Какая мерзкая пошлость. Леон лил мед благодарностей. Я расцвела «Матильдой»: губы в улыбке, глаза – два осколка синего льда.
«Улыбайся, свинья. Считай последние секунды. Скоро твоя жирная тушка станет удобрением для сорняков у стен форта.»
Рука Леона мелькнула – быстрее змеиного языка. Крошечная капсула исчезла в кармане коменданта. Маркер. Невидимый крест на лбу.
«Обязательно, нам с вами еще работать» – прозвучал мой голос, давая надежду на встречу. Сладкий. Тягучий, как сироп из крови и лжи. Внутри же бушевал циклон из ненависти, хлеставшей по нервам ледяными бичами, и странное ликование.
« Скоро. Очень скоро.»
Я не бежала – скользила по лестнице на девятый этаж. Тень только с грузом рационального решения, без рюкзака. "Взломщик" за спиной в чехле – не ноша, а часть скелета. Сталь и смерть, приросшие к позвоночнику. "Шторм" в руке – молчаливое обещание близкого ада, если что-то пойдет не так.
Мой дар растекался по этажам раньше тела. Холод бетона в пустых квартира, запах пыли и отчаяния в щелях и никого вокруг. Далекое эхо жизни внизу – хаотичное, глупое, не ведающее, что над ним уже нависло лезвие.
Три сотни метров? Посмотрим. На крыше ветер выл, пытаясь сорвать плащ. Бесполезно. Я – скала. Чехол сброшен, сошки впились в грубый бетон парапета. Холодный металл приклада прильнул к плечу – знакомый, родной холодок смерти.
Мир схлопнулся. Перекрестие прицела застыло на зелено-черном экране тепловизора. В памяти — жирное, самоуверенное пятно внизу за стенами безопасного поселения. Моя цель, которую мне укажут.
Три щелчка в канале. Я на позиции.
Ответный щелчок. Он готов.
Дыхание остановилось, сердце замерло. Весь мир – ожидание приказа.
В прицеле: Леон, закалённый клинок игрового союза, силуэт на фоне грязного бетона. Резиновые изделие в его руке выглядело абсурдно, нелепая шутка подростка, использующего презервативы не по назначению. Краска для метки территорий. Как псы... Мысль скользнула с горькой усмешкой.
Скорее гончие в аду! Мы метим не столбы, а будущие могилы.
Его движение – не бросок, вердикт. Резкий и точный, ничего лишнего. Пятно краски расцвело на стене комендатуры – язва, сигнальный огонь в ночи. Второе движение. Презерватив с бензином. Дрова костра инквизиции для еретика. Два щелчка в канале.
Работать по метке. Не команда – приговор.
Дыхание остановилось, сердце замерло. Весь мир – только пульсирующая зеленая язва на сером фоне стены в тепловизоре. Палец на спуске – не часть тела. Продолжение воли.
БАМ! Отдача – знакомый друг, мощный толчок в плечо. Пуля бронебойно-зажигательная вопьется в бетон, вонзаясь в зеленое пятно. Не просто попадает. Стирает кусок реальности.
БАМ! Вторая. Рядом. Метка вспыхивает, как болотный пузырь гнойник. Гори, свинья. Гори. Мысль холодна, как сталь ствола.
БАМ! Третья. Выше. Три точки. Три клейма.
БАМ! Четвертая. Я не вижу его. Вижу стену. Вижу цель – уничтожить метку. Стереть след. И стереть его, того, кто сидит за ней, как паук в центре паутины. Каждый выстрел – молот, бьющий в наковальню его мира. Каждый выстрел – крик. Немой крик полутора сотен призраков, чьи имена висели в терминале. Я их голос. Их ледяная месть.
БАМ! Пятая. Финал. Десять секунд. Чистого. Ледяного. Беспристрастного убийства. На экране прицела пылает метка, выжигая краску и оранжевое пятно, бывшее "Глыбой". Стирая. Как ластиком по грязному рисунку.
Красная пыль гудела в жилах. Приглушая отдачу, заточая мир в кристально четкие рамки: запах пороха, свиста ветра, биения собственной крови в висках. Никакой ярости. Только абсолютная, пронизывающая холодом ясность. Сделано. Один винтик в машине ада вырван с мясом. Временно? Навсегда? Неважно – вырван. Это факт, акт нашей воли. МОЕЙ воли.
Адреналин начал отступать, словно прилив, оставляя послевкусие – медное, горькое, как кровь на губах, а следом дрожь, не от страха – просто колоссальное напряжение, выплеснутое в пяти выстрелах.
Выброс силы и остаточное бурление энергии в крови. Руки знали свое дело – складывали "Взломщик" в чехол. Автоматизм отточенных движений. Бежать. Сейчас, пока хаос не заставил охрану очнуться от спячки. Проходная с молодыми охранниками. Щенки. Придавить обаянием. "Матильда" снова на лице – легкая улыбка, пустые глаза. Пропуск на виду.
«Ой, мальчики я передумала наружу, там же опасно!» - взмахнула руками в кокетливом жесте. Какие впечатлительные и это здорово.
Прошла вовнутрь, пока они даже не пикнули. Сегодня исполнение должностных обязанностей не приведёт ни к чему хорошему.
В гараж. Завести Багги. Двигатель заурчал, родной басовитый рык. Взгляд скользнул к гостинице, там маячил Леон. Спокойный и непринужденный, вежливо беседующий с администратором.
