– С прозрачными всё просто. Гравитация – это же не только притяжения, но и отклонение. Они смещают световой поток, обеспечивая свою маскировку, – вещал куратор, словно профессор на лекции для особо тупых. Для меня. Чтобы я не заснула за рулём. Спасибо, папа. От зевоты точно спас. От раздражения – нет. "Всё просто". Конечно. Просто как разорвать человека на части или сожрать его мозг. Естественные процессы.
– Фиолетовые – малые операторы системы, способные воздействовать на остальных, координируя их действия, сам видел нити связей."Малые операторы". Звучит как должность в конторе Прораба. "Нитки связей". Видел? Естественно. Он видит то, что мне только чувствуется кожей, содроганием в воздухе. А я? Я вижу ауры. Страх. Боль. Жадность. Готовность убить. Кто из нас ближе к "системе"? Черт его знает. И кому от этого легче?
– Хорошо, а розовые и белые? – решила припомнить рандеву двух с половиной летней давности. "Рандеву". Как будто это было свидание, а не обмен кровавыми байками в перерыве между зачистками. Но детали стерлись. Осталось только ощущение – тогда все казалось проще. Или я была глупее.
– Белый – выстраивает маршрут с наименьшим сопротивлением, безопасный. Уверен, просто отслеживая гравитационные массы, вычленяя пустые отрезки от тварей, – не растерялся Леон. "Безопасный". Ирония. Они ведут стаи прямиком к нам. "Пустые отрезки от тварей". Значит, мы для них – пустота? Или препятствие, которое нужно обойти? Предпочитаю второе. Пусть боятся.
– А розовые наоборот по уникальному весу ищут предметы и людей по индивидуальным показателям."Ищут предметы и людей". Как сканеры. По "индивидуальным показателям". Мой показатель – что? Волна ненависти? Холодная ярость? Или просто сигнал "здесь мясо"? Полезно знать. Значит, против розовых – маскировка бесполезна. Только скорость. Или очень большой взрыв.
– Похоже на правду, – процедила я. Хотя какая разница, правда или нет? От этого знамени не станет легче пробить. – а Миксы и последствия? – не унималась, пытаясь разбить теорию о неудобные вопросы.
Наивная девочка, профессор уже всё просчитал. Наивная? Нет. Просто ищу брешь. В его теории. В этой "системе". В его непробиваемой уверенности. Хочется хоть что-то поставить под сомнение.
– Эффект гравитационной памяти, ну скорее идеальной модели человеческого атомарного строения. Микс его восстанавливает эффектом чёрной дыры, возвращая потерянную энергию, перезагружая мозг. При смертельных ранениях случается сбой системы и включение в структуру коры прямого рычага одной из сил, – усмехнулся Леон.
"Гравитационная память". "Идеальная модель". "Черная дыра". Слова. Красивые. Пустые. Как объяснить чудо? Как объяснить кошмар? Он пытается. А я...
– У тебя фиолетового спектра – отсюда эмоциональная нестабильность и умение воздействовать в определённом радиусе на людей, попутно вычленяя их по аурам. БАМ. Прямо в солнечное сплетение. "Эмоциональная нестабильность". Он называет этим мои срывы? Мою ярость? Мои редкие, предательские слезы в темноте под музыку? "Сбой системы". Как поломка в машине. Не "травма". Не "боль". Не "последствие ада, в котором меня сломали". Техническая неполадка. От этого не легче. От этого... холодно. И "умение воздействовать"? Дар? Или проклятие? Вычленять по аурам... Да. Видеть грязь в душах еще до того, как они успеют выстрелить. Какое счастье.
– А ты сам какой? – поинтересовалась я, голос чуть хриплее. Хочу услышать, как он разложит себя на части. На спектры. На сбои системы. Хочу понять, чувствует ли он что-то, кроме этой своей ледяной логики.
– Первый достался от желания обрести баланс чувств в котле безразличия – зелёный тип. Сложно стоять под выстрелами, если дёргаешься словно паралитик, – отчитался куратор.
