ваша любящая дочь Эмма».
Про своё самочувствие писать не стала, думаю – это лишнее. Письмо оставила на комоде и, забыв, что рядом находились чернила, их опрокинула.
«Неряха!» – воскликнула про себя и скинула грязную постель на пол.
Встала и принялась рассматривать картины, но они меня сегодня пугали. Начала снимать одну за другой, складывая на пол в стопку.
Тут открылась дверь и вошёл мужчина лет тридцати пяти, высокий, с тёмными волосами, в плаще, кланяясь мне.
– Ваша светлость, не пугайтесь, я пришёл забрать письмо.
– Как тебя зовут?
– Руфио, ваша светлость. Вам не по духу картины?
– Да, они мне неприятны. Уберите их.
– Хорошо, ваша светлость, – он подошёл и взял их с собой.
– А когда увижу мужа?
– Ваша светлость, ваш муж уехал в Ватикан по заданию Его Святейшества Папы Римского Александра VI. Он оставил меня присматривать за вами, пока не вернётся. Вам через час принесут завтрак, а после придёт лекарь для осмотра.
– Хорошо. А могу ли я прогуляться? Мне душно в этих стенах.
– Как только вас осмотрит лекарь, и только с его разрешения.
– Это не просьба, а приказ! – ответила я возмущенно.
– Извините, ваша светлость, я слушаюсь только приказов герцога, господина Франческо, вашего мужа.
– А я его жена, значит, вы обязаны меня слушаться тоже!
– Я лучше пойду, – сказал Руфио, забрав письмо и картины.
– Это какой-то фарс! – сказала вслух, потом села подле комода и, смотрясь в зеркало, расчёсывала свои густые светлые волосы.
Этим утром проронила первую слезу. Было грустно, любимые люди меня покинули, и никто не может помочь. Ещё один день в этой комнате, и точно сойду с ума уже по-настоящему. Я боялась за свою жизнь, никогда ранее не испытывала таких эмоций. Чувства неизвестности, смятения, гнева и страха. Хотелось послушать музыку, соскучилась по арфе, по тонким мелодичным прелестным райским звукам, полным безмятежности и бушующих волн.
Не прошло и часа, как принесли завтрак: на этот раз он был разбавлен белой хрустящей булочкой в клюквенном сиропе. Бульон был вкусным, как и в прошлый раз. В комнате сразу убрали грязную простыню с пола, на комод положили новую.
Я принялась за трапезу, съела всё, не оставив и крохи. После завтрака сидела на кровати и напевала песню, которую в детстве перед сном пела матушка, когда была здорова духом.
Свет, выходи в окошко,
Я верю, что ты со мной.
Тьма уходит, наконец,
Сдвинув ножки,
Торжествует громко добро и смех,
Торжествует громко добро и смех!
Я чувствовала слабость, наверное, ещё не отошла от болезни, а сегодня у меня разыгралась мигрень. Значит, прогулка отменится на сегодня. Я лежала и повторяла строчки песни, будто сейчас в стене откроются придуманные мной фрамуги и выглянет свет. А ещё будто я в темнице, и принц должен спасти от предстоящей гибели. Так смешно. Это же просто сказка. А в детстве я так верила в сказки, потому что хотелось, чтобы это было правдой. Но время неугомонно и быстротечно, и понимала, что просто хочу себя обманывать и ускользнуть из-под призм лучей этого мира, навсегда. Да, я этого хотела раньше. Поэтому меня постоянно баловали слуги, баловал отец: за каждый свой отъезд, чтобы не скучала, одаривал новыми платьями, жемчугом, просто откупался, чтобы не чувствовать никакой вины за моё недолгожданное рождение. Чувства одиночества в детстве никак не вырвать из корней проросшей депрессии. Внимание, ласку, заботу, радость и любовь нельзя купить. Это, наверное, понимает человек, которого обделили всеми словами. И я в этом числе нахожусь тоже, а вы?
Какие только мысли не приходят, когда остаёшься с собой наедине. Одна, совсем одна. Бывает, что ещё чуть-чуть, и твои мысли подведут тебя под черту, после которой ты потеряешь себя. А время так долго идёт взаперти, сколько мне ещё ждать лекаря? Это просто сумасшествие.
Стоило только вспомнить чёрта, и вот заскрипела дверь. Мысленно я восторжествовала.
«Наконец-то», – говорила про себя.
– Лекарь, здравствуйте, – сказала движущемуся мужчине в коричневом плаще, в руках у него была чаша, которую он поставил на комод.
