Никто не любит быть один.
Особенно когда твое одиночество – это клетка из чужих улыбок, запаха супа и детского смеха, а твое истинное "я" рвется на волю с винтовкой в руках и тоской по грохоту "Взломщика". Одиночество в толпе – самое страшное. И самое ядовитое.
Под вечер начала третьей недели голос в рации был как глоток чистого воздуха в затхлом подвале. «Алиска! Тут у меня пикап чихать начал, нужно полное техобслуживание, заодно защиту обновим бронированной покраской. Плюс экипировку подлатаем, а может и сменим. Буду через два дня. Приготовь горячий чай и… ммм… пару тонн терпения. Палач со мной, тоже пообтрепалась». Облегчение было таким сильным, что я чуть не раздавила микрофон. Движение. Цель. Не мытье полов или подсчет болтов. Рейд.
Спустя три дня Арни прикатил на чем-то, что лишь отдаленно напоминало «Бегемота». Машина хрипела, дымила и скрежетала всеми суставами. Сам он выглядел усталым, но довольным, с неизменной сигарой в зубах. Рядом – Палач. Наша Креолка. Взгляд – острый, как отточенный клинок. Аура – плотная, уверенная сталь. На ней – моя бывшая «Австрийка»! Steyr AUG выглядела на ней… естественно. Точный инструмент для точного бойца. Мы кивнули друг другу – без лишних слов. Понимали с полуслова. Арни хлопнул меня по плечу (я едва удержалась, чтобы не сломать ему руку рефлекторно). «Слышал, Леон укатил по делам? Не горюй, девонька. Мы тебя развеселим! Задание простое – но жирное. На складе «Заря», в секторе «Дельта-3», лежит ящик. Нет, не золота. Лучше! Крупнокалиберные патроны. .50 BMG. Целая коробка! Для твоего «Взломщика» не подойдут, но на бартер самое то. Возможно Мастер родит что-то примитивное огнестрельное под этот калибр. Конвой из двух машин. Мы с Палачом на пикапе, Гринч за рулём (он пнул колесо своего японца), ты – на «Бегемоте» как основная сила, захватишь Дворфа в поддержку. Дорога – знакомая, но… пиратские твари активизировались. Будет жарко. Готовь «Взломщик», Алиска. Пора пошуметь». В его глазах горел азарт. В моей – лед. Наконец-то.
Дорога предсказуемо адская. Разбитая, заваленная хламом, под вечным дождем. «Бегемот» ревел, таща за собой прицеп с пустым контейнером для добычи. Я сидела за рулем, сканируя окрестности. Ауры… ауры мелькали на периферии. Мелкие твари. Стайки «кошек». Ничего серьезного. Но напряжение росло. Как перед грозой. Арни и Палач в своем подшаманенном «Японце» двигались впереди, бодро отстреливаясь от подозрительных теней. Их выстрелы звучали как назойливый стук дятла. Раздражали. Я молчала. Копила. Каждый ухаб, каждый скрежет металла «Бегемота», каждый дурацкий анекдот Арни в эфир – все это капало в чашу терпения. Она переполнялась.
Они поджидали нас на идеальном для засады участке. Узкий проезд между двумя полуразрушенными заводами. Груды мусора сужали дорогу до одной машины. До узкого участка было ещё далеко, вне пределов сенсорных возможностей, поэтому атаку на «японца» Арни, все проспали. Янки успел поймать начало боя, успев начать манёвр, уходя из под обстрела, подставляя бронированные борта, закрывая Гринча от случайного попадания.
Сверху, с крыш и окон, открыли торопливый шквальный огонь. Дилетанты, ещё бы пятьдесят метров и мы все трупы. Хотя нет, ещё тридцать и они все как на ладони. Пулеметная очередь стучали по обновлённой защите пикапа, заставив водителя резко развернуться, создавая временное укрытие для бойцов, но перегородив дорогу. Из-за груд хлама выскочили фигуры в рваной камуфляжке, с криками «Ура!» и пальбой из всего, что стреляло. Пираты. Грязные, алчные, глупые. Их ауры – клубки жадности, адреналина и тупой удали – вспыхнули яркими, ядовитыми пятнами в моем восприятии. Человек двадцать. Может, больше. Стандартная тактика: остановить первую машину, расстрелять, захватить груз. Видимо новый набор отчаянного отребья, не способное жить даже по простейшим законам Мешка в фортах.
Арни ругался в эфир, сожалея о поврежденной машине. Палач, хладнокровная как всегда, уже заняла позицию за укрытием и методично отстреливалась из Steyr, ее короткие, точные очереди вырывали пиратов из атакующей цепи, натыкаясь на искажающие поля. Но их было много. Огонь усиливался. Пока Гринц наконец не занял позицию, остановив наступательный порыв бандитов. Пули цокали уже по броне «Бегемота».
И тут что-то во мне щелкнуло.
Не гнев. Не ярость. Не адреналин. Холод. Абсолютный, пронизывающий до костей, ледяной водопад спокойной, расчетливой злобы. Злобы на этот месяц томительного бездействия, из-за чего я проморгала атаку. На дурацкие арбалеты. На запах супа и детский смех. На отсутствие Леона. На этих тварей, посмевших прервать мой путь и угрожать моим людям. Я замечала, как случайные выстрелы порой доставали геймеров, натыкаясь на поля искажений. Сбивая на миг прицел, иногда выбивая оружие из рук, но опытные бойцы всегда используют ремень на такой случай и меняют позиции.
