Анализируя этот пример, мы можем увидеть, что состояние Инны организуется вокруг ситуации расставания с Вадимом, на которой она «застряла» и которое не может не только прожить, но и с которым не в состоянии смириться. Много лет Инна провела в отрицании потери (поддерживая фантазийный контакт в ситуации фактически полного отсутствия отношений) и «торгах» – могла ли она как-то повлиять на ситуацию или нет. Она не могла расстаться с образом Вадима (хочется сказать – именно образом, который очень далек от реального человека) и, обратите внимание, находила иллюзорные способы этот контакт поддерживать (ритуальные проводы на работу, ритуальная уборка в коридоре – все это является иллюзорными способами поддержания иллюзорного контакта, как если бы нечто реально умерло и больше не существовало, а Инна создала бы иллюзорный образ этого нечто и поддерживала бы с ним контакт). Я называю образ Вадима иллюзорным, потому что в ходе наших встреч быстро выяснилось, что ничего общего этот образ с реальным человеком не имел: во-первых, потому, что он был крайне идеализирован (иначе как с особенным блеском в глазах Инна не могла говорить о нем) и, во-вторых, потому что одновременно с этим он пуст (Инна не смогла описать мне Вадима как человека, она скорее говорила о том, как она могла бы себя почувствовать, если б оказалась возлюбленной Вадима, и о том, что, с ее точки зрения, чувствует его молодая жена, находясь рядом с ним). Инна и сама удивилась тому, что, с ее слов, образ Вадима похож на эффектную бумажную обертку от шоколадной конфеты, которой внутри нет. В ходе работы достаточно быстро удалось получить доступ и к негативной части эмоционального опыта Инны, ассоциированной с образом Вадима, – она осознала, как сильно злится на него за то, что он резко оборвал отношения, а много позже ощутила ненависть к нему из-за того, что уже несколько лет «по его вине» живет в измененном психическом состоянии. Важно отметить также скрытые психологические выгоды, которые Инна получала, находясь в таком состоянии, – оно позволяло ей долгое время не обращаться к тревожащим вопросам, ответов на которые у нее не было: как мне строить свою жизнь? Как мне строить отношения с мужчинами? Фактически она имела «постоянного партнера» (я имею в виду образ Вадима) и одновременно не имела с ним отношений (потому что реальных отношений с Вадимом у нее не было). Иллюзорные отношения позволяли заполнить пустоту ее жизни. Когда наступил переломный момент в нашей с ней работе, на одной из сессий Инна рассказала о странном ощущении, с которым она проснулась утром. «У меня чувство, как будто я нахожусь в комнате, в которой до этого было много громоздкой мебели. Я открыла сегодня утром глаза со странным чувством, что этой мебели там больше нет. Ее вынесли, и я даже не поняла, как и когда это случилось. Комната пустая, совсем пустая, я слышу гулкое эхо, когда хожу по ней. Грязный пол. Ужасно пусто, – в ее глазах стояли слезы, – только какие-то старые письма на полу. И я сижу и кидаю эти письма в огонь … и мне так горько, и хочется плакать». В этот момент она разрыдалась и долго не могла успокоиться. Инна оплакивала в этот момент собственные иллюзии и одновременно прощалась с тем, с чем уже давно пора было проститься.
В контексте обсуждаемого вопроса мне хочется отдельно прокомментировать сны, характерные для людей, переживающих замершее горе. Очень часто именно в них можно уловить скрытую амбивалентность чувств по отношению к потерянному объекту. На сознательном уровне, как правило, отчетливо представлен позитивный полюс отношения. Во снах наряду с ним присутствует и негативный. Одна молодая женщина, с которой я работала, увидела сон, в котором она входила в комнату с пистолетом в руке, чтобы убить покинувшего ее возлюбленного. Она попыталась нажать на курок, но случилась осечка. После этого в сновидении она подошла к своему мужчине и отдала ему пистолет. Когда мы с ней стали прояснять внутренний смысл сна, она сказала: «Мне бы хотелось прекратить так зависеть от него и мучиться, но одновременно я отдала ему пистолет, и это про то, что хозяином моей жизни является он… я вся в его власти, и я отдаю себя в его власть».
Другой распространенной вариацией осложненного горевания, развиваемого зависимой личностью, является описанная Вамиком Волканом поглощенность горем с характерной для нее идентификацией с потерянным объектом (имеется в виду – с человеком). Такая динамика особенно бросается в глаза в ситуации с физической утратой (смертью) значимого лица, однако может присутствовать и в ситуации утраты значимых отношений в результате разрыва.
Идентификация с умершим или ушедшим выражается в том, что человек начинает воспроизводить в своем психическом облике и поведении черты умершего: обнаруживать те же вкусы и пристрастия, эмоциональные реакции, психические установки и убеждения, интересы, способы проведения свободного времени. Женщина, потерявшая мать и до этого совершенно равнодушная к рукоделию, начинает вязать и шить – так происходит потому, что ее покойная родительница увлекалась женскими ручными ремеслами. Сын, потерявший отца, через некоторое время обнаруживает у себя симптомы того же заболевания, которым страдал умерший. Подобные идентификации не являются следствием свободного выбора, который делает человек, это бессознательная динамика – умерший будто продолжает жить в живом, и это позволяет сохранять такое положение вещей, будто он жив. Данный вариант осложненного горевания становится возможным именно потому, что в зависимых отношениях с умершим или ушедшим человеком мы находимся в слиянии, когда границы между Я и Ты нет.