«Наверное, жалуется на срочную работу и строптивую напарницу»
Точная маска на лице, когда появился с баулами, что-то говорил, кивая в сторону гаража.
«Возится с автомобилем...» – финальная версия для всех, а значит мы точно не причём.
Потом его походка сменилась, фальшивая галантность ушла, как маскарадный костюм. Осталась привычная, целеустремленная жесткость. Он шел к машине не спеша. Не оглядываясь, как будто просто вышел купить сигарет.
Пять. Он бросил баулы в отсек. Тяжелый удар металла о металл.
Четыре. Он открыл дверь. Скрип петли.
Три. Сел. Кресло прогнулось под его весом.
Два. Дверь захлопнулась. Заключительный щелчок.
Один. Взгляд. Встретился в зеркале заднего вида.
Он молчал, но его молчание – гулкое. Он чувствовал приближение бури. Не урагана огня, что выжигал изнутри, лишал покоя, требуя немедленного выхода. Нет, холодная буря, превращающая всё в снег и лёд, накапливая ненависть. Собирая в спящую до поры лавину, опасную и неумолимую. Она уничтожит всё на пути, но только я определяю, когда она сойдёт. Только когда Я НАЙДУ ЦЕЛЬ. Как сейчас.
Я откинулась на сиденье, сознательно отпуская напряжение мышц. Свинцовая усталость накатывала волнами, но под ней – спокойная мощь, подвластная моей воле.
Но прежде, чем музыка затопит сознание, смоет остатки горечи и дрожь, я проговорила. Резко. Четко, чуть хриплым от напряжения, но твердым голосом. Слова вырвались, прошивая гул двигателя и шум дождя, как пуля с бронебойным сердечником:
– Нужен хакер. Аудит пока исчерпал свои возможности. Мы видим симптомы – жертв, – мои пальцы сжались на коленях. Полторы сотни теней в терминале. Полторы сотни "Милан", стертых конторой. – Но не понимаем системы, связей. Как слепые котята играем с солнечными зайчиками, не видя его за окном. Нужен точный инструмент для поиска кураторов, а не нож для допроса шестёрок. Тот, кто вскроет схему изнутри и ткнёт мордой куда бить.
Тишина в салоне стала гуще. Тяжелее. Дождь стучал по крыше, как пальцы по клавишам. Ожидание ответа часть ритуала – традицией на пути к следующей цели. К очередному выстрелу на пределе возможностей в погоне за мечтой.
Я ждала, глядя в лобовое стекло, где по грязному стеклу ползли струйки моросящего дождя Мешка. Он повернул голову. Его взгляд в зеркале заднего вида был непробиваемым, но я уловила в нем сдвиг. Не осуждение – скрытую гордость за признание собственной слабости и правды в моих словах.
Понимания масштаба проблемы и правильной оценки действий.
– Уже, Алиса. Все будет, – его голос был низким, почти приглушенным, но каждое слово падало с весом гири. – Я и не догадывался, какой гадюшник здесь развели. Матильда... ушла красиво, так и не выдав, что удостоверения не одноразовые, что люди под ними живут месяцами, открывают счета...
Пауза, после которой куратор не стал продолжать. В ней холодное восхищение врагами, создавшими идеальную паутину, но беспощадная ненависть к самому факту существования таких схем.
Совсем хорошо. Мысль пронеслась со щемящим облегчением, теперь позволить льду копиться снова. Холодной расчётливой ненависти, сковывающей бури внутри. Набирая мощь для следующей лавины. Для следующего удара по проклятым шестерням рабовладельческой машины. Я закрыла глаза, вжимаясь в потертое сиденье. Большим пальцем ткнула в плейер. Сироткин. Знакомый голос ворвался в наушники, проводник в хаос и обратно.
Дождь привычно стучал по крыше, смешиваясь со звуками урчавшего двигателя. Холодное присутствие напарника за рулем было якорем в этом движущемся мире, а пространство вокруг... оно дышало. Мой дар растекался, ощущая пульсацию жизни за стенами руин, среди холода металла.
Чтобы найти противника, мне не обязательно смотреть в его сторону.
Это моя защита, ещё одно оружие, как "Взломщик", "Шторм" или нож.
Музыка накрыла волной, смывая остатки дрожи в пальцах:
Ты вечно в маске, где твой взгляд?
Ты вечно в маске...
Маска "Матильды". Сладкая, ядовитая личина.
Маска "Кровавой Леди". Безжалостное отражение в глазах умирающих.
Маска "Королевы Червей". Холодная расчетливость охотника.
Маска льда. Панцирь поверх кипящей лавы ненависти.
Где я? Нигде. Где Милана? Умерла, превратившись в Матильду, а её добила Палач. Напарник знает силу огня внутри, бушующего под этим вечным льдом. Его вызовы – попытки направить пламя, а не затушить.
Я стал бояться за тебя...
Я стал бояться...
Не бойся, сенсей, – подумала я, ловила ритм музыки телом, расслабленным, но готовым сжаться в смертоносную пружину в доли секунды.
Моя маска не треснет. Она – часть брони. Она сохранит лицо. Пока это необходимо. Это тяжело...Невыносимо тяжело – смотреть в лицо подонкам и не вбить им нож в глаз. Видеть жертв и не выть от бессилия. Смеяться с палачами и не сорваться в безумие мести, но маска держится. Лед прочен, потому что за ним – не слабость, а сконцентрированная мощь. Лавина, ждущая своего часа.