Исключительно забавной мне кажется мысль о том, что терапевт с выраженным эмоционально зависимым радикалом личности настроен считывать ожидаемые от него реакции и подстраиваться под клиента, чтобы сберечь теплый контакт. Смешно думать о том, в какие немыслимые дебри это может его заводить – в особенности тогда, когда клиент сам обладает выраженным соответствующим радикалом либо нарциссичен. (Когда я сейчас пишу эти строки, это перестает казаться смешным).
5. Процесс клиента лишь отчасти может быть предъявлен в контакте «клиент – терапевт» (то же самое касается и процесса терапевта); присутствует значительный объем эмоционального опыта, который не привносится в контакт (часто у терапевта тоже). Здесь я имею в виду, что зависимый клиент приносит в контакт с терапевтом привычные способы обращения с собственным эмоциональным опытом, в частности, его расщепление на «плохой» и «хороший» и помещение в разные психические инстанции. Это означает, что переживания и чувства, связанные с терапевтом и контактом с ним, разделяются на опыт положительный (теплота и доверие к терапевту, восхищение им, вообще все позитивные чувства, возникающие в связи с терапевтом) и опыт отрицательный (раздражение, например, в связи с опозданиями терапевта или его позицией всезнайки, злость из-за того, что терапевт, к примеру, не дает готовых рецептов решения проблем, хотя эти рецепты, похоже, у него есть, злорадство в связи с промахами терапевта и его ошибками, обида в связи с тем, что терапевт ожидает оплаты пропущенной сессии и т. п.).
Зависимый клиент обычно достаточно легко приносит в контакт положительную часть опыта и проявляет себя как благодарный и послушный. На это легко «купиться», если не отдавать себе отчета в том, что на заднем плане обычно имеется соответствующий, если не превосходящий объем опыта негативного, который клиент либо не осознает до конца, либо удерживает. В терапии важно создавать условия для того, чтобы обе части опыта могли показаться и быть выраженными и прожитыми в контакте. Поэтому уместно не идти на поводу тенденции к слиянию, которая часто проявляется у терапевтов в работе такими клиентами, не «замасливать» и не «засахаривать» контакт, чтобы оставить в нем пространство для переживаний, далеких от радужных.
Фигурально выражаясь, между клиентом и терапевтом должно быть достаточно психологического пространства для того, чтобы в нем мог быть размещен самый разный эмоциональный материал клиента. Интересно, что при этом терапевту также важно отслеживать свои реакции – может ли он в равной степени иметь доступ ко всему спектру своих переживаний или в контакте с данным конкретным клиентом его неминуемо «сносит» в «сладкую» сторону. Если клиент видит, что терапевт сливается с ним в экстазе и транслирует исключительно теплое к нему отношение, то часто испытывает дискомфорт в связи с тем, что:
а) чувствует себя обязанным отплатить тем же (это внутренняя логика эмоционально зависимой личности) и лишенным права злиться;
б) чувствует вину, если не ощущает к терапевту таких же сильных теплых чувств или, к примеру, злится на него, но не решается сказать об этом.
Если клиент улавливает, что терапевт «хорошо о нем думает», он также чувствует себя обязанным соответствовать этому образу и впредь «сильно стараться», чтобы не разочаровать терапевта. В связи с этими и другими соображениями терапевту важно быть достаточно безопасным и теплым, но не вступающим с клиентом в отношения слияния, не душащим своим теплом и опекой, не возлагающим на клиента никаких ожиданий.
В контексте обсуждаемого здесь вопроса мне хочется сказать вот еще о чем. Поскольку эмоционально зависимая личность достаточно фрагментирована как в отношении своей внутренней структуры, так и в отношении эмоционального опыта, обычно у такого клиента есть важные аспекты собственной личности, которые ему стыдно предъявлять в терапии. По этой самой причине иногда сам по себе факт эмоциональной (и не эмоциональной тоже) зависимости может стать явным спустя долгое время после начала терапии. Классическим примером является ситуация, когда после двух лет работы клиентка сообщает о том, что систематически употребляет спиртное – раньше ей было трудно и стыдно в этом признаться, да и казалось каким-то неуместным. Терапевт может испытать в этот момент обиду – как же клиент удерживал, скрывал от него столь важную информацию так долго? – однако такое сообщение скорее говорит о том, что стыда стало меньше, а доверия терапевту – больше, настолько, что клиент может предъявлять в контакте те аспекты собственной личности, которые связаны со стыдом. Эмоционально зависимые клиенты могут утаивать значительные объемы важной информации о себе, и терапевту важно это понимать. Ну и, конечно, адекватное отношение терапевта к этому предполагает стремление эмпатически понять внутренний смысл такого утаивания, а вовсе не расследования и попытки клиента уличить и пристыдить.
