Двадцать. Столько нужно системе, чтобы проглотить приказ сверху и открыть пасть. Оказывается, форт насквозь был Нулевым. Мой дар, скользя по стенам, по лицам мелькающих людей, улавливал следы – жесткие, безэмоциональные, как у Винта и Болта. Отсюда такой интерес. Здесь они были не гостями. Богами. Местного, кровавого разлива. Их власть висела в воздухе тяжелым, озонным запахом после грозы.
Администрация. Логово. Встречал... никто. Вернее, серый человек. Со средними чертами лица – ни красивым, ни уродливым. Фигурой – не худой, не толстый. Голосом – не высоким, не низким. Абсолютный мимик. Слитый с грязными стенами, с запахом пыли и бюрократии. Невероятный камуфляж. Если бы не... Аура. Жесткая. Плотная. Как стальной прут, обернутый в мешковину. Аура лидера. Хищника, затаившегося в тени. Одна из ключевых фигур рабовладельческого трафика. Тошнотворная волна гнева подкатила к горлу. Этот невзрачный ублюдок решал судьбы сотен. Его руки – чистые? Нет. Они были вымазаны в невидимой крови по локоть.
– Доброй ночи? – его голос прошелестел, как сухие листья по асфальту. – Чем обязан прибытием инспекции?
Фальшивая почтительность. Игра в недоумение. Гад.
Псих не стал играть. Он рубанул, его слова – как пули бронебойные:– У тебя минута, чтобы сдать ключ доступа к нелегальной сети. Это раз. – Пауза. Весомая. – Пятнадцать, чтобы рассказать всё. На добровольной основе. Это два. – Еще пауза. Холодная. – Тогда тебя пристреляют. Безболезненно. Это три. – Его взгляд скользнул по нам с Леоном. – Исполнением рутины займутся Королева и Джокер. Это четыре.
Чёрный юмор. Садистский. "Безболезненно". "Рутина". И... наши прозвища. Брошенные в лицо этому серому пауку. "Королева и Джокер". По форту они уже гуляли? Или это Псих метнул копье, проверяя реакцию? Я не дрогнула. Лишь ощутила, как холодная сталь уверенности вошла в позвоночник. Да. Это мы.
Сектора... Мысль метнулась невольно, пока серый человек переваривал ультиматум. Триста километров. Мощность стационарной рации. Пятнадцать фортов. Леон вбивал это в меня в те бесконечные, изматывающие ночи нашей командировки.
"Компенсировать скороспелость геймера", – усмехался он тогда. Плотный график. Аналитическая работа. Горы данных. Но нюансы работы с фракциями... они оставались туманными. Как этот серый человек передо мной. Две оперативные бригады на сектор. Должны были работать в своих радиусах. Но рабочие моменты... Вот он, рабочий момент. Нулевые пришли в свой форт, к своему пауку в системе. Ключевому винтику в машине, которая перемалывала людей.
Серый человек выдохнул. Не страх. Расчет. Его голос остался ровным, как поверхность мертвого озера:– Я не знаю, о чём вы говорите.
Минута прошла. Точнее, ее и не было. Был только ультиматум и отказ.
Псих даже не взглянул на часы. Он просто повернулся к нам. Его движение было окончательным, как опускание гильотины.– Он ваш.
Поручил. Грязную работу. Мне и Леону. Рутину. Слово эхом отозвалось в сознании. Исполнением рутины... Это не было приказом. Это было констатацией. Ожидаемым финалом. Он наш. Серый паук. Ключевая фигура. Источник боли, о котором кричали полторы сотни теней в терминале форта 184-0.
Я не двинулась с места сразу. Мои глаза встретились с глазами серого человека. В его взгляде не было страха. Был холодный, почти научный интерес. Он изучал нас. Инструменты своей казни. Я ответила ему тем же взглядом. Королева Червей изучала свою добычу. Видела не человека. Видела уязвимость. Точку, куда войдет лезвие. Систему, которую предстояло разобрать на винтики. Не ради Психа. Не ради «нулевых». Ради тех самых теней. Ради той девчонки из гостиницы. Ради себя.
Ярость, знакомая и родная, разлилась по жилам. Не адреналин. Сталь. Рутина? Да. Но наша рутина. Наша месть. Наш следующий шаг в бесконечной войне. Пальцы сами собой сжались в кулак, ощущая рукоять ножа. Готово.
Холодный свет лампы на потолке кабинета резал глаза, превращая серого человека в блеклое пятно на фоне грязных стен. Запах пыли, пота и чего-то металлического – его страха? Нет. Расчета. Он сидел напротив, его аура – тот самый стальной прут в мешковине – вибрировала не от страха, а от интенсивной, холодной работы мысли.
«Оценивает ущерб. Считает варианты. Ищет лазейку в контракте с реальностью», – беззвучно констатировала я, отодвигая стул с тихим скрежетом. Леон растворился в тени у двери, его молчаливое присутствие – не поддержка, а гарантия. Гарантия, что правила этой игры не изменятся. Гарантия, что я не сорвусь. Пока.
Я села. Не напротив него. Сбоку. Чтобы видеть профиль, малейшую игру мышц на этом невыразительном лице. Моя тетрадь – толстая, потрепанная, пахнущая пылью дорог и старыми страхами – легла на стол с глухим стуком. Не угроза. Инструмент. Открывать ее пока не стала.
