Эмма в ночи — страница 43 из 53

Дошло до того, что миссис Мартин сама предложила Эмме переехать к отцу, но та отказалась. Я не думала, что до такого доживу. Вот до чего может довести война.

Ситуация обострилась до такой степени, что когда в марте из Хэмилтона пришло уведомление о зачислении Хантера, это ни у кого не вызвало реакции, кроме, разумеется, мистера Мартина.

Однако Хантер той весной весь как-то подобрался и начал встречаться с очень симпатичной старшеклассницей из нашей школы. Они усиленно изображали из себя благословенных небом влюбленных. При каждой возможности он приводил ее к нам домой, мама перед ней без конца лебезила, мистер Мартин, как положено, не замечал ее красоты, и всем, казалось, было хорошо. Всем, кроме Эммы. Когда они приходили к нам, у меня было такое ощущение, что мы все выходим на театральные подмостки. Снова и снова, и снова. Я, к примеру, подпевала общему хору. Однако Эмма в этом никакого участия не принимала. Поэтому когда на горизонте замаячило лето, Эмма решила уехать в летний лагерь в Париж, что, по моему мнению, пошло бы ей на пользу, а я вознамерилась съездить в рамках одной из программ в Англию. Иногда войну можно закончить, просто покинув поле боя до того, как твоя армия будет разгромлена.

И в это самое время Хантер решил рассказать миссис Мартин о фотографиях. Это было неизбежно, ведь и само разоблачение, и все последовавшие за ним действия носили слишком разрушительный характер, чтобы быть незапланированными.

В выходные накануне Дня поминовения[16] мы с Эммой и Уиттом были у папы. Мистер Мартин уехал во Флориду, куда каждый год отправлялся играть в гольф со старым товарищем из Хэмилтона. В итоге миссис Мартин с Хантером остались в доме одни. Когда мы вернулись, парень заявил, что прекрасно провел время наедине с нашей мамой. А в воскресенье за завтраком сказал Эмме, что не выдержал и рассказал обо всем миссис Мартин. Больше не мог держать в тайне. Ему было невыносимо, что она на него злилась, полагая, что это он сделал те снимки ее любимой дочечки. И тогда он сбросил на нашу семью атомную бомбу, сообщив, что ее фотографировал отец. Не забыв привести в доказательство скриншот его телефона. Когда муж вечером вернулся домой, миссис Мартин на него набросилась, и война между Хантером и Эммой перешла в вооруженный конфликт между мамой и отчимом.

Однако это еще было не все. Как оказалось, у Хантера были в запасе и другие бомбы, просто он терпеливо ждал, не убирая руку с большой красной кнопки, чтобы обрушить их на наши головы.

Тогда я испытывала то же чувство, что впоследствии на острове, а потом и когда вернулась домой. Сила пришла в действие, и ничто не могло ее остановить. Было слишком много лжи. И слишком многое стояло на кону. Я была вне себя, мне страшно хотелось убежать куда-то далеко-далеко, в тихое, спокойное место, где жизнь остановилась. После того Дня поминовения у меня возникло ощущение, что нас всех подталкивает в спину что-то энергичное и мощное. На острове, а потом по возвращении домой я сама стала этой силой. Но у меня не было никакого желания ею быть. Все, чего мне хотелось, это стать обыкновенной девочкой, которой я никогда не была с такой мамой, как миссис Мартин. От этого хотелось пойти к ней в комнату и душить до тех пор, пока она не распрощается с жизнью.

ДвадцатьДоктор Уинтер

Ожерелье. Кроме него ничего, что принадлежало бы девочкам, агенты не нашли. Эксперты взяли по всему дому образцы, изъяли из корзин для белья полотенца, нашли в комоде волоски. Чтобы сделать анализ ДНК, обнаружить фрагменты отпечатков пальцев на случайных предметах и скрытых поверхностях, понадобится несколько дней.

Но они знали, что в день исчезновения это ожерелье было на Эмме. Она носила его каждый день, как напоминание Касс о том, что мама любила ее больше.

Эбби сидела в баре мотеля в Дамарискотте и потягивала из чистенького стакана виски. Им всем предстояло провести в этом городке несколько дней, опрашивая жителей, тщательно изучая записи актов гражданского состояния в мэрии и обыскивая семь акров леса на острове Фрейя. Часы уже пробили полночь и члены команды ушли спать после долгого волнительного дня. Все, кроме Эбби. В голове никак не могли улечься мысли об увиденном. Образы острова, дома, комнат и лесных зарослей вдохнули жизнь в рассказы Касс и теперь, когда ее разумом завладел алкоголь, проходили перед ее мысленным взором. Агенты осмотрели каждый ящичек в одежных шкафах и на кухне, нашли упомянутые Касс учебники, видеоуроки балета и сборник колыбельных. Покопались в мусоре, обнаружив остатки белой рыбы и рисового пудинга, а также пустую картонную упаковку из-под молока. Эбби представляла, как Эмма и Касс завтракали, обедали и ужинали за этим столом, постоянно страдали, но при этом изображали на лицах счастье и покорность. Представляла их, когда они чувствовали себя частью семьи и считали, что их любят, – пока не поняли, что происходит на самом деле. Видела облегчение и смех на их лицах. А мысленно выйдя через лес на пристань, нарисовала в воображении Касс – как она ждала там шкипера, готовилась любить его и ненавидеть, а потом, когда все заканчивалось, ненавидеть за сделанное себя.

