– Что такое? У меня такое ощущение, что ты удивлена.
Она действительно была озадачена. Он задавал вопросы о семье.
– Что вы надумали, Лео? Лолита была школьница, соблазнившая мужчину в возрасте…
– Тем летом он не ездил в Париж, если это, конечно, то, что ты имеешь в виду. Как и наш сводный брат Хантер.
– Вы это проверили? А почему мне ничего не сказали?
Лео увлек ее за собой, спустился с крыльца, и они зашагали по подъездной дорожке.
– Не придавай этим фактам слишком большого значения. Я вот смотрю на этого Джонатана и понимаю, что на девочек ему ровным счетом наплевать. Он вошел в их жизнь, когда они еще были подростками одиннадцати и тринадцати лет. Их сводный брат его сына возненавидел, в то время как сами девочки Уитта боготворили. Хантер был одержим Эммой, в результате чего его отец наверняка обвинял ее, что она слишком соблазнительна для здорового молодого мужчины, в теле которого играют гормоны, – ты знаешь, насколько действенен этот аргумент. Но поверь мне на слово: когда Касс сообщила о беременности Эммы и сказала, кто отец, я долго об этом думал. Думал о Джонатане Мартине и его сыне. Если отцом малышки был кто-то из них, то страх перед тем, что случится, если она останется, вполне мог подтолкнуть ее к бегству.
– Вопрос только в том, что в тот момент, когда она забеременела, его не было во Франции, так? По словам Касс, Эмма родила в марте. Значит зачала ребенка в июне, самое позднее в июле. А вернулась из Европы домой только в середине августа.
– Все правильно. Поэтому я и убедился, что они тогда не ездили в Париж. Просто чтобы закрыть эту тему.
– И что теперь?
– Через час поговорим с Джуди Мартин, – пожал плечами Лео, – ситуация для нас идеальна: поскольку Джонатан все отрицает, у нас есть все основания ее порасспросить. Но давай все же оставим ему маленькую лазейку самому ей рассказать.
– Согласна.
Сделав еще несколько шагов по подъездной дорожке, они подошли к машине Эбби. Она вытащила ключи.
– Знаешь, а ведь я читал материалы твоих исследований.
– Когда?
– В прошлом году. А вчера вечером просмотрел опять. Лежа в постели. Сьюзен уснула. На столике у кровати у нее стоит фотография наших детей, снятая, когда они еще были маленькие. Понимаешь, из-за этого мне приходится смотреть на этот снимок по десять раз в день. В какой-то момент у меня в голове возник образ матери, варварским способом отрезающей своему ребенку волосы. Жестоко. Мстительно. Чтобы наказать другую дочь.
Лео уставился на носки своих ботинок и умолк.
– Проблема братьев и сестер, о которой ты писала. Как родитель, страдающий нарциссизмом, выбирает в любимцы одного ребенка и делает все, чтобы держать его в ежовых рукавицах. Укрепляя свое альтер эго…
– Эмма, – сказала Эбби, – именно это она и сделала с Эммой.
– А Касс, вторая дочь, которая видит в старшей сестре мать. Один ребенок воспитывает другого, хотя их родители на месте и никуда не делись. Меня от этого тошнит.
– Да, – согласилась Эбби.
Она понятия не имела, к чему может привести этот разговор, но то, что Лео понял и разглядел в этой семье то, что она увидела уже давным-давно, в этот момент было способно сыграть решающую роль.
– Мне их жаль. И жаль тебя.
Эбби не знала, что на это ответить. У нее в голове вновь зазвучали слова Касс, которые та произнесла, описывая свой конфликт, – потребность любить и быть любимой, но вместе с тем и осознание того, что «каждый, кому ты доверяешь, может в любую минуту предать». Большинство людей живут в благословенном неведении. Но мать Эбби ее этого неведения лишила. Как и Джуди Мартин – Касс. И оно к ним уже никогда не вернется. Неужели об этом надо сожалеть? А может, подобная неосведомленность их защищала?
На нее вдруг снизошло озарение. Эбби схватила Лео за обе руки.
– Что с тобой, малыш?
– В жизни каждый может тебя предать, – заявила она.
– Что ты имеешь в виду? – в замешательстве спросил он.
– Именно эту мысль Касс хотела донести до сознания матери. Вот почему она вывела нас на Лайзу Дженнингс – чтобы их роман получил огласку, чтобы мать поняла, что муж ей изменил!
– И что из этого?
– Не знаю…
– Но почему она не сказала нам напрямую? Почему дала понять, что это каким-то образом связано с Эммой?
– Потому что она единственная, кому мать может верить… не спрашивайте меня почему, потому как этого я пока тоже не знаю. Мне известно только одно – ей надо, чтобы мать прониклась доверием к ней и убедилась в вероломстве Джонатана Мартина.
– Эбби, я понятия не имею, как это может помочь нам в поисках Эммы…
Слова Лео прервал мобильный телефон, зажужжавший у него в кармане. Он вытащил его, нажал кнопку ответа и сказал:
– Да…
Потом послушал, и глаза его немного расширились.
Эбби ждала, наблюдая, как выражение удивления на его лице уступает место возбуждению. Он дал отбой, улыбнулся и произнес слова, в которые невозможно было поверить. От этих слов время будто остановилось.
