Мы должны им срочно рассказать
Как Земля поёт...
Мы с тобой вдвоём —
Первый взрыв, создавший звёзды...
Мёртвые цветы...
Забирайся вверх...
Можешь посмотреть со стороны...
Как всё меняется...
Кадры наугад...
Может, и меня поймаешь...
Выстрелом в живот...
Слова обрушивались каскадом – космические, абсурдные, жуткие. "Первый взрыв". "Мертвые цветы". "Выстрелом в живот". Он пел о созидании и разрушении, о полете и падении. О том, как все меняется, и как тебя могут поймать в кадр, поймать пулей. Прямо сейчас, Сиротка? Прямо на открытии нашего "Парижа"?
Мы построим лестницы
От земли до месяца...
Танец в невесомости...
Вместе на раз-два-три...
Вместе на раз-два-три...
Лестницы до месяца... Я посмотрела на серые коробки домов, на только что возведенный забор, на толпу собравшихся – выживших, новичков, работяг с усталыми, но ожившими лицами. Это наша "лестница"? Из хаоса Мешка – к чему? К нормальности? К месяцу? Танец в невесомости... Абсурд. Но почему-то щемящий. Вместе на раз-два-три... С Леоном? С этими людьми? С Сироткиным в ухе, поющим о взрывах?
Музыка стихла, оставив после себя странную пустоту и резонанс в костях. Я стояла рядом с Леоном, глядя на "Париж". Вес "Взломщика" в кузове "Бегемота" давил на сознание. Тепло от мысли о своем доме где-то там боролось с холодом предстоящего выезда в чужой сектор. А в ухе все еще звенело эхо строчки: "Может, и меня поймаешь... Выстрелом в живот..."
Поймают, Сиротка, – подумала я с привычной мрачной иронией, поправляя капюшон. – Рано или поздно поймают. Но не сегодня. Сегодня – открытие. Сегодня – наш "Париж". Сегодня – я Жанна Д’Арк с огромной винтовкой в кузове и песней разрушения в ухе. На раз-два-три, черт возьми. Посмотрим, что будет на четыре.
Сироткин Вместе на раз-два-три
Глава девятая. Эмоциональный опыт реального одиночества.
– Привет, Купец, давно не виделись! – Леон улыбнулся своим фирменным, ледяным оскалом, который мог смутить даже бывалого рейдера.
Человек в стильном пальто (где он только нашел такую вещь в Мешке? Чистил какой-нибудь бутик для мажоров?) стоял, как скала. Его аура – глубокий, бездонный синий океан абсолютного спокойствия – даже не дрогнула. Интересно. Знакомы давно и крепко. Или просто знает о его... особенностях? Работать с Торговым Союзом – это как играть в шахматы со шпионской сетью вместо фигур. Они знают всё. Или делают вид.
– Пожалуй, столько бы ещё не виделись, – ответил Купец размеренно, его голос был гладким, как отполированный камень. – Но мне приказано сопроводить тебя с напарницей и обеспечить новый контакт в секторе. Работать с тобой будет Пузырь. Не лучший выбор, по-моему, но профессиональные качества в должности командира оперативной группы не подлежат сомнению.
"Не лучший выбор". Вот как. Звоночек. Я насторожилась, сканируя машину Купца. Три ауры внутри – устойчивые, сбалансированные, как шестеренки в хорошем механизме. Профессионалы. Не бандиты.
– В чём проблема тогда? – Леон, как хирург, тыкал в слабое место. – Жадный, глупый или просто любит провоцировать людей на драку?
Прямолинейно. Как всегда. Любит разложить всё по полочкам, особенно чужие недостатки.
Купец лишь чуть поджал губы. – Первое. Причём патологически. Всегда стремится срезать десять процентов с награды. Непонятно зачем. – Он пожал плечами, изображая легкое недоумение. Чистая правда? Или хорошо сыгранная? – Но все мы не без греха, не правда ли, милая госпожа?
Милая госпожа? Я чуть не поперхнулась собственным дыханием. Глаза автоматически сузились, сканируя его на предмет издёвки. Приятно? Странно. Последний раз в таком... галантном тоне со мной говорил только старик Франк. Остальные либо шарахаются как от чумной, либо общаются на "эй, стрелок!", либо смотрят как на неудобный кусок мяса с винтовкой. "Милая госпожа"... Звучит как насмешка из прошлой жизни. Или проверка.
– Не поспоришь, – парировала я, стараясь, чтобы голос звучал легко, но в нем все равно проскользнула тень самоиронии. По себе знаю – алчность к чужим головам тоже грех. – Меня зовут Алиса. Вас уже знаю. А остальных троих вы не представили.
Переключилась на вежливо-деловой тон автоматом, как включая предохранитель. Глаза продолжали анализировать ауры в машине. Интересно – не то слово. Слаженный квартет. Ни трещинки, ни желтого страха, ни алой агрессии. Как будто работают вместе десятилетия.
– Удивительная информированность, – Купец кивнул, не без едва уловимой иронии. Двери машины открылись. – Водитель – Бомбила, но мы его зовём Бом. Мой личный телохранитель – Омон. Снайпер – Клещ.
Бом – коренастый, с бычьей шеей, аура – устойчивый оранжевый поток уверенности в себе и машине. Омон – гора мышц в тактичке, аура – темно-зеленый, тяжелый, как базальт, покой. И Клещ... Худощавый, в балаклаве, видимо, даже здесь не любит свет. Аура – холодный, сфокусированный синий луч. Свой.