Именно это Касс и описывала. Но сейчас, сидя в одиночестве и глядя на океан в небольшое окошко за выставленной перед зеркальной стеной батареей бутылок, Эбби позволила себе немного поразмышлять.

В истории Касс оставался ряд вопросов. Когда нашли катер – за два дня до ее возвращения домой – он дрейфовал с пустым топливным баком далеко на севере. Ответы на психологические тесты казались чуть ли не идеальными – нет, не для компьютера, подведшего общий итог, а для Эбби, которая внимательно прочитала их, пытаясь увидеть правду между строк.

Уйти от матери, страдающей нарциссическим расстройством личности, было нелегко. Эбби знала об этом и из материалов исследований, и из собственного опыта. Такие вещи часто имели место в прошлом и будут происходить в будущем.

Когда Эбби думала о родительнице в контексте цикла, который она изучала и положила в основу своей диссертации, с ней обязательно что-нибудь случалось. То ей рассказывали, как в детстве мать обходила ее своим вниманием и жестоко обращалась. То отец добивался от них с Мег понимания. Ребенку очень легко думать: «Ну почему она просто не остановится? Почему опять не станет нормальной?» Но это то же самое, что просить небо потерять голубой цвет, а землю перестать быть плоской. Поэтому, когда мать предпринимала по отношению к ней или Мег какие-то действия, порой она кроме гнева испытывала в душе сострадание к ней, и от этого внутри все переворачивалось. Когда ярость циркулировала в теле свободно, не испытывая на себе подобного грубого вмешательства, было намного легче.

А как Касс? – думала Эбби. – Она тоже испытывала эти чувства?

Может, именно они заставили ее вернуться к матери? – спрашивала она себя. – Но почему она тогда пытается ее сокрушить? Ведь момент для мести, если она действительно ее замыслила, сейчас не самый подходящий. Эбби не могла винить девушку за то, что ей хотелось увидеть материны страдания. В конце концов, та создала в доме обстановку, от которой Эмме захотелось бежать. Именно побег привел их на этот остров, где их потом держали против воли, где Касс пришлось несколько лет рабски служить похитителям, изображая верную дочь, где прямо у нее на глазах у Эммы отняли ребенка.

Вопрос лишь в том, почему сейчас? – упорно пыталась понять Эбби. – Может, мы не уловили какой-нибудь посыл Касс в отношении Лайзы Дженнингс или ее романа с Джонатаном Мартином? Может, она говорила что-то об острове, но мы ее так и не услышали?

– Повторить? – спросил бармен.

Эбби кивнула и подняла стакан. Ночью ей не уснуть, и это надо воспринимать как данность. А спиртное выпустит ее разум на волю.

Она подумала, что слишком осторожничала с Лео, не показывая секретную папочку с материалами по делу Касс, опасаясь, что он о ней плохо подумает. Над этим делом она работала так, будто ей отвели за спину одну руку и там привязали. Вполне возможно, что проблема в том как раз и заключалась.

Ну все, хватит… – подумала Эбби. Потом устремила неподвижный взор на воду, сияющую в лунном свете. После чего открыла нараспашку дверь и впустила в нее все, что знала, чувствовала или в глубине души верила.

У Джуди Мартин классическое нарциссическое расстройство личности. То, о чем три года назад она только догадывалась, теперь не вызывало ни малейших сомнений.

И что лежит в его основе? Идеальное, но хрупкое альтер эго, вечно нуждающееся в подпитке. Голодное и ненасытное. Эбби подумала об Оуэене Таннере, который щедро его накормил, повысив статус Джуди и сделав ее состоятельной после нищенского существования в родном Ньюарке, где она, скорее всего, была никому не нужна, а может, даже страдала от жестокого обращения. Но потом он проявил себя слишком покладистым, уступчивым и слабым. И ей стало казаться, что муж недостоин ее красоты, ума и сексуальной притягательности. Для женщин с таким психическим расстройством это как поцелуй смерти. Их мужские аналоги благоденствуют рядом с покорными женщинами до тех пор, пока те привлекательны и желанны для других мужчин. Но вот представительницам слабого пола, страдающим от нарциссического расстройства личности, порой необходимы могущественные, властные мужчины. Потому что такого может обольстить только лучшая из лучших. И поддерживать в нем к себе интерес – лучшая диета для ее альтер эго.

Джонатан Мартин был как раз то, что нужно. Всем мужчинам мужчина, высокомерный и успешный. Когда он входил в комнату, на него тут же обращались все взоры. За ним следили глазами – мужчины были готовы перед ним заискивать, дабы оседлать его волну, женщины усиленно пытались хотя бы на секунду обратить на себя его внимание, чтобы по дороге домой думать, что им, несмотря на долгий и скучный брак, все же удалось сохранить привлекательность.