Мама была на седьмом небе от счастья. Крах сына, зиявший в душе мистера Мартина огромной, незаживающей раной, очень его ослабил. Он с утра до вечера то и дело заводил об этом разговор, будто воспоминания о случившемся снова и снова набрасывались на него, каждый раз застигая врасплох, причиняя боль значительно большую, чем он мог выдержать, не выплеснув ее из себя. Мама похлопывала его по спине, глядя на него нежно и преданно. А он крепко прижимал ее к себе и говорил, что очень любит.
Подобно Эмме, мама тоже его жалела. В его присутствии пресекала любые разговоры о колледже, обсуждая их только во время тайных встреч с Эммой за закрытой дверью. Миссис Мартин относилась к мистеру Мартину точно так же, как Эмма к Хантеру, и я думаю, они обе это знали. Может, даже обсуждали данную тему и разрабатывали новую стратегию, запершись на кухне, или когда я уезжала к папе. Они очень сблизились, окружив своих мужчин показной заботой и упиваясь властью, которую благодаря этому получили.
Происходящее выглядело странно. Холодная война между Хантером и Эммой каким-то образом превратилась в соревнование на хитрость и борьбу тайных агентов. Эмма, втайне руководствуясь чувством мести, делала вид, что стала парню другом, а тот, страшно злясь на нее и ревнуя, притворялся, что простил ее за то, что она растрепала всем о его исключении из школы и отказе колледжа в поступлении. Порой мне казалось, что война уже закончилась и теперь осталась лишь в моем воображении. Но это было не так. Далеко не так.
Узнав, что агенты нашли остров, но Эммы там не оказалось, отец впал в отчаяние. В ожидании новостей мы все собрались в доме миссис Мартин. Сама она осталась лежать в постели, а мистер Мартин еще не вернулся из Нью-Йорка, поэтому когда сотрудник полиции штата вошел в гостиную, чтобы об этом сообщить, там сидели только папа и я. Им только что позвонили из ФБР. Папа заплакал, но в то же время вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату, то и дело ероша руками волосы.
– Как вы не понимаете?! Он увез ее! Он опять ее увез!
Потом он позвонил дежурному в Нью-Хейвен и стал умолять, чтобы агенты, выкурив Билла и Люси из их тайного логова, активизировали поиски.
– Это как гнездо тараканов! Если его разворошить, они убегают и рассыпаются в разные стороны! В этот момент их легче всего обнаружить, потому как в отсутствие места, куда можно было бы вернуться, им просто некуда бежать! Сейчас как раз пришло время поймать этих монстров, пока они не забились в какую-нибудь нору подальше от посторонних глаз!
Всего этого папа мог и не говорить. Его речь преследовала другую цель – выяснить, не считают ли правоохранители, что Эмма отказалась от намерения вернуться домой. Что она уехала с Праттами по своей воле. В конце концов, как так случилось, что они увезли ее с двухлетним ребенком в гребной лодке, а она даже не предупредила власти? Эта мысль пугала.
Полицейский немного с нами посидел. Рассказал, что на самом деле жертвы похищения зачастую выражают желание оставаться там, где их держат. Об этом свидетельствует не только случай Патти Херст[14], но и истории тех, кто вступает в секты или идет жить в коммуны. Членам их семей в подобной ситуации приходится несладко. Они продолжают верить, что могут по-прежнему достучаться до их души, перепрограммировать мозг или изгнать овладевшего ими демона. Как Линда Блэр в фильме «Изгоняющий дьявола». И это действительно так. На мой взгляд, люди не меняются, и если чей-то ребенок, сестра, брат, муж или жена сначала жили одной жизнью, но потом примкнули к группе каких-нибудь сумасшедших хиппи, то их вполне можно вернуть обратно. Люди не меняются. Но никто не хочет им помогать – разве что за большие деньги.
Об этом я узнала по возвращении, в бесконечно долгие часы ожидания и разговоров с другими. Взрослые вольны делать все, что заблагорассудится, лишь бы не нарушали закон, поэтому если им хочется стать фриками и поселиться на острове с другими чудилами, то этого им никто не может запретить.
В тот день папа без конца изводил меня расспросами о желаниях и убеждениях Эммы, о том, не пошатнулась ли ее психика. Мне было больно смотреть, как он мучается, поэтому когда он ушел, я была только рада. Хотелось побыть наедине с мамой. Хотелось посмотреть, по-прежнему ли она страдает. Пратты бежали. И до сих пор держали Эмму у себя. С этим надо было что-то делать. Если не отомстить, если не найти Эмму, то зачем тогда вообще было суетиться? Когда прошлой ночью я, наконец, вышла из ее комнаты, миссис Мартин свернулась на кровати калачиком, будто ребенок. Я думала, что это конец, что с ней покончено. Мне казалось, что вскоре отыщут Праттов, найдут Эмму и на этой истории можно будет поставить точку. Шевелитесь! – хотелось мне кричать всем и каждому. Но что бы я ни делала, это было то же самое, что дергать за струну, которая лишь вибрирует, но дальше не движется. Время будто остановилось! И жизнь замерла на месте!
Но вот я услышала, что в гараж въехал автомобиль мистера Мартина. Это означало только одно – мама ночью ему звонила.