Я не стала выскакивать из кабины. Не схватила «Блэк Шторм». Я спокойно, почти медленно, открыла люк на крыше «Бегемота». Дождь тут же хлестнул по лицу. Холодные капли смешались с холодом внутри. Я вскинула «Взломщика». ОСВ-96. Двенадцать с лишним килограмм чистой, сконцентрированной смерти. Тепловизор RikaNV включился с тихим писком. Мир замер и стал черно-зеленым. На экране – яркие пятна тепла. Цели. Много целей.
Первая цель. Пулеметчик на крыше слева. Яркое пятно за станковым пулеметом. Аура – лихорадочно-оранжевая от восторга убийцы. Я выдохнула. Пальцы легли на спуск. Не в голову. Не в грудь. В опору станка. Специальный патрон 12.7х108 мм с бронебойно-зажигательной начинкой.
БАМ!
Звук выстрела заглушил все – грохот боя, рев двигателей, крики. Пуля ударила в металлическую треногу пулемета. Не просто пробила. Разорвала. Осколки металла и раскаленные брызги свинца превратили пулеметчика и его наводчика в кровавое месиво. Яркие пятна на экране дернулись и растекались.
Вторая цель. Лидер, машущий руками из-за укрытия, пытающийся поднять людей в атаку. Аура – желто-красный клубок злобы и страха. Я сместила прицел. Колено. Выстрел. БАМ! Нога ниже колена просто исчезла в облаке брызг и осколков костей. Человек рухнул с нечеловеческим воплем, хватаясь за культю. Его крик ворвался в эфир, перекрывая все.
Третья цель. Пират, пытавшийся забросить гранату в растерзанного «Японца» Арни. Локоть. Выстрел. БАМ! Рука отлетела вместе с гранатой, которая взорвалась у него же под ногами, разбрасывая его и двух ближайших подельников.
Я работала методично, как бухгалтер, сводя баланс. Только вместо цифр – боль, страх и смерть. Каждый выстрел «Взломщика» был аккуратной записью в кровавом гроссбухе. Не спеша, с холодной точностью, я выставляла сальдо страданий. Дворф из кузова прикрывал непрерывным пулемётным огнём, позволяя мне не отвлекаться на смену позиции.
Охотник и жертва поменялись местами. Скороспелая банда потеряла преимущество внезапности, наткнувшись на запредельный уровень ответственности к защите бойцов. Пропитка зелёной пылью бронежилетов вместе с противоосколочными костюмами стала визитной карточкой лучших геймерских групп. А уж про крепость транспорта игрового союза знали все. Всё для того, чтобы пережить первую атаку. Дальше у противников не оставалось шансов.
Не спеша ловила в перекрестье тепловизора мельтешащую за укрытием ауру – ярко-оранжевый клубок адреналина и злобы. БАМ. Специальный патрон не просто пробивал – он взрывал внутри. Не мгновенная смерть. О, нет. На экране тепловизора пятно не гасло, а начинало бешено метаться, сжиматься, расползаться. Человек падал, не крича сразу – сначала с глухим "Ух!", как от удара бейсбольной битой. Искажающие поля делали участь только страшнее, превращая внутренности в кашу. Потом начинался вой. Нечеловеческий, булькающий. Он катался по грязи, хватая себя за живот, из которого сочились не кровь – кишечные петли, сизые и розовые, смешиваясь с дождем и грязью. Аура вспыхивала алым костром непонимания и нарастающего, всепоглощающего ужаса. Я видела, как тепло быстро уходит из конечностей на экране, сосредотачиваясь в клубке агонии в центре. Он пытался затолкнуть кишки обратно, рыча и захлебываясь. Минута. Две. Пока не затихал, дергаясь в луже собственных внутренностей. Сальдо: один долг по страданию погашен. Процентная ставка – мучительные минуты до конца.
Цель – пират, пытавшийся отползти за груду плит. Его аура – грязно-желтый шар страха. БАМ. Пуля с твердым сердечником ударила не в ногу, а точно в подвздошную кость. Звук был другим – не хлюпающий разрыв, а глухой, мощный хруст, как будто ломали толстую ветку. Человек взвыл, подброшенный ударом. Его ноги неестественно вывернулись, потеряв опору. Он рухнул лицом в грязь, беспомощно забился, как перевернутый жук. Пытался оттолкнуться руками – но нижняя половина тела не слушалась. Только дергалась в такт его крикам. Кровь не хлестала фонтаном – она сочилась темной лужей, смешиваясь с дождем, медленно, неумолимо расширяясь под ним. На тепловизоре – яркое пятно в центре таза, а ноги быстро серели, теряя тепло. Он кричал, звал маму, товарищей, Бога. Пока голос не становился хриплым шепотом, а пятно тепла на экране – тусклым и маленьким. Сальдо: обездвиженный актив. Ликвидация путем медленного обесценивания – до нуля.
Двое пытались перезарядить пулемет. Их ауры – нервные, переплетенные оранжевые нити. Первый выстрел – БАМ! – в предплечье левого. Рука просто отсоединилась ниже локтя, отлетев с клочьями куртки и брызгами. Он замер, тупо глядя на культю, из которой хлестало. Второй выстрел – еще БАМ! – в плечевой сустав правого. Кость и хрящ превратились в кровавую кашу. Рука повисла на лоскутах кожи и мышц. Они не кричали сразу. Стояли, смотря на свои уничтоженные конечности, с лицами, искаженными немым шоком. Потом завыли. Один пытался поднять оторванную кисть другой рукой – тщетно. Другой тыкался лицом в грязь, кусая землю от боли. Они были беспомощны. Не могли поднять оружие. Не могли перевязаться. Не могли даже доползти. Только катались и выли, привлекая внимание своих же умирающих товарищей.