– Мы нашли остров.
СемнадцатьКасс
Когда роман между мистером Мартином и школьным психологом Лайзой Дженнингс получил огласку, все изменилось. Поскольку мистер Мартин все отрицал, агентам пришлось обратиться к маме. И спросив ее, знала ли она об этом, они, по сути, сами ей все и сообщили. При всем уме миссис Мартин, благодаря которому она выбилась из простых секретарш, соблазнила моего отца и мистера Мартина, держала нас всех в узде, а потом посредством манипуляций в суде оставила дочерей у себя, ей даже в голову не могло прийти, что муж может заниматься сексом с женщиной моложе и симпатичнее ее. Думаю, это расстроило ее куда больше самого факта супружеской измены. Ничего не видеть, ничего не знать, стать жертвой обмана – в такой ситуации волей-неволей станешь пересматривать свое отношение ко всему, во что веришь. В итоге человек начинает подвергать сомнению каждое свое суждение, каждую истину, ранее считавшуюся незыблемой, причем это настолько глубоко укореняется в его сознании, что он даже не замечает, насколько эта неуверенность влияет на все его мысли.
Мистер Мартин не мог отрицать своего поведения. Оно было как на ладони – написанный черным по белому, без конца повторяющийся номер его мобильного телефона и слезные признания Лайзы Дженнингс. Я не сомневалась – теперь он очень сожалел, что вел себя так неосторожно, что не пользовался предоплаченным тарифом или стационарным телефоном клуба.
Нет, отвергать совершенный им поступок он не мог. Но все же делал это с завидным упорством.
Миссис Мартин попыталась заставить его во всем признаться. Весь разговор между ними мне из коридора услышать не удалось, но слух все же уловил достаточно.
– Я тебя не привлекаю…
– Неправда! Ты всегда была очень красивой. И сексуальной…
– Но, видимо, недостаточно!
– Я не занимался сексом с той женщиной! Почему ты мне не веришь?
– Думаю, тебе просто нравятся молоденькие!
– Нет…
– И даже совсем юные девочки…
– Ну хватит! К тому, что случилось с Эммой и Касс…
– Совсем-совсем юные…
– Прекрати!
– Я видела, какими глазами ты смотрел на Эмму… Боже мой, может, я схожу с ума? Может, чокнулась? О господи! Признайся, ты же его знаешь, этого Билла! Он похитил Эмму! И теперь она у них! Ты все время это знал, да? Потому что сам каким-то образом провернул это дело, избавившись от моих девочек и отдав их этому чудовищу!
– Хватит, я сказал! У меня нет желания слушать твой бред. Я не имею никакого отношения к этому долбаному острову безумцев. И имей в виду – больше я в свою защиту ничего говорить не стану…
– Ты лжешь. Все, что ты говоришь, – ложь!
– Ах, так! Ну хорошо, я еду в город. У тебя крыша едет. У тебя просто едет твоя чертова крыша!
Мистер Мартин уехал в Нью-Йорк и заночевал у себя в спортивном клубе. Когда он укатил, произошло два события. Во-первых, миссис Мартин пришла в зимнее расположение духа.
Стоя за дверью ее спальни, я слушала, как она рыдает в подушку. Так не раз бывало, и когда я была маленькой – тогда от меня требовались все силы, чтобы не помчаться по коридору в комнату Эммы. Эммы нет! – вырвался из моей груди безмолвный крик. И тогда я напомнила себе: Ты вернулась сюда не просто так, у тебя на то была причина.
Я вошла к маме в комнату и на мгновение неподвижно замерла – посмотреть, отреагирует ли она на мое появление, и если да, то как. Незадолго до этого она меня опять полюбила, потому что я тронулась умом и мне никто не верил. Но теперь вся эта конструкция рушилась на глазах. Теперь ее собственный муж обманул ее и изменил. Другая женщина оказалась лучше ее, а это подразумевало, что сама она далеко не самая замечательная и великая.
– Касс! – всхлипнула мама; ее тело распласталось на кровати, будто его кто-то вылил из чашки на матрас. – Иди ко мне, Касс!
Я подошла. Потом легла рядом с ней, она обняла меня и уткнулась лицом в мои колени.
– Все ложь, Касс! Скажи мне правду. Что в ту ночь ты не пряталась в машине Эммы и все время просидела в своей комнате, заперев дверь…
Мне очень хотелось бы сказать, что в тот момент, глядя на ее фиаско, я была спокойна и удовлетворенно улыбалась. Но нет, для этого у меня не хватило сил.
Напротив, я прилагала все усилия, пытаясь себя сдержать. В голове пульсировала кровь, в груди гулко колотилось о ребра сердце. С такой силой, что даже отдавалось болью. Я немного подождала, а когда кровь отхлынула, прошептала:
– Чшшшш…
– Скажи мне, Касс! – вновь всхлипнула она.
– Чшшшш, миссис Мартин, тише… Теперь все хорошо, все в порядке.
Шепча эти слова, я гладила ее по голове, по шелковистым волосам. Ее тело извивалось в агонии.
На меня нахлынули воспоминания. Я в углу. Эмма в своей постели обнимает маму.
– Чшшшш, миссис Мартин, – тихо молвила я, а потом добавила то, что всегда говорила Эмма: – Ты самая лучшая мама на всем белом свете.