Очень характерны сновидения поглощенных горем. Волкан пишет о том, что, как правило, они отражают неразрешенные внутренние конфликты горюющих; моя собственная практика подтверждает это наблюдение. Так, мне приходилось работать с молодой женщиной, перенесшей потерю любимого дяди. Он скончался от туберкулеза в тюрьме, попав туда в результате серии неудачных решений, связанных с ведением небольшого частного бизнеса. Клиентке приснилось, что покойный дядя надевает на нее собственную грязную, склизскую, дурно пахнущую одежду, и она содрогается от отвращения, но обнаруживает эту одежду на собственном теле. Внутренняя динамика переживания обнажает, таким образом, амбивалентные потребности – как идентифицироваться с умершим или ушедшим, так и отделиться от него.
Как видим, горевание и проживание потери является настоящим вызовом для зависимой личности в силу того, что оно предполагает разделение, сепарацию и расставание с тем, что мы утратили. Именно сепарация является непрожитым процессом для такого человека; создание внутренних психических возможностей для нее является важным условием психотерапии зависимой личности.
Глава 8Эмоциональная зависимость и нарциссизм
Постановка этих двух понятий в один ряд на первый взгляд кажется удивительной. Привычным образом мы воспринимаем эмоционально зависимую личность и нарциссическую как проявляющих себя совершенно по-разному. Холодность и высокомерие нарцисса, его обесценивающее и пренебрежительное отношение к окружающим, тенденция эксплуатировать и использовать окружающих резко контрастируют с услужливостью и уступчивостью зависимой личности, ее тенденцией мимикрировать в контакте и выраженными дефицитами самооценки и самоуважения. Тем не менее внимательный анализ внутренних психических структур и процессов позволяет ставить вопрос о соотношении понятий эмоциональной зависимости и нарциссизма.
Данная тема уместна хотя бы потому, что в практике часто можно увидеть, что эмоционально зависимая личность имеет тяготение к тому, чтобы вступать в отношения либо с такой же эмоционально зависимой, либо нарциссической, и это явно не случайно.
Остановимся на ключевых особенностях, роднящих эмоционально зависимую личность с нарциссической. Все они основаны на том, что ранние дефициты их относятся к близким по времени этапам личностного развития: этапу симбиоза и этапу первоначальной сепарации (то есть первые три года жизни). Базовый дефицит эмоционально зависимой личности заключается во фрустрации (неудовлетворении) ранней потребности в безопасности и симбиотической зависимости; вторичными проблемами, которые являются следствием базового дефицита, будут трудности ребенка на этапе первичной сепарации (потому что базовые потребности не удовлетворены – такой ребенок слишком мало напитан симбиотической зависимостью, чтобы сделать серьезный шаг в сторону сепарации, и «вылет из гнезда» первичного слияния с матерью серьезно осложнен). Базовый дефицит нарциссической личности заключается в отсутствии адекватной родительской поддержки и эмпатического отражения на этапе ранней сепарации: в своей отдельности, отделенности от матери ребенок не был поддержан; очень часто в этом варианте развития на проявления Я ребенка, не совпадающие с ожидаемыми, родители реагируют стыжением и/или насилием. Внутренним решением, которое находит для себя нарциссическая личность, является отказ от эмоциональной связи, отрицание собственной нуждаемости в близком контакте, и развитие идет по линии демонстрации собственной независимости с одновременной наработкой фальшивого внешнего фасада, демонстрирующего окружающим неуязвимость, силу и успех. В то же время ключевой стратегией зависимой личности всегда является поиск близости и удержание контакта – как правило, ценой отказа от собственной аутентичности, подлинности.
Итак, черты сходства нарциссической и эмоционально зависимой личностной структуры:
1. Дефицит распознанности и связанная с этим фрагментированность Я. В обоих случаях – и при обращении к детской истории, и при обращении к текущему процессу клиента становится очевидным, что мало кто всерьез интересовался им как индивидуальностью, мало кто видел его по-настоящему, и сам клиент со своей индивидуальностью знаком очень плохо. Зависимая личность привыкла определять себя в достаточно шаблонных категориях («незлая», «некорыстная», «всегда приду на помощь», «говорят, что немного наивная», «чувствую боль других людей», «бывает, ради других людей поступаю себе во вред»), однако она и понятия не имеет обычно о настоящей своей индивидуальности – нередко она с изумлением знакомится с ней в ходе психотерапевтической работы. У меня иногда возникает ассоциация, как если бы большое и красивое животное кто-то сверху накрыл грубой тканью и описывал его по очертаниям этой грубой ткани: богатство того, что находится под ней, не увидено и не названо. Нарциссическая личность в контакте с терапевтом очень ценит искренний человеческий интерес к себе, потому что он оживляет ее безжизненный внутренний ландшафт и вызывает маленькую искру ответной живой реакции глубоко погребенного внутреннего ребенка. Такой человек привык показывать миру фальшивый дутый фасад, он и сам привык ассоциировать себя с этим фасадом. Время от времени он испытывает тоскливое чувство, как будто если бы что-то внутри него страдало от невыносимой фальшивости предъявляемого Я; однако что это за тоска, есть ли какое-то другое, естественное его Я, какой он настоящий – на все эти вопросы у него нет ответа. Громадный пласт аутентичных реакций нарциссической личности остается непроявленным для нее самой, у нее просто нет к ним доступа, она оторвана и дистанцирована от них.