Сальдо: два неликвидных актива. Обесценивание через беспомощность. Дебиторская задолженность по боли – максимальная.
Лидер, или то, что от него осталось, пытался проползти под разбитым фургоном. Его аура – тускло-багровая, полная животного страха. БАМ. Пуля вошла точно между L2 и L3 позвонками. Не в сердце. Не в легкое. В нервный узел. Тело дернулось, как на электрическом стуле, и... обмякло ниже пояса. Он упал на живот. Его ноги лежали неподвижно, как чужие. Он пытался ползти, работая только руками, волоча за собой мертвый, нечувствительный "груз". Он орал не от боли (ее, вероятно, не было из-за разрыва спинного мозга), а от ужаса осознания. Он чувствовал холод грязи на лице, видел кровь перед глазами, слышал стоны вокруг, но ниже пояса была пустота. Вечность. Он бил кулаками по земле, кричал, плевался, ругался, молил прикончить. Он осознавал себя овощем в аду. Пока либо шок, либо кровопотеря, либо чья-то "милость" не ставили точку. Сальдо: самый ценный актив – сознание. Обесценивается через полное лишение контроля и надежды. Долгосрочные обязательства по страданию.
Баланс сошелся. Дорога была усеяна не трупами, а живыми записями в этом жутком реестре. Корчащиеся, воющие, истекающие, осознающие. Их крики, хрипы, плач и бессвязные мольбы сливались в жуткую симфонию, заглушаемую только равномерным стуком дождя по броне «Бегемота». Запах крови, разорванных кишок, пороха и страха висел плотным одеялом. Я опустила «Взломщик», ствол дымился. В ушах звенело от грохота выстрелов, но внутри была не ярость, не экстаз. Пустота. И ледяное удовлетворение бухгалтера, идеально сведшего дебет с кредитом в конце квартала. Гроссбух страданий был заполнен безупречно, полторы минуты. Клещ гордился бы, результат настоящего снайпера. Не сходя с места решить ВСЕ проблемы.
Каждый выстрел «Взломщика» был не просто убийством. Это было послание. Холодное, жестокое, не оставляющее сомнений. Послание от Королевы Червей, которой надоело играть в мирную жизнь. Пули не просто убивали – они калечили, разрывали, обрекали на нечеловеческие страдания. Я видела, как на экране тепловизора яркие пятна целей после попадания превращались в корчащиеся, уменьшающиеся очаги боли и ужаса. Слышала не выстрелы, а крики – отчаянные, полные непонимания и животного страха. Чувствовала, как их ауры, сначала агрессивные и жадные, взрывались паникой, агонией, безумием, а потом медленно, жалко гасли.
После я не спешила, выкуривая крыс. Я наслаждалась процессом. Каждым щелчком затвора, перезаряжая «Взломщик». Каждым новым воплем. Каждой вспышкой страха в атаке пиратов, сменившейся дикой паникой. Они пытались бежать. Прятаться. Сдаваться, крича что-то невнятное, махая руками. Я находила их. Методично. Хладнокровно. Выстрел в ногу – чтобы не убежал. Потом – в руку. Потом наблюдала, как пятно тепла корчится на холодной земле, пока оно не становилось совсем тусклым. Только потом – добивающий выстрел в голову. Или не добивала. Оставляла умирать медленно. В грязи. Под дождем. В одиночестве.
Арни и Палач сначала активно отстреливались. Потом их огонь стих. Они просто наблюдали. Молча. Я чувствовала их взгляды – смесь ужаса, уважения и глубокого понимания: это не просто бой. Это катарсис. Выпускной пар месяца бесполезного заточения.
Через десять минут после начала засады все было кончено. Тишину нарушали только хрипы раненых, стон ветра и мерный стук дождя по броне «Бегемота». Дорога и обочины были усеяны телами и их частями. Кровь смешивалась с грязью, образуя жуткие лужи. Запах пороха, крови и разорванных внутренностей висел тяжелым облаком.
Я спустилась с крыши. Спокойно. Без дрожи. Без ускоренного пульса. «Взломщик» был горячим в руках. Я поставила его на сошки у «Бегемота», дуло направлено в сторону умирающих пиратов – на всякий случай. Подошла к истерзанному «Японцу». Арни стоял, его лицо было серьезным, без обычной ухмылки. Палач стояла рядом, ее взгляд был нечитаемым, но Steyr была наготове.
«Склад, – сказала я ровным, ледяным тоном, не глядя на кровавую бойню вокруг. – Крупнокалиберные патроны. Загружаем и едем домой. К «Парижу». Там… тихо».
Они переглянулись. Арни кивнул, потирая затылок. «Ага… тихо. Понял. Поехали, Алиска». Он полез проверять двигатель. Палач молча последовала за ним, бросив последний взгляд на поле боя – на ад, созданный моими руками и «Взломщиком».
Прежде чем сесть за руль, я поблагодарила Дворфа за помощь непрерывным огнём, который давал мне столь необходимые в бою секунды. Пулемётчик как всегда молча кивнул, с достоинством и осознанием хорошо проделанной работы. Как всегда двести процентов надёжности, повезло Француазе.
Я села за руль. Завела двигатель. Грохот заглушил последние хрипы. В кабине пахло маслом, порохом и… спокойствием. Котел внутри остыл. Пар выпущен. На месяц – должно хватить. Или пока Леон не вернется. Я тронула с места, удивляясь живучести бодро урчащего «Японца» Арни (решето, но работает. Ничего Дворф любит сложные задачи.) и кровавые лужи. Мысленно я уже была в своей серой коробке в «Париже». Где тихо. Где нет этих криков. Где можно снова начать копить пар. До следующего раза.
