Эмоции в семье. Мудрая книга о том, как гасить пожары детских истерик и семейных ссор — страница 8 из 22

План спасения

Первое, что нужно сделать – признать, что это взрыв. Когда вы себе говорите: «Стоп! Похоже, сорвался флегматик». Или: «Похоже, начал орать сангвиник». Или: «Так! Я опять потеряла контроль, хотя уже три месяца прохожу тренинг и научилась не орать». Или: «Нашу бабушку занесло – это срыв». Или: «Ого, ребенка перемкнуло».

Когда мы признаем: «Это срыв», – то переходим в режим повышенной боевой готовности, мигает «оранжевый» или даже «красный» уровень тревоги. Мы мобилизуемся и стараемся минимизировать ущерб для всех. Мы не начинаем войну, если понимаем, что человек сейчас неадекватен. Не раскручиваем цепочку: «Ах он гад!» Или: «Ах, опять она ведет себя как злючка». Или: «Ужасно, я плохая мать, ребенок опять орет». Мы просто констатируем: это взрыв.

Обычно человеку становится легче, когда он понимает причину. Мы, взрослые, так устроены: если мы поймем, из-за какой причины произошел взрыв, какой бы сильный он ни был, нам будет не так страшно. В голове выстраивается логическая цепочка, и произошедшее перестает быть непознаваемым и невероятно опасным.

Часто причину взрывов нельзя устранить, но можно убрать хотя бы часть поводов, сделать что-то с ними. Часть причин нужно принять и переосмыслить, потому что не получится устранить их полностью. Но если мы понимаем причину, то можем минимизировать вред.

Очень часто случается так, что второй человек присоединяется к взрыву, пытаясь остановить первого или убрать причину, и «утопающий топит спасателя». Если мы находимся рядом в острый момент, высок риск заразиться эмоциями. В этом случае надо пытаться выйти из контакта.

Выйти из контакта с человеком, у которого происходит взрыв, – зачастую главное действие для любви и укрепления отношений. Не потому что мы не можем ничего починить, а потому что человек в данный момент не способен к диалогу. Сейчас его мозг не доступен, у него не работают «входы», он не воспринимает информацию адекватно.

Очень важно не осуждать. Если мы осуждаем человека, у которого случился взрыв, это мешает хорошему отстранению, не дает смягчить волну, то есть мы, наоборот, подцепляем эту эмоциональную ситуацию с другого полюса.

Хорошо бы после того, как взрыв отгремел, постараться поговорить, но при этом не попадать во вторую волну взрыва.

У всех разные ситуации, разные семьи, разные типы «взрывчатости». Поэтому полезно разработать индивидуальный «план спасения».

Взрыв взрыву рознь

Бывает так, что свои взрывы человек легализует как семейную особенность. Подобная мысль увеличивает количество взрывов. Например, человек говорит: «Это не я, это все мой двоюродный дедушка», – как в фильме «Обыкновенное чудо». «Я не виноват. У нас так всегда в семье орали». Главный вопрос: как мы сами относимся к взрывам?

Например, вы едете в машине, вдруг супруг резко тормозит, вы пугаетесь и орете. Спустя полминуты к вам возвращается контроль, и вы понимаете, что просто сильно испугались. Вы можете даже извиниться, поцеловать супруга, и инцидент будет исчерпан.

Бывают взрывы совершенно другие – такие часто происходят с флегматиками, когда человек копит и копит негатив. Например, жена отказывает и отказывает в близости – то голова болит, то устала, то какой-то другой предлог. Напряжение копится, потом случается какая-то мелочь – карточка где-то завалялась, пятно не отстиралось на рубашке – вот он взрыв! Это совсем другой взрыв, потому что долго копился, у него есть глубокий корень.

А еще случаются вспышки у людей, которые давным-давно страдают бессонницей или проблемами желудочно-кишечного тракта – это очень сказывается на характере. Или, скажем, человек находится в хроническом стрессе, под максимальной нагрузкой, и любое другое дело, которое хочет забрать еще какое-то количество его энергии или внимания, сразу его выбивает. Это демонстрация бессилия, перегруженности, которая на поверхности проявится как взрыв.

