Мы лежали в высокой траве у самого берега на западной оконечности острова. Он отвел глаза, и я почувствовала, что связь между нашими глазами, мыслями и словами распространилась и на тела, что так будет оставаться до тех пор, пока не угаснет наша любовь. Потом я каждый раз его где-нибудь ждала – в траве, на пристани, в ангаре для генератора. Он целовал меня, раздевал и брал там, где хотел. Иногда лицом к лицу. Иногда сзади. Но я всегда была под ним, чтобы чувствовать и его власть надо мной, а не только помнить о собственном могуществе, с помощью которого я его себе подчинила. Описать это трудно. Думать об этом сейчас тоже. Но своей силой он пользовался очень осторожно, независимо от накала ярости, которую ему хотелось выпустить из себя в такие моменты. Он мог это сделать. Рик вполне мог натравить на мое тело свою злость – накопившуюся с тех пор, как он в молодости уехал из родного дома, как потом возненавидел себя, что не заступился за женщину на том рыболовецком судне. Сдерживая исступление, он каким-то образом себя исцелил и боль ушла, капля по капле, будто вытекающая из большого пруда вода.
На четвертый день после возвращения домой мои мысли устремились к Ричарду Фоули. Я физически тосковала по его телу. Мысли в голове путались. Вот где рождается желание и даже не собирается исчезать по нашему первому приказу. Я испытывала чувства, от которых мне хотелось держаться подальше. Вожделение. Жажду. Отвращение. До этого мне казалось, что они остались там, на острове, но в то утро в голове возник вопрос: а может, они еще раньше родились здесь, в этом доме, и все это время спокойно дожидались, когда я вернусь?
Я долго стояла под душем, чтобы вода смыла их и унесла с собой.
После инцидента с фотографиями война в нашем доме то и дело переходила из горячей фазы в холодную и наоборот. Холодные фазы представляли собой не мир, а скорее периоды перегруппировки сил, перевооружения войск и выработки новой стратегии. Холодная война. Доподлинно мне не известно, когда Хантер узнал, что фотографии обнаженной Эммы сделал его отец, но наверняка в течение тех трех недель, которые прошли с момента съемки до размещения их на сайте. Думаю, все произошло быстро, парнем просто двигала злоба на Эмму и отца. Подобно тому, как мистер Мартин обожал и боготворил сына, тот, в свою очередь, тоже восхищался отцом и превозносил его до небес. Ему очень нравилось рассказывать истории о богатстве родителя и его свершениях в бизнесе, нередко приукрашивая действительность. Он даже намекал на его связи с организованной преступностью. Мистер Мартин нанес ему глубочайшую рану, обратив свои устремления на Эмму и пойдя на поводу своих желаний. Сама же она оказалась настолько порочной, что использовала отца в качестве оружия против Хантера.
Он выставил фотографии на всеобщее обозрение, ни о чем особо не думая и ничего не планируя. И не преминул за это расплатиться, получив от Уитта по физиономии и став виновником всего в глазах миссис Мартин. На мой взгляд, если бы он не поддался эмоциям и смирил полыхающую в груди ярость, в его голове мог родиться план куда лучше.
Из совершенной ошибки он извлек уроки.
Холодная война в нашем доме тянулась долгие месяцы, миссис Мартин избегала Эмму, что позволяло ей не думать о великолепной груди дочери, Хантер задерживался в школе как можно дольше, дабы наказать отца, а Эмма злорадно торжествовала победу в последнем сражении, хотя и потеряла из-за нее парня, с которым встречалась все лето. Вокруг полно и других мальчиков, – сказала она. Холодная война закончилась разрушительным нападением во время весенних каникул, когда мы всей семьей отправились в Сен-Барт[13]. Удар был нанесен быстро и решительно. Но оказался настолько тонким, что поначалу я его почти даже не заметила, хотя пристально наблюдала за их баталиями, считая это вопросом выживания.
Сейчас, став взрослой и пережив все, что случилось со мной на острове, я могу представить его во всех деталях.
Учителя в Саундвью любили повторять, что людям от природы присуще желание учиться. На мой взгляд, правильнее было бы сказать, что человек стремится познавать то, что помогает ему выжить. На острове это означало изучать людей – просчитывать их мотивацию, присматриваться к выражению их лиц, задумываться о том, что заставляет их совершать те или иные действия либо реагировать на поступки других. А потом строить предположения о том, что они замышляют в самых темных и потайных закоулках своей души. Подобные знания нельзя было почерпнуть из учебников, которые покупала нам Люси, но мне все же удавалось как-то осваивать эту сложную науку. Причем совершенно незаметно для меня самой.
Когда же я наконец вернулась домой, ощущение было такое, будто это знание мне впрыснули шприцем прямо в мозг. Честно говоря, я даже не могу в подробностях это описать. Все приобретенные познания я использовала, чтобы помочь им отыскать остров и найти мою сестру. В то же время я прибегала к ним каждый раз, когда в голове всплывало очередное воспоминание. То, что раньше казалось нелепым, теперь обрело смысл. Все, что сделали мама, мистер Мартин, Хантер, Эмма и даже я сама, отныне больше не представляло для меня загадки.
