Метафорически это означает, что другой человек является для зависимой личности носителем эмоционального ресурса, и, будучи хронически голодным, он будет искать эмоциональной подпитки везде, где это возможно. При отсутствии возможности получения такой подпитки в отношениях с основным партнером он будет искать другие источники. Моральная сторона вопроса может вызывать у него самого угрызения совести, он может обвинять себя в испорченности и сексуальной неразборчивости, однако дело тут скорее в неразвитости способности переносить дискомфорт и в степени выраженности этого эмоционального дискомфорта, с которым необходимо как-то справляться.
Второй особенностью проживания зависимой личностью потерь является осложненный характер горевания, крайними проявлениями которого являются реакции замершего горя с невозможностью расстаться с объектом привязанности либо отсутствие реакций горя, а также идентификация с покинувшим.
Отсутствие реакций горя выражается в том, что в ситуации разрыва отношений или потери значимого лица человек будто отказывается иметь дело со свершившимся фактом и связанными с ним переживаниями. Обычно вместо этого он быстро находит замену потере. Классическим примером этого является девушка, завершившая отношения с партнером и тут же (в тот же день) вступившая в отношения с другим. Довольно часто в таких случаях можно увидеть, что инициатором завершения отношений является именно она, работая «на упреждение» – «бросая» партнера для того, чтобы не быть брошенной самой. Другим людям и себе самой она может сказать, что встретила, наконец, настоящую любовь, однако на деле за ее поступком стоит острый страх остаться одной и неготовность и/или нежелание иметь дело с потерей отношений и связанными с этим чувствами.
Мне часто приходилось видеть, как хозяева погибших или умерших домашних животных в течение следующих нескольких дней или недель брали в дом нового питомца. Ситуации, конечно, бывают разные, и одно объяснение к каждой из них не подходит, но в ряде случаев это было связано именно со страхом проживания горя и потери, с которым человек боялся не справиться. Наличие перед глазами нового партнера, котенка или щенка будто бы позволяет не соприкасаться с болью и пустотой, которая возникает внутри – однако ведь это совершенно точно не тот человек, кот или собака, которых мы потеряли. Утрачен контакт с единственным в своей индивидуальности живым существом, с которым вас связывала уникальная история отношений, и всему этому пришел конец – именно от реальности этого переживания упорно отворачивается зависимый, потому что оно для него невыносимо.
Расставание, отпускание связи, болезненное само по себе, может быть для нас особенно ужасным, когда мы не разделяем себя с тем, что или кого теряем, ощущая себя с этим кем-то или чем-то в неразрывной целостности. В этом случае расстаться с другим и принять его смерть или смерть отношений означает принять смерть части себя. Такова плата за симбиотичность контакта, за слияние, в котором мы находимся в близости с кем-то или чем-то.
Эта невозможность расстаться, «разжать пальцы», отпустить может быть источником страданий тех, кто должен уйти. Мне приходилось быть свидетельницей тяжелых страданий смертельно больных животных, хозяева которых продолжали болезненное и причиняющее мучения питомцу лечение, которое не могло его вылечить, но лишь оттягивало неизбежный конец.
Замершее горе выражается в комплексе обсессивных реакций, которые проявляются на протяжении длительного периода времени после того, как произошел факт потери, обнаруживают высокую устойчивость и высокую повторяемость вплоть до стереотипности («заезженная пластинка»): вопреки тому, что в реальности отношения уже закончились, человек возвращается к ним вновь и вновь в своих мыслях, воспоминаниях, снах. Таким образом, умершие отношения продолжают жить, только уже во внутренней психической реальности зависимого в виде иллюзорного образа, далекого от реальности. Притом что человек осознает, что отношения завершились, он не может смириться с фактом потери, не может горевать о ней, расстаться с ней по-настоящему, отпустить утраченное, похоронить и оплакать. Здесь мы видим невозможность совершения работы горя – в симптоматике переживаний представлен материал, относящийся к этапу принятия (отрицание потери выражается в попытках создания иллюзорных отношений с объектом приязанности), к этапу гнева (когда есть много озлобленности, обращенной либо на факт потери, либо на личность бывшего партнера, либо на самого себя), либо к этапу торгов (когда человеку кажется, что необходимо предпринять какие-то действия или каким-либо образом изменить себя, и тогда появится возможность восстановления отношений). Оторванность таких состояний от реальности, их болезненность очевидны для самого человека, который это переживает, однако обсессивное возвращение внимания к потерянным отношениям не поддается контролю. Приведу пример.
Инна – привлекательная женщина тридцати с небольшим лет. Пять лет назад после развода она с маленьким сыном вернулась жить к родителям. У нее есть работа, которую она не очень любит и в которой не слишком успешна, однако эта занятость дает ей некоторую финансовую независимость. Есть отношения с Даниилом, молодым человеком примерно ее возраста, правда, ни он, ни она не спешат съезжаться и создавать семью. Инна обратилась за помощью в связи с многолетней «одержимостью соседом», как она выразилась.