Помощь человеку, который рядом

Когда эмоции спадают, когда после вспышки наступает период истощения, может наступить беззвучная гроза, навалиться волна самообвинения. Эмоции схлынули, начинается период угрызений совести. Это не ведет ни к чему хорошему, потому что «после вспышки» вместо того, чтобы выравнивать ситуацию, гармонизировать, формировать новые договоренности в нейтральное время, все силы уходят на то, чтобы обвинить себя, поставить «диагноз», что все безнадежно.

А человеку нужно знать, что вы по-прежнему рядом. Что нужно услышать ребенку, который только что кричал: «Я не люблю тебя! Ты злая мама! Я не хочу, чтобы я рождался в этой семье!»? Ему нужны ваша любовь и поддержка. Причем требуются не только слова, иногда нужны действия в другой модальности – объятия, поглаживания. Или демонстрация поддержки. Пока вы еще не разговариваете, можно приготовить чай, морс или какао.

Не все так просто, конечно. Например, женщина в нейтральное время много раз говорила мужу, что ей очень нужно, чтобы после вспышки ее успокоили. Но он говорит, что у него нет сил ее обнимать и адекватно реагировать на слезы. Что делать в такой ситуации? У всех есть непроизвольная типологическая реакция: кто-то во время сильных эмоций приближается, а кто-то отстраняется – он действительно не может подойти ближе, пока бушуют эмоции. Это не момент выбора, это момент типологической реакции. Что делать, если один тип – преследующий, а другой – отстраняющийся? Это очень проблемный круг – чем больше преследующий хочет быть в контакте, тем больше отдаляется отстраняющийся.

Мне кажется, тут очень важна фраза: «Мы поговорим об этом, когда будем готовы. С тобой все хорошо». Это не значит, что мы легализуем вспышку или поощряем ее. Мы говорим о том, что столкнулись с чем-то очень человеческим, с чем-то, что действительно происходит с людьми. С чем-то, к чему мы обязательно вернемся, когда будем готовы, когда пройдет достаточно времени и наша нервная система успокоится.

Быстрый разбор полетов после вспышки – тоже типичная ошибка. Может быть, вы не попадете в «шлейф эмоций», но вы нарветесь на защиту, когда человек еще не готов разговаривать, а только защищаться – что взрослый, что ребенок. И он вас не услышит.

Разборы полетов

Итак, что нужно, чтобы вспышки эмоций не портили отношений?

• Во-первых, знание того, как работают сильные эмоции и потеря контроля.

• Во-вторых, понимание, что если контроль ушел, то он не вернется моментально.

• В-третьих, если вы имеете дело с «взрывчатостью» – это нужно дополнительно исследовать и учиться возвращаться на «твердую землю».

Очень важно исследовать свои триггеры, помнить про «последнюю каплю» и составить список ваших собственных «крючков». Важно понимать, что вся работа ведется не во время вспышки, когда нарушена связь и потерян контроль, не работает логика и человек не понимает, что с ним происходит, а в нейтральное время. Не во время «после», не во время «шлейфа конфликта», а когда эмоции перестали работать и все восстановились.

Оптимальные варианты для разбора полетов – час-два после вспышки либо вообще после сна. Есть такое поверие, что с бедой нужно переспать ночь. Если вспышка была очень сильная, то говорить про нее нужно после того, как организм восстановился. Чаще всего это происходит после того, как человек поспал глубоким сном. Для ребенка полноценным считается и дневной сон, с ним можно говорить чуть раньше, но не когда он устал или расстроен.

3Гасим пожары семейных страстей

Ребенок чувствует все эмоции, переживания и невербальное общение родителей

Восприятие ребенком сложных эмоций взрослых

Почему я считаю важным поговорить о том, как дети воспринимают сложные эмоции взрослых, ведь дети маленькие и еще ничего не понимают? Однако правда отражена во французской пословице: «Дети и домашние животные знают все». Даже то, чего мы не говорим, даже то, что мы хотим скрыть, известно нашим самым близким и самым уязвимым существам – тем, кто от нас максимально зависим.

Сильная связь между родителями и детьми

Именно с детьми, причем с детьми любого возраста – от рождения до того момента, когда они покидают родительский дом, – существует сильнейшая эмоциональная связь. Она проходит по тем каналам, на которые мы фактически не можем поставить фильтр.

Мы не можем не излучать беспокойство, как не можем не показывать тревогу.

