Я подумала о карточках, которые когда-то сделала для мамы.
Мамочка номер один! Лучшая мамочка на всем белом свете!
На мой взгляд, Люси Пратт не случайно не могла иметь детей, на то имелась какая-то причина.
Точно так же как у некоторых адвокатов, которым ни под каким предлогом нельзя доверять дела об опеке над детьми.
У меня совсем не было времени углубляться в философский аспект этой истории, размышлять о Боге, о судьбе, о том, есть ли во Вселенной высшее правосудие, – отца сразила наповал новость об обнаруженной на пристани крови, и он тут же решил, что Эмма погибла.
– Он убил Эмму! Я точно знаю! Я знаю – он ее убил! Он ее убил, а потом они взяли малышку и сбежали!
В таком духе он продолжал все утро – пока не пришли результаты анализов, утверждающих, что кровь принадлежит мужчине. Но перед этим его отчаяние в течение нескольких часов напоминало собой зияющую рану души, заглянув в которую я увидела, что надежда для моего отца – не более чем слово. Даже после моего возвращения и начала поисков Эммы он не испытывал радости, видя меня или ожидая найти старшую дочь, потому что слишком боялся нас опять потерять, понять, что нам причинили боль, или осознать, что мир на всех парах несется навстречу яростному апокалипсису. Папа не мог даже позволить себе быть счастливым. Не могу точно сказать, когда он таким стал – после того, как мама изменила ему с мистером Мартином и бросила, или раньше. Вполне возможно, именно эта его черта ее к этому и подтолкнула.
Уитт тоже заглянул в эту рану. Когда нам сообщили последние новости, мы собрались у папы. Уитт, парень сильный, цыкнул на отца, когда тот заплакал. Мы сидели на кухне, поэтому он просто встал на колени перед его стулом и велел замолчать. Папа вытер слезы и пошел в свою комнату лечь. Не сомневаюсь, что перед этим он покурил травки или принял лекарство, потому что очень хотел уйти, а я по себе знаю, что когда человек чем-то очень расстроен, нельзя просто лечь и расслабиться без помощи тех или иных средств. Осуждать его за это нельзя. Я и сама пила прописанные доктором Николсом пилюли.
Когда за ним закрылась дверь, Уитт сел вместе со мной за стол и прямо спросил, сказала ли я правду о той ночи, когда покинула остров, и об обстоятельствах побега.
Все, что я ему рассказала, соответствовало действительности. Усиленно подчиняя себе Рика, я одновременно продумывала вторую часть плана, которую предстояло осуществить в стенах дома Праттов. Люси принимала снотворное, храня его в ванной. Я понимала, что мне обязательно нужно будет до него добраться. Поэтому стала очень хорошей девочкой. Была счастлива, что жила с Праттами. Осознала ошибку, которую допустила, попытавшись бежать.
Наконец они перестали за мной следить. И беспокоиться на мой счет. Просто отвлеклись на другие дела.
Мне трудно вспоминать безумие, охватившее меня в ту ночь, когда таблетки Люси наконец оказались в моем распоряжении. Нескончаемые дни страха. Нескончаемые дни мечтаний. Нескончаемые дни притворства и ненависти к себе за каждое подлинное чувство, испытываемое к кому-то или чему-то в этом проклятом месте. Нескончаемые дни тоскливых взглядов на материк, такой близкий, но все же недоступный. И нескончаемые дни секса с мужчиной, которому я лгала, что любила, хотя на самом деле каждый раз пыталась смыть с кожи любые воспоминания о нем.
Ожидание свободы наполняло мою душу счастьем. А мысль о том, что меня поймают, – ужасом. Волны ликования и страха накатывали, будто океанский прилив, каждая из них разбивалась о стену и тут же уступала дорогу другой.
С бешено бьющимся в груди сердцем и лицом, покрывшимся потом от трепета и стоявшей в тот летний вечер жары, я сидела на диване рядом с Биллом и смотрела фильм. Люси легла в постель, и в последние полчаса ее было ни видно, ни слышно. Перед этим она выпила таблетку. Я принесла Биллу стакан вина. Предварительно растворив в нем снотворное. Некоторое время спустя он сказал, что ему нехорошо. Вообще-то мешать транквилизаторы и спиртное действительно не стоит. Но я предположила, что всему виной жара. Сказала, что принесу ему воды, и вышла в ванную.
Подождала там несколько минут. До тех пор, пока он не успокоился. А когда открыла дверь, в голове галопом пронеслась кошмарная мысль – я испугалась, что Билл, распробовав в вине лекарство и разгадав мой замысел, будет ждать меня по ту сторону и тянуть к незащищенному горлу руки, чтобы задушить. Поэтому когда я нажала на ручку, толкнула створку и увидела, что он лежит без сознания на диване, из моей груди чуть не вырвался крик.
Я ахнула и заставила себя подойти к нему. В кармане брюк у Билла лежал дешевый мобильник. С его помощью он отправлял Рику смс-ки, когда ему требовался катер. Я вытащила телефон и отправила шкиперу текстовое сообщение, зная наверняка, что он явится на мой зов. Рик всегда ко мне приходил, что днем, что ночью. Потом я вытащила все наличные, как из кошелька Билла, так и из ящичка в шкафу в спальне, где они хранили деньги, вышла на пристань и стала ждать. Вскоре на волнах залива показались огни.