Я слышала, как они стали ругаться, когда он поднялся по ступеням и вошел к ней в спальню. Впрочем, можно было и не слушать, потому как мне было заранее известно, что она скажет ему о его романе с Лайзой Дженнингс, что он на это ответит и как то, что сейчас между ними происходит, отразится на всех остальных. Она не упадет в его объятия и не простит. И никогда больше не поверит, что он ее любит. Повторится история, случившаяся со мной и Эммой, когда мы были маленькими.
Переключатель щелкнул.
Перед мысленным взором возник образ ведьмы из «Волшебника из страны Оз», которую окатили водой[15]. Точно так же и наша мама. Только погубила ее не вода, а действительность. И хотя миссис Мартин не произносила этих слов, я слышала их в своей голове, когда она нервно слонялась по дому, грызла ногти и украдкой курила на крыльце черного хода в тот день, когда ФБР отыскало остров, но не нашло там Эммы.
Я таю…
В сентябре, за год до нашего исчезновения, когда лето манипулирования мужчинами с уязвленной гордостью закончилось, Хантер уехал в Коста-Рику строить дома, а мы с Эммой опять пошли в школу. Чтобы найти нового бойфренда, Эмме потребовалось совсем немного времени. Точнее, это он ее нашел. Как бы там ни было, к октябрю она уже вовсю встречалась с новым парнем. Звали его Джил, ему было двадцать шесть лет, а работал он менеджером в изысканном кафе, где мы все собирались после школы.
Джил, должна признать, был парень хоть куда. Высокий, стройный, голубоглазый и темноволосый. Но больше всего мне запомнился его вид: при взгляде на него казалось, что ему на все наплевать. Его, похоже, не касалось даже то, что он обслуживает избалованных богатеньких деток в нашем престижном городке, готовит им сэндвичи и продает пиво, если у них обнаружатся достойно выполненные поддельные удостоверения личности. Эмме это понравилось. Она до такой степени привыкла, что все вокруг нее прыгают, что мама ее ревнует, что мистер Мартин разрывается от противоречивых чувств к ней, а Хантер и вовсе сходит по ней с ума, что этот парень из кафешки, которому до нее, казалось, нет никакого дела, ее страшно возбуждал.
Сначала Эмма заговорила о нем, когда мы возвращались из школы. Сказала, что он настоящий. Я просто слушала, не желая ничего испортить. Стоило мне согласиться, как она тут же перестала бы о нем думать, потому как никогда не одобряла моего мнения. Но если бы я выразила несогласие, тут же посчитала бы его безнадежным лузером, в возрасте двадцати шести лет работающим в кафешке без всяких перспектив на будущее, и решила, что в действительности ему очень даже было дело до избалованных богатеньких детишек, которым ему приходилось делать сэндвичи, но он тщательно скрывал это за маской безразличия. Как бы там ни было, я не хотела, чтобы Эмма утратила к Джилу интерес. Мне до смерти надоело, что она нянчилась с Хантером, будто с малым ребенком, заполняя собой весь дом до такой степени, что мне в нем даже нечем было дышать.
Именно так я себя тогда и чувствовала – поскольку все носились с Эммой, мне рядом с ней нельзя было даже воздуха глотнуть. Хантер отчаянно желал заняться с ней любовью. Мистер Мартин злился и волновался, но это не мешало ему с любопытством наблюдать за происходящим. Что касается миссис Мартин, то в этом любопытстве она усматривала для себя угрозу и находила оскорбительными многие его слова. Например то, что он постоянно называл Эмму Лолитой. Мне очень хотелось, чтобы все это закончилось до того, как наступит трагический финал.
Других желаний у меня не было.
Вернувшись с Коста-Рики, Хантер надеялся, что с лета в доме ничего не изменилось. Эмма не поддерживала контактов с Джилом через социальные сети, не желая, чтобы об этом узнала мать, потому что миссис Мартин была достаточно умна, чтобы тайком вторгнуться в ее жизнь. К тому же мне представляется, что глубоко внутри Эмме было стыдно за отношения с Джилом, обыкновенным менеджером в кафе, но в известной степени именно благодаря этому стыду ее к нему и тянуло. Это трудно объяснить. Если бы у меня были преимущества Эммы, я бы употребила их с большей пользой, направив на достижение либо идеальной любви, либо абсолютной власти, и никак не меньше.
Когда Хантер вернулся домой и узнал о Джиле, это подкосило его на корню. И был ли он на самом деле летом к ней добр или же просто считал, что выиграл войну, теперь уже не имело никакого значения, потому что схватка возобновилась, причем даже с большей силой, чем раньше. Эмма сразу ему сказала, что им обоим нужно как-то устраивать личную жизнь, и предложила остаться друзьями. Напомнила, что формально они были родственники и какие бы чувства ни питали друг к другу, им не дано быть вместе, потому как в этом случае окружающие посчитали бы их монстрами. Чудовищами, погрязшими в инцесте. В отношении секса между близкими мир настроен очень критично, даже принимая во внимание утверждение Библии о том, что мы все родственники и в этом качестве подвержены пороку запретной любви. По правде говоря, я этого не понимала. Но понимала я там что-то или нет, не имело никакого значения. Впервые за все время они открыто признали, что в их отношениях происходит что-то не то, и Хантер вновь возненавидел Эмму. В итоге наш дом до конца года превратился в поле битвы – с оскорблениями, хлопаньем дверью и ледяными взглядами. Хантер рассказал всем о Джиле и Эмме. Эмма стащила у него травку с кокаином и спустила все в унитаз. Иначе как «сучкой» Хантер ее больше не называл. Она в ответ обзывала его «лузером».