Если мы, взрослые, переживаем сильную обиду, она будет понятна нашим близким даже без слов. Если мы, испытывая какую-то сильную отрицательную эмоцию, говорим, что ничего не происходит: «Тебе показалось, что я расстроена. Это не слезы, просто глаза зачесались. Нет, я не хожу как в воду опущенная, я просто задумалась», – дети моментально чувствуют неискренность. Их это путает, и возникает ситуация, которая, как я считаю, для ребенка максимально травмоопасна.

Как-то ко мне на консультацию привели ребенка, у которого появились ночные кошмары: он стал просыпаться, кричать во сне и приходить к родителям в кровать. Их это настолько замучило, что они не могли нормально спать. Ребенку пять лет, родители считают, что он должен спать в своей спальне, и каждый раз, когда он приходит, отводят его назад. И так происходит много раз за ночь, потому что они категорически не хотят, чтобы ребенок спал с ними. В итоге у мамы уже начались мигрени, у папы упали рабочие показатели. Они решили прийти к психологу.

Семейную консультацию всегда начинают с беседы с ребенком. И вот мы разговариваем с мальчиком, и оказывается, что он боится, что папа бросит маму, ведь он был свидетелем того, как они ругались. Он думает, что родители разведутся, потому что слышал, как мама шепталась об этом со своей сестрой. После обычно общаются со взрослыми. Оказывается, да, так и есть, в семье близится развод, и это началось не сегодня. О ситуации ребенку ничего не говорят, родители уверены, что мальчик ничего не знает.

Я много лет помогаю детям справляться с разными ситуациями, которые связаны не с ними самими, а с теми обстоятельствами из жизни взрослых, на которые они не могут повлиять, но от которых сильно зависят. Дети, пока они маленькие, не могут воздействовать на наши большие решения и отношения; они никак не могут влиять на то, как мы решим жить дальше. Но в то же время их переживания по этому поводу часто зашкаливают.

Мы недооцениваем осведомленность детей. Они моментально чувствуют любую ложь и неискренность.

Важное правило: если в семье в отношениях взрослых или в семейном окружении произошло что-то действительно серьезное, то, что может повлиять на общее течение дел, на жизнь или состав семьи, и ребенку больше, чем три с половиной – четыре года, нужно обязательно ему об этом рассказать. Выбрать доступную форму, подобрать подходящие слова, но не пускать все на самотек, думая, что он ничего не знает.

Допустим, семья попала в серьезный шторм, проходит испытание в отношениях, а мы про это молчим или отговариваемся: «Нет-нет, деточка, все в порядке, тебе показалось. Все замечательно. Мы с папой любим друг друга». Тогда у ребенка появляется тревога и возникает ощущение, что есть тайна, которую от него скрывают.

Невербальная передача информации, которую видит ребенок

В человеческом общении существуют два уровня передачи информации: вербальная (словесная) и невербальная. Общение так устроено только у людей, только мы можем использовать «вторую сигнальную систему», если применять термин академика Павлова.

Вторая сигнальная система – это слова, текст, то, что мы говорим. Первая сигнальная система есть в животном мире и у нас. И мы, пользуясь словами, привыкли недооценивать контекст: мимику, интонации, тембр голоса, положение в пространстве относительно того, с кем мы общаемся. Это масса невербальных, несловесных признаков.

Представьте, что по телевизору идет новый незнакомый фильм, и мы по какой-то причине не можем включить звук, к тому же там нет субтитров. Даже если мы смотрим его без звука, то поймем фабулу и сюжет, оценивая невербальное общение героев.

Стресс ребенка от скрытия тревожных ситуаций и проблем в отношениях

У ребенка, особенно до семи-восьми лет, когда лобная доля головного мозга только созревает, очень сильно развито восприятие эмоционального и невербального компонентов в общении. На минуточку, 80 % общения – это не слова. И если мы словами говорим одно, а вся наша мимика, пантомимика, интонации, весь комплекс факторов говорит другое, мы фактически подаем противоречивые сигналы, и ребенок оказывается в ситуации информационного парадокса. Он это чувствует и начинает искать разгадку. Но даже сама по себе ситуация информационного противоречия вызывает тревогу.

