7. Трудность в создании и удержании во внутреннем плане образа хорошего внешнего объекта (выражаясь психоаналитическим языком), а если сказать проще – когда зависимая личность находит человека, который, очевидно, хорошо к ней относится и принимает ее, она чувствует большое эмоциональное облегчение, находясь в его обществе, однако, стоит ему физически удалиться, снова испытывает сильное беспокойство, чувствует себя одинокой и сомневается в хорошем отношении к себе (ей постоянно нужны подтверждения, которые она может воспринять и почувствовать, прежде всего, в непосредственном контакте). Здесь явно прослеживается ранний дефицит: такое поведение характерно для очень маленьких детей, в отношении которых справедлива поговорка «с глаз долой – из сердца вон». Очень часто партнер эмоционально зависимой личности жалуется на то, что измотан необходимостью подтверждать и доказывать свое хорошее отношение и принятие. Ему словно приходится все время сражаться с той внутренней частью эмоционально зависимой личности, которая не верит, что к ней можно хорошо относиться и что ее в конце концов не бросят. Ей все время требуются подтверждения хорошего к ней отношения – подтверждения в самой разной форме, однако эти подтверждения словно «не усваиваются». Сколько бы времени ни было проведено вместе, сколько бы слов ни было сказано, сколько поступков ни совершено, сколько знаков внимания ни оказано – первая же разлука, пусть и на непродолжительное время, откатывает самоощущение эмоционально зависимой личности назад, словно обнуляя достигнутое, возвращая его к исходной точке. Может быть, поэтому такая личность столь много внимания придает символическим вещам – подаренное кольцо, сделанная совместная фотография, объявление всем знакомым, что «мы теперь пара», выбитая на запястьях парная татуировка – все это похоже на переходный объект, которым ребенок утешает себя в отсутствие матери, потрепанный плюшевый заяц, с которым он ложится спать, мамин халатик, пахнущий ею, в который можно уткнуться.
8. Недостаточность внутренней коммуникации. Я имею в виду здесь взаимоотношения и коммуникацию во внутриличностном пространстве, коммуникацию между различными аспектами («частями») Я. Насыщенная внутренняя коммуникация субъективно ощущается как внутренняя живость, наполненность, объемность и полифоничность внутреннего диалога. Напротив, бедность внутреннего диалога субъективно переживается как специфическое ощущение внутренней пустоты. В терапевтической работе данное переживание часто появляется в самоотчетах как эмоционально зависимых (в особенности тех, чья структура определяется скорее как пограничная и плохо скомпенсирована), так и нарциссических клиентов. Нарциссическая и эмоционально зависимая пустота, по моим наблюдениям, различается по оттенкам того, как она переживается: для нарциссической пустоты характерна не-живость, безжизненность или ощущение чего-то фальшивого или искусственного (пустота имеет вкус пластмассы, фигурально выражаясь). Один мой знакомый рассказывал о кошмаре, который он однажды увидел: он находился в лесу, где было все как в настоящем лесу – деревья, трава, земля, ручьи, но во сне он пережил ужасающее чувство пустоты от того, что чувствовал, что все это – искусная подделка под настоящую, живую траву, землю, воду и т. п. Для эмоционально зависимой пустоты характерно сосущее тревожное чувство, смешанное со страхом и отчаянием: словно в этой пустоте нет кого-то, к кому тянешься всем своим существом. И то и другое переживание клиенты определяют как пустоту, но очевидно, что она очень разная. По моим наблюдениям, именно для того, чтобы не встречаться с этой пустотой, зависимые клиенты избегают оставаться в одиночестве и тишине: многие из них стараются «заполнить эфир» разговорами с друзьями и знакомыми (хотя бы по телефону), перепиской, интернет-серфингом, прослушиванием музыки, просмотром «видосиков» («видюшек») – извините, это сленг других людей, я хотела сказать – просто «видео». Все эти меры предпринимаются, в конечном счете, для того, чтобы не остаться наедине с собой. Интересно, что эти же самые клиенты по мере продвижения в терапии отмечают, что пустота становится менее страшной и более переносимой, что наедине с собой становится спокойнее, что вечер, проведенный дома в одиночестве, неожиданно становится приятным, а не пугающим событием.
Недостаточность внутренней коммуникации, о которой я говорю, похоже, является следствием интрапсихического взаимодействия внутренних частей (нуждающейся в контакте и отвергающей/покидающей), которое генетически когда-то было интерпсихическим (межличностным), а также прямым последствием фрагментации Я.