Сосед Вадим – симпатичный полноватый мужчина младше ее на два года – еще до ее замужества проявлял к ней интерес и пытался ухаживать, правда, тогда романа не получилось. После развода, когда Инна вернулась в родительскую квартиру вместе с годовалым сынишкой, Вадим возобновил свои ухаживания, которые тогда не показались Инне особенно интересными. Они встретились несколько раз и провели время в кафе, однако роман снова не клеился. «Я тогда отчетливо чувствовала, что какие-то мы очень разные, даже поговорить особенно не о чем. Но мне, конечно, были приятны его ухаживания, не потому, что это был именно он, а потому, что я ощущала себя привлекательной в его глазах. Чувствовать себя привлекательной женщиной приятно», – вспоминала Инна. Через некоторое время произошла неожиданная ссора – Вадим пригласил Инну отпраздновать вместе его день рождения, однако, придя к нему домой, вопреки своим ожиданиям она застала Вадима в компании друзей с незнакомой девушкой на коленях. Инна в отместку стала заигрывать с одним из гостей. После того как праздник закончился и все разошлись, Инна с Вадимом стали выяснять отношения; она вышла из себя и дала Вадиму пощечину, после чего тот выставил ее за дверь. Отношения между ними после этого прекратились и не возобновились на момент обращения за помощью.
Инна думала, что легко переживет случившийся инцидент, тем более что ни сам Вадим, ни перспектива отношений с ним никогда не вызывали у нее особенного интереса. Однако вскоре она почувствовала, что сильно подавлена из-за случившейся ссоры и последовавшего после нее разрыва. Вадим не проявлял никакого желания восстановить отношения и демонстративно не здоровался с ней при встречах (неизбежных – ведь они были соседями). Инна начала тосковать. Она прислушивалась к звукам, доносящимся из соседней квартиры, ловила каждую возможность хотя бы мимолетно встретиться с Вадимом. Она надеялась на то, что состоится примирение.
Однако время шло, и ничего не происходило. Инна познакомилась с Даниилом и стала встречаться с ним, наде-ясь отвлечься и переключиться на новые отношения. Некоторое время казалось, что ей это удается: роман с Даниилом начался весьма ярко. Однако через полгода Инна случайно встретила Вадима, идущего рука об руку с симпатичной девушкой, и сердце ее упало. Она ощутила сильную тревогу, которую никак не могла успокоить, и глухую тоску. В течение года Вадим встречался с этой девушкой, и Инна не знала покоя. Она не могла ни смириться с этими отношениями Вадима, ни перестать думать о нем, ни предпринять какие-либо активные действия (например, поговорить с Вадимом). В малейших подробностях она вспоминала последнюю ссору и последовавшую за ней пощечину. Она высматривала соседа из окна, прислушивалась к обрывкам разговоров, доносившимся из коридора и соседней квартиры. Инна стала следить за Вадимом в социальных сетях, «вычислила» и его пассию. Однако тогда, как сказала позже Инна, она еще не была полностью «на крючке», тогда она еще ощущала свои реакции как выбор – думать о Вадиме или нет.
Через год Вадим женился на своей девушке и привел ее жить в свой дом. С этого момента жизнь Инны превратилась в кошмар. Вадим и его молодая жена стали наваждением: каждый день Инна «провожала» его утром на работу, прильнув к дверному глазку, каждый день «встречала» его с работы, каждый день напряженно прислушивалась к происходящему за стеной, каждый раз, встречая соседа с женой, она пыталась понять, благополучен ли их брак, любит ли Вадим свою супругу. Каждый день она мысленно возвращалась к истории своих отношений с Вадимом, к привычным чувствам тоски, тревоги, безысходности, обиды, беспомощности и бессилия. Каждый день она задавала себе вопрос – любил ли меня Вадим и могла ли я спасти эти отношения? Каждую неделю Инна делала в коридоре уборку, чтобы прикоснуться руками к плитам пола, к тряпке, на которую наступала нога Вадима, это позволяло ей фантазировать о том, что она касается его самого. Он часто снился ей. С ухудшениями или улучшениями состояния Инны, с параллельно текущими отношениями с Даниилом такое положение дел длилось три года. Она одновременно находила и какое-то непонятное для нее самой удовольствие в привычных мыслях о Вадиме, и чувствовала тяжелую усталость и желание от них освободиться, однако это ей не удавалось – мысли назойливо возвращались снова и снова.
В какой-то момент она подошла к зеркалу и увидела в нем «изможденную женщину с пустыми глазами» – и поняла, что больше категорически не хочет находиться ни в какой связи ни с реальным, ни с воображаемым Вадимом и что ей нужна помощь, чтобы выбраться.