– Здравствуйте, госпожа. Я пришёл вас осмотреть сегодня.
– Хорошо. У меня к вам вопрос. Я хотела сегодня выйти к флигелю поместья, подышать свежим воздухом, так как чувствую, что моему телу это необходимо.
– Госпожа, давайте сначала я вас осмотрю. Вижу, что вы сегодня не очень-то в хорошем состоянии выходить из комнаты, – говоря, лекарь тем временем осматривал мой лоб, – да у вас жар!
– Да? – вопросительно и не догадываясь, что всё это время у меня был жар, выкрикнула я. – Доктор вылечите меня скорее. Я хочу выздороветь и увидеть ещё не опавшие жёлтые листья на деревьях.
– Хорошо, госпожа. Конечно, я вам пропишу все необходимые лекарства, необходимые травы, которые вам надо пить. Я всё передам Руфио, а он уже прислуге. Сегодня выпейте отвар из лечебных трав, – сказал лекарь и поднёс чашу, которую оставил на комоде.
Слушая внимательно лекаря, выпила полностью отвар, но стало тянуть в сон, и не было сил дальше слушать. Захотелось спать, и я закрыла глаза, а что дальше он говорил, не знаю.
5. Чудовище
Появилась улыбка на губах, я вспомнила любимого Франческо, так хотелось, чтобы он лежал сейчас рядом и ласкал, я соскучилась по нему.
Сегодня целый день пролежала, опять эта негодная слабость, а ещё меня полюбила лень. Я то спала, то открывала глаза, то наоборот. Тут заскрипела дверь.
«А может, это Франческо приехал?» – подумала.
На миг показалось, что это Руфио, но это был не он. А какой-то человек, с уродливым лицом и тоже в плаще, только длиннее, чем у лекаря. Я испугалась.
– Кто вы? Не подходите ко мне! – кричала я. – Франческо, Руфио, кто-нибудь!
Чудовище ко мне приближалось, а мне было тяжело встать. Я закрылась под одеяло и дрожала, скуля, как котёнок, от страха. Тишина… Одеяло резко отбросили и прижали меня к кровати, закрыв рот рукой, чудовище смотрело в мои испуганные глаза и похрапывало.
«Господи, что это? Неужели он хочет меня убить?» – думала про себя, так была напугана, что руки окаменели от страха.
Его ладони были такими холодными, будто это мертвец. Он наклонил голову к моей шее и укусил. Я кричала, но никто бы не смог услышать. Начала упираться руками, было больно, ведь чудовище сильное и большое. Шансов оттолкнуть его у меня не было.
Чудовище присосалось острыми зубами к шее, будто высасывало кровь, моя изнеженная шея не знала такой боли. Хотелось опять закричать громко «помогите», но беспомощность и слабость были на тот момент злейшими врагами. Слёзы текли, рука чудовища стала мокрой, я хотела её укусить, но она была слишком большой, а кости тяжёлыми и твердыми, они навалились мне на рот, прикрыв щёки. Минут пять он кромсал мою шею, я думала, что я сейчас умру, уже не могла этого больше терпеть.
Неужели он меня убьёт, истерзает, как маленькую беззащитную девочку?
Через минут пять чудовище оторвалось от шеи и просто убежало, захлопнув за собой дверь, оставив капли крови на постели. Безутешные стоны сжимали моё сердце. Я так сильно ревела, что, казалось, меня должен услышать Бог. Аккуратно встала и подошла к зеркалу. Смотрела на свою рану, рыдая во всё горло. Кровь ещё текла, на шее были открытые до вен небольшие раны.
Я побежала к двери и кричала:
– Помогите! Откройте!
Мне казалось, что меня должны обязательно услышать, не хочу умирать от потери крови. Несколько минут прождала у двери, потом села подле неё и никуда не хотела уходить. Слёзы уже присохли к щекам, слабость прижимало тело ещё сильнее, а одежда была выпачкана кровью. Я не могла на неё смотреть, будто пришли и вырвали сердце, истерзали мою длинную красивую шею.
«Где ты, Бог, я тебя так люблю. Боженька, помоги мне! Я раньше всегда разделяла с тобой свою печаль, тревоги, секреты и восторг. Не оставляй меня, прошу», – говорила я, обращаясь к Создателю, но не знала, слышит ли он меня в этот момент.
Моя любовь к Богу осталась всё-таки безграничной и глубокой, такой же, как и в детстве, просто со временем чувства оседают глубоко. А потом, когда настают такие плачевные моменты, эта любовь просыпается и всё вспоминается.