Сироткин "Никто не любит быть один"
Глава десятая. Эмоциональный комфорт.
Леон появился на закате, ровно месяц спустя. Ни днем больше, ни днем меньше. Как по расписанию смерти, которое только он один понимал. Я стояла на наблюдательном пункте над воротами "Парижа", глядя, как серый горизонт пожирает последние клочья багрянца. И вот – движение. Не твари. Человек. Один. Двигался рывками, неестественно быстро – синяя пыль, черт бы ее побрал. На нем – его обычный, видавший виды рюкзак, а спереди – еще один, здоровенный, как будто в нем спрятан ребенок. И в руке – объемистый, крепко сбитый кейс. Картина абсурдная: призрак-убийца, нагруженный как вьючный мул, возвращающийся из небытия с базарными сумками.
Ну, конечно. Никакого транспорта. Ни предупреждения по рации. Просто материализовался. Как будто вышагнул из тени между мирами. Больше похоже на то, что его выплюнул обратно какой-то межпространственный мусоропровод. И где его квадроцикл? Или он его тоже в кейс упаковал? Идиот. Старый, безрассудный идиот. Тащится через Мешок один, на синьке, с кучей барахла. Как будто его кто-то ждет...
Стоп. Мысль ударила, как током. Я жду. Стою тут, как дура, пялюсь в горизонт с того самого утра. Каждые сутки. Ровно месяц. Как по расписанию. Его расписанию. И вот он здесь. Нагруженный. Уязвимый. С одним ТТ в руке против всего Мешка. Безумие. Ярость, внезапная и острая, подкатила к горлу. Зачем так рисковать? Кому ты должен что-то доказывать? Мне?
Естественно, со всей этой поклажей ни о чем серьезном речи не шло. Увидев новичка на стажировке у внешнего поста – парнишка аж подпрыгнул от неожиданности – Леон без лишних слов взвалил на него передний рюкзак. Тот засеменил рядом, широко раскрыв глаза, то ли от груза, то ли от вида самого Леона.
Бедный салага. Думал, охрана от тварей – это страшно. А теперь тащит хабар какого-то ледяного демона, который, вероятно, только что вырезал полсектора. И даже не знает, что в рюкзаке. Может, головы? Или части атомной бомбы? Хотя нет... слишком аккуратно упаковано для голов. Скорее, как провизия или... подарки? Ха. Нет, не его стиль.
Я спустилась с вышки, движением привычным, отработанным. Броня "Парижа" работала. Попытки тварей случались редко и выглядели жалко. Системный статус объекта... звучало как магия, но работало. Как и вся эта суета внутри. За месяц я действительно влезла во все щели. Оптимизация расходов. Расписание смен. Споры рейдеров со швеями из-за приоритета починки рюкзаков.
"Моя броня важнее твоих кружевных трусиков, Машка!" – "А без целого рюкзака ты свои патроны в трусы будешь сыпать, дурак?!"
Приходилось вставлять слово. Голосом "Кровавой леди". Голосом, который он выковал. Удивительно, как быстро замолкали. Управленческое прошлое... чертова ирония. Раньше сводила балансы компании, теперь свожу балансы патронов, тушенки и человеческого терпения в аду.
Для него. Чтобы было что показать, когда вернется. Смотри, папа, какой я форт построила, пока тебя не было. Не развалился. Не сгорел. Работает.
Подошла, кивнув новичку. Его аура колыхалась смесью страха, облегчения и глупой гордости.
– Смотрю, торговый союз не поскупился на оплату услуг самого неуловимого убийцы Мешка, – усмехнулась я, окидывая Леона оценивающим взглядом. Забрала у новичка баул – тяжелый, черт возьми! – и махнула ему рукой.
– Можешь быть свободен, дальше мы сами справимся. Спасибо за помощь, - перевёл на русский мой царственный жест седой рейдер.
Сенсей выглядел... целым. Усталым, но целым. Ни следов крови, ни новых шрамов. Просто очень сосредоточенный мул с поклажей. Живой. Целый. Слава всем чертям. А его "Сами справимся". Звучит как пароль. Как признание чего-то большего, чем просто партнерство по убийствам. "Мы". Он и я. Как в старые времена. Только теперь у нас есть стены.
– Оу, гляжу, важный человек в поселении, – его голос был ровным, как поверхность озера перед бурей. Холодным. Но в глазах, мне показалось, мелькнуло что-то... оценивающее? Почти... теплое? Не смей. Не смей смотреть так. Не заставляй меня верить, что тебе не все равно. Ты не отец. Ты – гробовщик, который подобрал сломанную куклу и сделал из нее оружие. – Не скучала без приключений?
Скучала? По тебе, ты грёбаный манипулятор? По этим твоим ледяным взглядам, которые почему-то стали точкой отсчета? По приказам, режущим как нож, но всегда знающим, куда направить мой яд? По чувству, что за спиной – скала, пусть и холодная как смерть? По запаху пороха в "Бегемоте", смешанному с маслом и твоим непробиваемым спокойствием? Да, черт возьми, скучала. Как по зубной боли, которая вдруг прошла, оставив ноющую пустоту. И как по воздуху, когда тебя держат под водой.
– Рутина. Строительство. Управленческий ад. Иногда арбалеты стреляют. Иногда швеи бунтуют. Стандартный набор, – отрывисто и чётко доложила по делу.