– Снайпер или марксман? – уточнила я, глядя прямо на Клеща. Для себя. Хочу знать, с кем имею дело.
– Снайпер. Чистый, – проворчал он, голос хрипловатый от многолетнего молчания в засадах. – Могу и поддержку пехоте на неорганизованной стрелковой позиции оказать, но не люблю. Чистый снайпер. Значит, мыслит категориями дальности, терпения, одного идеального выстрела. Как я... в теории.
– Леон, можно я потренируюсь с ним? – повернулась к наставнику. Шанс! Настоящий коллега, не самоучка вроде меня. Нужно выжать из него всё. – Нам же достаточно долго ехать?
– Без проблем, – махнул рукой Леон, уже забираясь в багги. – А пока поехали быстрее – дела ведь не ждут. Конец светской беседы. Время – деньги, или чьи-то жизни.
Первая дневка прошла в... раю. Относительном. Мы с Клещом устроились в тени разбитого фургона в паре сотен метров от лагеря. И понеслось. Не стрельба – разговор. Голосами прицелов, пальцев на спуске, способов расчета поправок на этот проклятый вечный ветер и дождь. Я щедро делилась своим сенсорным "чит-кодом" – как чувствую цель, как определяю дистанцию по ауре (он фыркнул, но заинтересовался). А он... Он перевернул мое представление о позиции.
– Ты мыслишь как полевой стрелок, – сказал он, чертя углем на куске рубероида схему развалин. – Видишь цель – бежишь к ближайшему укрытию, палишь. Потом ищешь следующее укрытие, к следующей цели. Тратишь время, силы, патроны. Рискуешь.
Он прав. Как же он прав.– Снайпер думает глубже, – его палец ткнул в высокую точку на схеме. – Ищет одну позицию. Такую, чтоб видеть всё. Чтоб бить по всем ключевым целям, не сдвигая задницы. Один раз занял – отработал по полной. Тише, безопаснее, эффективнее.
Гениально. Просто и гениально. Как я сама до этого не додумалась?
Мой блокнот для снайперских заметок (да, я его завела, насмехаясь сама над собой) заполнялся со скоростью света. Схемы, углы, расчеты, подсказки по маскировке в разной местности. Рука Клеща была твердой, линии – уверенными. Без рукоприкладства. Без унижений. Профессионал – профессионалу. Это был лучший подарок за последние месяцы. Жаль, что адекватных подопечных – раз-два и обчелся. Больше таких бы Клещей...
Вторая дневка вернула меня в суровую реальность Мешка с грохотом, болью и унижением. Методы здесь всегда "максимально приближены к боевым". То есть – максимально болезненные.
– Омон, хватить дрыхнуть, – голос Леона прозвучал словно приговор. – Покажи моей напарнице основные удары ножом для снятия часовых. И пару приёмов защитных в ближнем бою. Она силовой тип, можно в полный контакт. Микс есть для обоих.
Силовой тип. "Можно в полный контакт". Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Не от страха. От предчувствия боли. Купец лишь кивнул, продолжая что-то писать. Леон присоединился к нему, отвернувшись. Предатели. Оба.
Отработка началась с Бомбилы. Два часа. Два часа ада. Удар тупым концом ножа (имитация) в печень. Удар ребром ладони в горло. И "стандартный метод местных наставников" – толстая кожаная портупея, снятая с автомата Омона. Она свистела в воздухе и жгла кожу через одежду при каждом неверном движении, каждой ошибке. "Больнее и в разы эффективнее", – черт бы тебя побрал, Омон! К концу я еле стояла, бок горел огнем, горло саднило от воображаемых ударов. Оценка: троечка. С натяжкой.
– Дальше только постоянная практика, – констатировал Омон без тени улыбки. Его каменное лицо не выражало ничего. – А теперь эффективная связка для быстрой самообороны. Для силовиков.
Связка из трех движений: блок, захват, добивающий удар. Казалось бы, просто. Но Омон требовал идеала. Медленная отработка по шагам. Снова и снова. И снова. И снова свист ремня, жгучая боль по бедру, по спине, по руке. "Стимуляция посредством ременной передачи" – вот же ж ёрническое выражение! Я скинула бронежилет, потом куртку, осталась в спортивном топе и штанах. Пот лил ручьями, мышцы горели, дыхание сбилось. И ни одного взгляда. Ни единого намека на то, что он видит перед собой женщину. Только объект для обучения. Только "силовика". Это было... обидно. Глупо, по-девичьи обидно. И одновременно... освобождающе. Здесь не до глупостей. Здесь боль – учитель.
Два часа чистого ада. До автоматизма. До состояния, когда тело двигалось само, вопреки усталости, под страхом очередной "стимуляции". Когда закончили, я стояла, опираясь о фургон, вся мокрая, грязная, с горящими полосами на коже под одеждой. В убежище не было душа. Леон, видя мое состояние, просто кивнул в сторону открытого пространства, под проливной дождь.
– Подстрахую, – коротко бросил он.
Безумие. Стоять под ледяными струями посреди Мешка, смывая пот и грязь, пока напарник сканирует периметр на двести метров. Но другого выхода не было. Вода обжигающе холодная, но чистая.