Я их поняла. Но не простила.
На весенних каникулах, когда холодная война перешла в горячую фазу, мы сняли в горах домик. Он выходил на океан и казался мне лучшим из всех, в которых мы останавливались в те три года, что приезжали на остров. Сен-Барт – удивительное место. И жутко дорогое. Поскольку это французская территория, там полно всевозможных кулинарных изысков и ночных клубов, где можно танцевать до утра. Туда любят приезжать модели и звезды экрана, благодаря чему миссис Мартин, выйдя замуж за мистера Мартина, и настояла, чтобы отдых здесь весной стал для нас традицией. Когда-то давно мама предлагала съездить туда и отцу, но он отказался, заявив что это сплошная показуха, и поскольку обожал лыжи, сказал, что повезет ее в штат Юта, где она не столько училась бы кататься, как последняя дура, сколько сидела бы в номере и дулась. Будучи опытным лыжником, отец пообещал сам ее научить, но миссис Мартин предпочла раз и навсегда отказаться от этой поездки.
Во время весенних каникул у Хантера на Сен-Барте всегда находилась парочка школьных друзей, с которыми он встречался в городе или на пляже. Всегда с Эммой. Но в тот год он перестал ее с собой брать. Думаю, это ее огорчило, потому как ей не оставалось ничего другого, кроме как без конца плескаться в бассейне со мной и мамой, а ближе к вечеру, когда взрослые уезжали развлекаться, и вовсе терпеть только мою компанию. Ее охватила такая тоска, что она даже попыталась помириться с Хантером, попросив его нанести ей на спину лосьон для загара. Согласна, подобная просьба звучит совершенно невинно, но этим дело не ограничилось. Эмма сказала, что хочет, чтобы все стало как раньше, и жалеет, что позволила мистеру Мартину себя сфотографировать. Что прощает Хантера за то, что он обзывал ее сучкой и рассказал о подружке Джо, только когда она с ним переспала. Более того, она даже готова была простить, что он выложил снимки в Интернете. Уступка, что ни говори, более чем серьезная.
Но как я уже говорила, Хантер извлек уроки из былых ошибок, когда совершал поступки без надлежащего планирования, и следующий свой ход совершил, обдумывая его не один месяц. Он ответил Эмме отказом. Сказал, что не может нанести ей на спину лосьон для загара.
Я тороплюсь, Эм. Попроси Касс, она тебе поможет.
Эмма вскочила, убежала в комнату и целый день из нее не выходила.
На следующий день Хантер не поехал к друзьям, а остался дома, устроившись у бассейна вместе со мной, Эммой и миссис Мартин. Не будучи большим поклонником солнца, мистер Мартин ежедневно, в том числе и в тот день, уезжал в город, чтобы выпить вина и немного прогуляться. Помимо прочего, это служило ему предлогом не видеть Эмму в ее крохотном бикини. В ту поездку он постоянно нас избегал, что не могло не радовать миссис Мартин, потому как она могла спокойно читать журналы, из-за которых муж мог изменить мнение о ней в худшую сторону. На мой взгляд, не будь она так счастлива, от ее внимания не ускользнуло бы, что в тот момент происходило, и тогда ей уже точно было бы не до радости.
Хантер смотрел на воду. Глаза его прикрывали солнцезащитные очки, поэтому нельзя было сказать, глядит он на нас, на океан или же вовсе уставился в одну точку невидящим взором. Так продолжалось довольно долго. Эмма слушала музыку и строчила друзьям смс-ки, иногда похохатывая, то и дело проводя рукой по своим коротким волосам. Я читала книгу по школьной программе – «Дающий» Лоис Лоури – где описывалось воображаемое место, в котором люди напрочь лишены эмоций. Находиться рядом с двумя врагами, корчившими из себя семью на отдыхе, но на самом деле только и помышляющими, как бы друг друга уничтожить, было очень тяжело.
Перед самым обедом Хантер сделал убийственный ход, приведший к эскалации конфликта и впоследствии обусловивший все беды, случившиеся с Эммой. А заодно и со мной.
«Как же сегодня жарко!» – произнесла миссис Мартин, отложила журнал, сделала глоток коктейля с ромом и потянулась к лосьону для загара.
Хантер, после завтрака лишь однажды прыгнувший в бассейн и все остальное время не двигавшийся с места, вдруг вскочил со стула и присел рядом с миссис Мартин. «Давайте я намажу вам спину».
Мама улыбнулась и с любопытством посмотрела на него. Может, даже с опаской. Я прекрасно видела, что она обдумывает ответ, и теперь, набравшись ума, прекрасно понимаю, почему. Сказав «нет», она бы признала, что пасынку не пристало прикасаться к ее обнаженной коже и втирать в нее лосьон. Но согласиться означало ему это разрешить. Все еще не зная как ответить, мама вдруг увидела, что лицо Эммы приняло мучительное выражение.
«Как мило с твоей стороны, дорогой мой».
Хантер улыбнулся, взял лосьон, выдавил немного на ладонь, потом потер руки и положил их на маму.