Двадцать дваДоктор Уинтер – седьмой день возвращения Касс Таннер
Труп Ричарда Фоули нашли на следующее утро. Он застрял между скал на западной оконечности острова Фрейя. Непосредственной причиной смерти, похоже, стало утопление, потому что в легких обнаружилась соленая вода, хотя эксперты также нашли на груди несколько синяков, а на затылке большую рану.
В кожу вонзилось несколько тонких деревянных щепок.
Точное время смерти определить не удалось, но степень разложения соответствовала периоду между датами обнаружения катера и тела.
Эбби с Лео не стали отменять свой план вернуться в Коннектикут. Когда они уже были в пути, им позвонили из местного отделения ФБР.
Все предположения вращались вокруг Касс, многие задавались вопросом, не она ли убила Ричарда Фоули, чтобы бежать: «Вот почему она могла солгать о дате побега… Вот чем можно объяснить тот двухдневный промежуток… Она убила его, а потом придумала, как вернуться домой… И ни на каком грузовике в действительности не ездила…»
Но другие вину за его смерть возлагали на Праттов, впоследствии идентифицированных как Петерсоны: «Они запаниковали и набросились на него. Вполне возможно, он пригрозил донести на них властям. И на фоне ожесточенного спора между ними свершилось насилие».
Доктор Уинтер очень хотела верить в эту версию, но рассказ Касс игнорировать все же не могла.
– Что она говорила о той первой ночи, когда они поднялись на борт катера?
Он буквально прочел ее мысли.
– По ее словам, она знала, насколько опасно упасть в воду между катером и пристанью. Говорила, что об этом ее пару лет назад предупреждал отец, объясняя, что волна может отбросить суденышко назад и тогда человека неминуемо раздавит о доски причала.
– О боже, – опустил голову Лео.
– Вы не передумали? – спросила Эбби, поворачивая на подъездную дорожку к дому Мартинов.
В голове у доктора Уинтер созрел план, как найти Эмму. Но для этого им с Лео надо было солгать, причем как можно искуснее.
– Нет, – без колебаний ответил тот, – и давай ближе к делу.
Касс
Седьмой день стал последним из тех, которые я считала по возвращении домой. В этот день доктор Уинтер сказала нам, что они нашли Эмму.
Сообщила, как только вместе с агентом Страуссом вернулась из штата Мэн и острова Фрейя, где было найдено ожерелье сестры, но никаких следов Эммы или Праттов обнаружено не было.
Я как сейчас вижу доктора Уинтер, когда она после обеда приехала к нам. На ней были джинсы и светло-голубая футболка под цвет глаз. Солнце через окно заливало гостиную своими лучами и воспламеняло ее белокурые волосы, окружая их сияющим нимбом. В то же время из-за него скулы, нос, да и все лицо женщины утопали в тени, и мне даже пришлось напомнить себе, что всему виной контровой свет. Не я. И не то обстоятельство, что она мне поверила, в итоге напав на след Эммы. Я была за это в ответе и чуть не умирала под непосильным грузом этой ответственности.
Доктор Уинтер сказала, что им удалось найти брата Люси Пратт, то есть Лорны Петерсон, и он выразил желание сотрудничать с властями. От него ФБР узнало, что у их семьи был еще один дом, небольшая хибара дальше к северу, неподалеку от Акадии. В подтверждение они проверили завещание ее матери и документы, свидетельствующие о передаче собственности, а потом, имея на руках адрес, установили за домом наблюдение и выявили всех его обитателей. Доктор Уинтер и агент Страусс сообщили, что Эмма с дочерью сейчас там. Как и Пратты.
Я с трудом сдерживала эмоции. Мне даже трудно сказать, что это было – радость, облегчение или же просто нервы. Объединившись вместе, они нахлынули на меня и пошли гулять по жилам, по всему телу.
Когда доктор Уинтер нам об этом рассказывала, агент Страусс все время был рядом. Он велел нам никому ничего не говорить, даже папе, потому что им очень не хотелось спугнуть похитителей. Чтобы оценить ситуацию, ФБР решило еще день-два понаблюдать. Дабы убедиться, что в доме нет оружия, и узнать, где ночуют Эмма и ребенок. Время у них было. Непосредственная опасность, похоже, никому не грозила, поэтому ворваться внутрь и тем самым кому-то навредить казалось худшим, что можно было предпринять в сложившейся ситуации. Мне они об этом рассказали только потому, что нуждались в моей помощи – хотели, чтобы я дала оценку всему, что им удалось увидеть, рассказала, как Пратты и Эмма себя обычно вели, и сообщила сведения о распорядке дня, в первую очередь во всем, что касалось ребенка. Когда девочка спала? Когда ее купали? Мистер и миссис Мартин узнали об этом, потому что на тот момент я была у них и нуждалась в эмоциональной поддержке. Потом агенты добавили, что больше не собираются делиться с кем-либо этой информацией.
Услышав о найденном ожерелье, мама очень расстроилась, поэтому представить ее реакцию в тот момент совсем не трудно. Ей не хотелось верить, что Эмма действительно была со мной на том острове. Напротив, она убеждала себя, что ее младшая дочь сошла с ума, хотя я оставалась единственным в ее жизни человеком, который по-прежнему настаивал, что она самая красивая, умная и вообще само совершенство.