Наверняка вы можете вспомнить какую-то ситуацию из вашего детства или отрочества, когда отношения ваших родителей, бабушек и дедушек были не безоблачными, но вам про это не говорили, хотя вы прекрасно знали, как обстоят дела. В советской культуре было принято скрывать от ребенка серьезные трудности, потому что считалось, что ребенок мал и не поймет. Очень часто взрослые люди говорят: «Да, тогда умер дедушка, а мне не говорили. Я видела заплаканные глаза и понимала, что что-то не так, но никто мне ничего не сказал».

Совсем недавно я слышала от одной знакомой, взрослой женщины, воспоминание о том, как умер ее отец. Ей никто об этом не рассказал, никто не был готов разделить с ней эту боль. Она через многие годы вспоминает об этом как об очень сложном событии, потому что тогда она оказалась одна со своими догадками и тревогами.

Полагая, что ребенок еще мал и многое не может понять, мы на самом деле делаем легче не ребенку, а самим себе, потому что нам очень трудно решиться на этот разговор. Молчать проще.

Однако оформить переживания в слова крайне важно для общего психического развития ребенка, для его эмоционального комфорта, для того, как он будет развиваться как личность, и для доверия в отношениях. Считается, что, когда ситуацию можно назвать и описать словами, она принесет меньше тревоги, боли и потенциального вреда. Слова помогают контейнировать эмоцию, то есть поместить в безопасный контейнер, откуда она перестает вредить.

Если мы не разговариваем о произошедшем, не подбираем слова, не даем ребенку каких-то наводок, он оказывается незащищенным.

Приведу пример: внезапная серьезная болезнь старшего родственника, скажем, бабушки. Взрослые нервничают, ищут врачей, обсуждают варианты лечения. Они напряжены, чаще отсутствуют дома, потому что навещают бабушку в больнице. Но ребенку по какой-то причине решают не говорить все обстоятельства: «Бабуля просто уехала отдыхать, а мы заняты, у нас важный рабочий проект».

Не называть ситуацию как есть – ошибка. Фактически, делая так, мы не учим ребенка выражать свои тревоги, страхи, расстройство оттого, что заболел близкий человек. Мы делаем прямую коммуникацию запутанной и кривой.

Что происходит внутри у ребенка в этом случае? Он начинает домысливать. Когда происходит что-то серьезное, ребенок смотрит лишь на противоречивую поверхность и понимает, что словами мы говорим одно, а все 80 % невербалики кричат о другом. Тогда он начинает придумывать, искать, в чем же дело, и домысливать другие сценарии.

Длительный дискомфорт, который переживают взрослые, – это стресс для ребенка, он его чувствует. Если мы не называем его словами, он начинает переживать по-другому, гораздо сильнее и серьезнее, чем мы думаем.

Ответственность за жизнь взрослых

Ребенок после шести и до семи-восьми лет думает, что это он отвечает за происходящее. Если в жизни взрослых случаются какие-то беды или испытания, которые мешают гармонии, ребенок думает, что это все из-за него. Он недостаточно хорошо себя вел, не слушался, думал глупые мысли, не делал то, что говорили родители. Через подобные мысли ребенок разворачивает картину, которая гораздо хуже происходящего на самом деле.

У детей до полового созревания, до 12–14 лет, мышление немножко мифическое, они думают, что их мысли материальны. После девяти-десяти лет такого уже меньше, но возраст от пяти до восьми лет – это период, когда ребенок верит, что его плохие мысли могут менять мир не в лучшую сторону.

Очень часто, работая со взрослыми, состоявшимися людьми в психотерапии, я слышу следующие рассказы: «Мне было шесть лет, я был убежден, что бабушка заболела и умерла, потому что я так сильно на нее рассердился и, пока сердился, я пожелал, чтобы она больше никогда к нам не приезжала». Или: «Я помню, как мне было семь лет, я очень сильно разозлился на отца, потому что он со мной не пошел в парк. В этот же день с ним произошло неприятное событие – он сильно обжегся».

В воспоминаниях взрослых людей часто встречаются мысли об ответственности за жизнь взрослых – и это очень сильные переживания.

Ребенок, родители которого переживают длительный стресс в паре, думает, что в этом виноват он. Но узнать это от него получится, только если у вас очень открытые и доверительные отношения.