Важный момент, который мне хочется здесь отметить, касается того, что эмоционально зависимой личности обычно в отношениях с терапевтом труднее всего бывает размещать негативные свои чувства к нему, прежде всего – любые проявления агрессии. Легко заметить, что в отношениях с терапевтом они выражаются так же, как и в обычной жизни и в отношениях с другими людьми – сначала копится, а затем импульсивно разряжается в контакте (часто в неадекватной форме) либо копится и затем канализируется в максимально безопасное русло – например, выражается в пассивно-агрессивных реакциях (специфические шутки, пассивное сопротивление, опоздания и т. п.). Такие клиенты могут чувствовать некоторое облегчение также, высказывая жалобы на терапевта третьим лицам (партнерам, членам семьи или другим терапевтам, с которыми пытаются выстроить отношения, при этом расставшись (или не расставшись) с предыдущим). Исключительно полезным в терапевтическом отношении для эмоционально зависимой личности является переживание опыта прямого выражения агрессии по адресу в непосредственном контакте в условиях принятия, когда терапевт не только не реагирует отвержением (или изгнанием из отношений), но и старается понять потребности клиента, стоящие за агрессией, и уважительно относится к его чувствам. Поэтому терапевту очень важно быть чувствительным к тому, что происходит с клиентом в контакте, и содействовать идентификации и выражению клиентом своих чувств, в особенности – чувств по отношению к терапевту.
6. Зависимый клиент нередко атакует границы отношений «клиент – терапевт» и личные границы терапевта. Наверное, это может показаться странным, потому что зависимая личность проявляет себя в контакте с терапевтом чаще всего как ведомая и послушная. Тем не менее это действительно так. Зависимая личность не удовлетворяется просто вниманием терапевта, ей нужно любви. Ей мало времени сессии и хочется продлить его хоть немного, поговорив с терапевтом вне границ кабинета и сопровождая его по дороге к метро (или хотя бы до дверей туалета). Ей хочется подарить что-то терапевту, к которому возникает такая горячая привязанность (вместе с какими-то смутными негативными чувствами, но к ним не хочется внимания), и подарить что-то такое, что будет долго напоминать о ней. О терапевте хочется заботиться, он такой замечательный и добрый – выглядит, правда, усталым, наверное, не спал ночь, и нужно купить ему самого вкусного кофе со сливками. Такой клиент может на полном серьезе предложить «усталому терапевту» отправиться домой, при этом он, клиент, готов оплатить сессию и даже отвезти специалиста на собственной машине. Такой клиент может собирать информацию о личной жизни терапевта из всех доступных ему источников. В своей практике мне приходилось встречаться, например, со случаем, когда клиент анонимно оформил и оплатил доставку горячей еды в офис, где я работаю (помню, как я была шокирована). Другая клиентка пыталась узнать через администратора психологического центра, где я арендовала кабинет, какое количество предварительных записей сделано мной на каждый день ближайшей недели, чтобы подгадать, в какие дни я свободнее. Как она пояснила мне потом, она рассчитывала мои силы, чтобы не создавать дополнительного напряжения своим посещением. В другом случае клиентке так важно было преподнести мне съедобный гостинец к празднику (а я упорно отказывалась его брать), что в финале сессии она буквально запустила в меня увесистой банкой икры, которую принесла, и с хохотом выбежала вон. Помню напугавший меня случай, когда клиент, молодой человек, попросил разрешения сесть не в кресло, а на пол, и, не успела я рта открыть, как увидела его на полу у своих ног. Во всех этих случаях видно, как клиент переходит границы, навязывая терапевту собственные правила, по которым будут строиться отношения. Чтобы контакт оставался терапевтическим и сохранял свою терапевтическую ценность и полезность для клиента, нарушения границ должны быть распознаны, сами границы восстановлены. Кроме того, исключительно важно делать произошедшее предметом доброжелательного обсуждения – что именно хотел сделать клиент для самого себя (именно для самого себя!) своим поступком и что его побудило выбрать именно такой способ. Полезной и даже необходимой является в этом случае и обратная связь терапевта, в которой важно соблюсти баланс принятия клиента и честности относительно испытываемых и выражаемых терапевтом чувств.
Важным обстоятельством, с моей точки зрения, является тот факт, что грубые нарушения терапевтом профессиональной этики и рамок терапевтического сеттинга (включая сексуальные злоупотребления) очень часто допускаются именно в отношении эмоционально зависимой личности. Она виктимна в том смысле, что провоцирует и даже приглашает порой к нарушению собственных границ – прежде всего в силу специфики своей травмы. Это налагает на терапевта, который работает с таким клиентом, особую ответственность в отношении соблюдения профессиональных рамок. Довольно часто терапевты, работающие с эмоционально зависимыми клиентами, обнаруживают в себе меньшую строгость к тому, как они (терапевты) соблюдают границы, и это проявляется даже в «мелочах»: забыть спросить клиента, удобнее ли ему обращение на вы или на ты; детальнее, чем обычно, рассказывать о собственном состоянии на сессии и жаловаться клиенту на те или иные обстоятельства своей жизни; от сессии к сессии менять время и/или место встречи; за несколько часов сообщать клиенту об отменах или переносах сессии. Однако отсутствие внимания к таким «мелочам» в работе с зависимой личностью антитерапевтично, потому что это прямое попрание ее прав.