9. Трудности в том, чтобы в контакте, во взаимоотношениях с другим человеком удерживать в поле внимания как собственный процесс, так и процесс другого человека. Грубо говоря, в пространстве контакта для зависимой личности есть место или для Я, или для Ты, ей трудно находиться в диалоге, одновременно слышать и серьезно воспринимать как собственные интересы и точку зрения, так и интересы и точку зрения другого. Частой историей является ясное и четкое восприятие интересов, состояний и потребностей партнера по контакту, в то время как собственные интересы, переживания и потребности отступают на задний план, не воспринимаются отчетливо либо игнорируются вовсе. В этом случае неизбежно рано или поздно накапливается дискомфорт; когда объем такого дискомфорта становится критическим, ситуация зеркально меняется, и теперь уже невозможно увидеть в ней партнера с его потребностями. Эмоционально зависимой личности, таким образом, трудно удерживаться в диалоге; это очень ярко проявляется в отношениях с терапевтом, где обычно отчетливо звучит партия лишь одного из участников. «Или ты, или я» – эта фраза точно передает то, как зависимая личность выстраивает контакт с Другим; ей очень трудно ощутить «ты и я» таким образом, чтобы каждый был слышен, проявлен и ценен в равной степени, и не только проявлен, но и присутствовал в диалоге, будучи обращенным к партнеру и сверяясь при этом с собой и собственными чувствами.
10. Выраженный дефицит саморегуляции. «Слабым местом» эмоционально зависимой личности является недостаточно развитая способность к эмоционально-волевой регуляции, которая обнаруживает тенденцию к крайностям. Например, такой человек может испытывать трудности с тем, чтобы регулировать степень своей включенности в ту или иную активную деятельность – например, начав во второй половине дня прибирать квартиру, он может быть не в состоянии вовремя заметить, что уже наступил вечер и, несмотря на то, что не вся квартира идеально выдраена и много еще ее уголков нуждается во внимании, стоит остановиться, перейти в более спокойный режим и постепенно готовиться ко сну (или хотя бы просто отдохнуть и выпить чаю). Вместо этого он активно прибирает квартиру, пока не свалится глубокой ночью без сил – настолько, что нет ресурса даже принять душ. Увлекшись каким-то хобби, такой человек может также заметить, что доходит до крайности, когда, например, настолько возбуждается от удачно собранного пазла, что не в состоянии заснуть до рассвета. Эмоционально зависимой личности трудно вовремя заметить, что она излишне быстро сокращает дистанцию с новым знакомым, вызывающим у нее романтический интерес, и слишком в этом спешит, не давая себе времени разобраться, кто перед ней и действительно ли он так сильно ей нравится. В отношениях она может многое терпеть – до тех пор, пока это просто не перестанет быть возможным, когда просто «срывает крышку с кастрюли» и наступает взрыв. Во многих вопросах, связанных с регулированием собственных эмоций, степени собственной включенности в те или иные занятия, ей не хватает сбалансированности, равно как не хватает ее и в вопросах нахождения золотой середины между «хочу» и «надо». Например, она жестоко перегружает себя работой, надеясь на то, что хорошо отдохнет в течение выходных; однако все выходные, увлекшись внезапно идеей перестирать дома шторы и перемыть полы, она включена в генеральную уборку. К понедельнику она уже злится на саму себя из-за того, что лишилась возможности отдохнуть, и не в состоянии включиться в работу («надо»). Кроме того, довольно обычным делом для эмоционально зависимой личности является прокрастинация – когда детская часть настолько перегружена и запугана большим объемом давящих «надо», что просто саботирует деятельность. Описываемый здесь дефицит является следствием неразвитости наблюдающей части, неразвитости способности наблюдать за собой, вовремя замечать сигналы эмоционально-телесного дискомфорта и связанные с ними состояния и потребности, адекватно реагировать на них, а также организовывать и планировать собственную деятельность проактивным образом.
Глава 6Базовые дефициты эмоционально зависимой личности
Эмоциональная зависимость определяется обычно следующими основными детскими дефицитами: дефицит безопасности, дефицит привязанности, дефицит распознанности и дефицит ценности. Внимательно рассмотрим каждый из них.
Дефицит безопасности означает, что у эмоционально зависимого человека обычно имеется много опыта фрустрации потребности в том, чтобы ощущать себя в детстве в безусловной безопасности. Стрессы и тревоги матери в период беременности здесь также идут в счет – последние исследования показывают, что они напрямую сказываются на формировании организма ребенка, на формировании и функционировании его мозга. Отсутствие ощущения стабильности и устроенности у будущей матери, вынашивающей ребенка (отсутствие жилья, материальные проблемы, непринятие беременности и протест против нее, семейные неурядицы и конфликты с партнером, ситуации прямой угрозы для жизни) – все это факторы, предрасполагающие к возникновению у ребенка повышенного фонового уровня тревоги. После рождения, в течение первого года жизни ребенок, как известно, формирует базовое доверие к миру – ощущение его безопасности (небезопасности) и стабильности (или нестабильности), которое подспудно сопровождает его всю последующую жизнь; ребенок считывает безопасность происходящего эмоционально и телесно, реагируя на прикосновения, звуки, зрительные и тактильные ощущения, запахи, которые его окружают. Через касания матери, через то, как его берут на руки и как держат, как контактируют с ним (ребенок пока не понимает речь, но чрезвычайно восприимчив к интонированию и любым невербальным сигналам), он считывает безопасность происходящего и немедленно реагирует – и телесно, и эмоционально. Известно, что особенности функционирования определенных зон мозга, связанных с распознаванием стресса и реагированием на него, задаются именно на данном этапе развития ребенка.