Тем семьям, где есть ребенок в возрасте от пяти до десяти лет и которые действительно переживали или переживают что-то серьезное, может пригодиться экспресс-рекомендация. Разговор с ребенком можно начать с такого нейтрального хода: «Ты знаешь, многим мальчикам и девочкам, которым столько же лет, как и тебе, кажется, что в жизни их семьи произошло что-то плохое и сложное, потому что они подумали что-то плохое. У тебя такое бывает?» Только надо тщательно подобрать время, место и слова.

Иногда ребенок бросается на шею и говорит: «Мамочка, я думала, что вы с бабулей поссорились из-за меня, потому что я такая злая девочка, я нехорошее думала и рисовала».

Надо помнить, что у детей очень сильные эмоции, и мы недооцениваем серьезность того, что происходит у них внутри.

Научиться понимать себя и свои состояния

Ребенок переживает сильнейшие эмоции, но еще не умеет ими делиться. Не слишком хорошо это удается и взрослым, ведь культура понимания и выражения собственных эмоций у нас очень низкая. Нас учили в школе, институте, на курсах повышения квалификации пониманию разных сложных вещей, но не учили понимать себя.

Чтобы качественно объяснить ребенку, что происходит, мне кажется, очень важно уметь понимать самих себя. Если мы этого не умеем, то и ребенку вряд ли сможем помочь. Но можно учиться вместе.

Я встречаю родителей – чаще это папы, – которые понимают, что у них проблемы с эмоциональным интеллектом, считыванием эмоций, с пониманием себя, своих состояний, состояний близких. За редким исключением эти папы очень успешны в науке или бизнесе, и единственная их проблемная зона – эмоциональный интеллект. И они прекрасно учатся вместе с детьми, осваивают азбуку понимания глубинных состояний, различение первичных и вторичных эмоций. И сразу объясняют это детям.

Семейная традиция

Мы не говорим с детьми не потому, что не хотим, а потому что не умеем.

Пример из практики. Умирает бабушка, которая очень сильно любила внуков, воспитывала их, всегда была рядом. И происходит это не после длительной болезни, а довольно быстро. Взрослые предпочитают говорить, что бабушка уехала отдыхать к своей сестре и через какое-то время вернется, и не берут детей на похороны. Сами ходят грустные, но при этом скрывают ситуацию.

Эти родители сомневались, что они поступают правильно, и довольно быстро пришли на консультацию. Мы начинаем разбирать ситуацию, и оказывается, что в семье со стороны мамы уже на протяжении трех поколений существует традиция сокрытия смерти ближайших родственников. Традиция, которая на поколение раньше довела одного из детей до психоза. Традиция, которая фактически искалечила судьбу самой матери, потому что она ощущала тревогу и вину, когда, будучи ребенком, не понимала, куда же делась бабушка. Ей не сказали, что она умерла. Но подобное поведение настойчиво повторяется.

Ребенок чувствует эмоции взрослых

Если ребенок видит сложные состояния в жизни взрослых, то не только думает, что он за все отвечает, но еще и домысливает худший сценарий. Например, папа с мамой поругались. Если его жизненный опыт достаточно большой, или у его друга родители развелись, или он посмотрел сериал, где развод и скандалы, он будет думать, что его мама и папа могут начать себя вести так же, как там. Он примеряет на себя чужой сценарий, который почти всегда хуже, чем то, что происходит на самом деле.

Если ребенку не объясняют происходящее, взрослые не подбирают слова для этих сложных эмоций в их жизнях, у ребенка появляется тревога.

Тревога – это невыраженные эмоции, переживания, которым не нашлось возможности проявиться ни в слезах, ни в словах, ни в каких-то действиях. Из-за этого возникает внутреннее напряжение, которое мешает ребенку расти.

Есть даже так называемый «запах эмоции». Дети, которые чувствуют противоречивые отношения взрослых, но с которыми об этом не говорят, очень часто имеют большее количество страхов, чем их ровесники.

Мы очень сильно связаны с нашими самыми близкими людьми, но часто именно самым близким мы не можем сказать, что ничего не происходит. Даже если мы очень сильно стараемся, все равно правда выходит наружу. Поэтому утверждение «дети и домашние животные знают все» правдиво

Не пытайтесь обманывать ребенка, найдите в себе силы с ним поговорить, подберите слова, чтобы безопасно объяснить вашу ситуацию.

Как дети воспринимают сложные эмоции взрослых