– Инспекция, – мой голос прозвучал негромко, ровно, как скольжение лезвия по точильному камню. Без эмоций, которые он мог бы использовать. – Формальность. Мы уже знаем. Знаем про три сектора. Про ручьи, которые ты перенаправил в искусственное русло. Про «бесполезный в плане боевых качеств персонаж».
Его веки дрогнули. Микроскопически. Не страх. Раздражение. «Кто проболтался? Где слабое звено?» – читалось в этом микро-тике. Его аура сжалась, стала еще плотнее, жестче.
– Я не понимаю… – начал он, голос все тот же, сухой лист по асфальту.
– Не трать время, – я перебила его так же резко, как Псих охранника на КПП, но без его безумной энергии. Моя резкость была ледяной. Расчетливой. – Ты не человек для системы. Ты – функция. Функция учета и перераспределения «ресурса». Ты – банковский алгоритм в плоти. И алгоритм дал сбой. «Сбой банковской системы». – Я подчеркнула его же терминологией. Языком его мира. – Мы здесь не для морализаторства. Мы – аудиторы. Ищем аномалии в проводках. В твоих проводках.
Я открыла тетрадь. Не глядя на него. Листала страницы, испещренные колонками цифр, схемами, пометками. *«Форт 184-0. 150 теней. Стирание. Форматирование личности. Освободившиеся номера…»* – я мысленно прокручивала цепочки, которые вели сюда, к этому серому алгоритму. Мои пальцы остановились на конкретной странице. Выводы. Аномалии в движении «товара» между тремя смежными секторами. Нестыковки в балансе, которые мог заметить только тот, кто видел за цифрами крики.
– Вот здесь, – я ткнула пальцем в строку, не глядя на него. – Недостача. Вернее, перераспределение. Мимикрия. «Бесполезные» не исчезли. Их переклассифицировали. Списали как боевые потери в чистках, но не вывели из оборота. Их номера… – я подняла на него глаза, ловя его взгляд, – …их номера ожили. На них сели новые пользователи. Бесправные. Невидимые. Гениально. Баланс формально сходится. Система не видит утечки. Но я вижу. Вижу пульсацию фантомов на этих номерах.
Его лицо оставалось каменным. Но аура… Аура дрогнула. Не страхом. Тщеславием. Тонкой, ядовитой нитью гордости за свою «гениальную» схему. «Да. Это моя работа. Сложная. Элегантная. Ты смогла ее разглядеть», – будто говорила эта вибрация. Моя рука непроизвольно сжалась под столом. «Слабость. Нашел.»
– Зачем? – спросила я просто. Не с вызовом. С холодным, аналитическим любопытством. – Риск колоссальный. Зачем тебе эти «новые пользователи»? Ты и так ключевая фигура. Ты – бог в своем секторе для «Нулевых». Зачем лишний груз? Зачем эти… дубликаты?
Он молчал. Но его молчание было красноречивее слов. В нем не было отрицания. Была оценка. Оценка моего понимания. Оценка угрозы.
– Контроль, – прошелестел он наконец. Голос чуть громче, чуть… увереннее. Он говорил о своем детище. – Полный контроль. «Нулевые»… они инструмент. Мощный, но тупой. Они давят. Чистят. Освобождают номера. Но кто решает, кто займет эти номера? Кто решает, куда пойдет «живой товар», не интересный для войны? Кто создает… резерв? Независимый от прихотей фракций, от отчетов перед Центром? – В его глазах, впервые за весь разговор, мелькнул огонек. Не безумия. Власти. Абсолютной, невидимой власти творца над своим творением. – Банковская система… она должна быть совершенной. Автономной. Я ее сделал такой.
«Тщеславие. Грех революционера. Грех паука, уверовавшего в собственную непогрешимость», – пронеслось у меня в голове. Он говорил. Говорил о тонкостях перенаправления потоков, о дублирующих серверах, замаскированных под склады, о «белых» и «черных» списках пользователей, о том, как использовал наши же чистки для маскировки своих операций. Он не просто признавался. Он хвастался. Его голос потерял сухость, в нем появились ноты… восхищения собой. Он видел перед собой не палачей, а аудиторов, способных оценить масштаб его финансового гения. Его аура размягчилась, обнажив стальной стержень гордыни.
Я записывала. Холодно. Методично. Цифры. Имена кодовые. Названия фантомных предприятий. Координаты. Моя рука не дрожала. Внутри все горело. Горькое восхищение от чудовищной изощренности схемы боролось с леденящим отвращением к тому, что было ее сутью – торговлей людьми, превращенными в строки кода. «Гениально. До безобразия гениально. И мерзко до тошноты.»
– И девчонка? – спросила я вдруг, прервав его монолог о перекрестном финансировании. – Из гостиницы в секторе 7-G? Ее номер тоже «ожил»? Кто теперь носит ее жизнь как сменный аккаунт?
Он замолчал. На мгновение. Его взгляд, только что сиявший самовлюбленностью, потух. Стал просто… пустым. Как не глядящий экран терминала.– Инвентарный номер… – он начал автоматически.– Имя! – мое слово ударило, как хлыст. Впервые за весь допрос в голосе прорвалось что-то кроме льда. Ярость. Короткая, сжигающая вспышка. Леон в тени чуть сдвинулся.
Серый человек вздрогнул. Не от крика. От разрыва шаблона. Он оперировал номерами. Система не знала имен. А я спросила об имени. Оно было вне его алгоритма.