"Баланс чувств". Значит, он их имел? Когда-то? "Безразличие" как котел... Знакомо. "Зеленый тип". Успокоительное для нервов. Чтоб не дёргался. Практично. Без романтики.
– Второй – фиолетовый спектр, отслеживание объектов гравитационного воздействия, как оператор, но без воздействия. В пределах пятнадцати метров я вижу движение энергии мешка в теле человека. Дальше только у тварей или в предметах, – закончил профессор. "Вижу движение энергии". Значит, он не просто видит тварей. Он видит... жизнь? Силу? Угрозу? В пятнадцати метрах. Ближний бой. Его стихия. Этим объясняется его нечеловеческая реакция. Не дар. Натренированный навык, оплаченный смертью. Дважды.
– Погибал дважды? – Слова вырвались сами, холодные, как сталь ножа. Я знала. Чувствовала шрамы на его ауре, старые, глубокие. Но слышать это... – А ты счастливчик, – горько усмехнулась я.
Счастливчик? Да. Потому что вернулся. Вернулся из тьмы, откуда не возвращаются. Дважды. Чтобы вести меня по этому аду. Чтобы вот так, спокойно, рассказывать о гравитационных аномалиях, пока мы едем навстречу новой заварушке. "Счастливчик". Самая горькая ирония. Потому что в этом Мешке – да, он именно счастливчик. А мы все – неудачники, еще не осознавшие, что уже мертвы.
Вот так состоялся последний нормальный разговор... "Нормальный"? Что в этом нормального? Разговор о смерти, перезагрузках мозга и гравитационных аномалиях на скорости под восемьдесят по раздолбанной дороге в самом гиблом углу Мешка? Норма. Наша норма. А потом... а дальше время спрессовалось в череду событий, постоянных поездок и грязной работы. Как жернова.
Дни и ночи слились в серо-кровавую муть. Поиск. Стычки. Засады. Грязь под ногтями, пыль на губах, вечный запах гари и оружейной смазки. И моя «Мизерекодия»... Мой "дар". Моя "эмоциональная нестабильность фиолетового спектра". Плохо воздействовала на местный контингент. Даже не плохо. Бесполезно. Как плевок в ураган. Даже аура, моя главная сила, та самая, что валила с ног таких как "Глыба", редко ломала этих отмороженных рейдеров. Их ауры были... Крепче? Грубее? Или просто такими же выжженными, как моя? Они не боялись. Не испытывали сильных эмоций, кроме азарта убийцы и жажды выжить.
Мой страх, моя ярость, мое давление – скользили по ним, как пуля по броне. Они были своими. Такими же волками. А волка волком не испугаешь. Только пулей. Или ножом. Вот и приходилось работать по-старинке. Грязно. Эффективно. Без всякой "гравитационной памяти". Просто свинец, сталь и холодная решимость дойти до конца этой проклятой "робинзонады".
***
Пыль сектора 200+ въелась в зубы и душу глубже синьки. Две недели череды: форт-зачистка-форт, грохот «Шторма», хрип рации, ледяной ветер свободы, что пахнет гнилью и порохом. Мой дар, скользил по местным, как нож по броне. Их ауры, выжженные до углей, не гнулись под напором, не трескались от страха. «Отмороженные» – не просто слово тут, а диагноз. Приходилось работать по-простому: свинец в центр массы, сталь между рёбер, холодный расчёт вместо пси-напора. Леон, мой вечный айсберг-компас, резал тишину лишь щелчками затвора или сухими координатами. Ищем Аспидов. Или они уже ищут нас.
***
Впрочем выход нашёлся быстро. Как всегда, когда мозг Леона переключался в режим "хирургическая точность". Напарник как всегда взял на себя всю грязную работу по подготовке человека для душевного общения.
"Душевного".
Какая пошлость. На деле – выбивание правды кастетом из мяса и страха. Достаточно было отрубить руку волшебным топором куратора, тот самый резкий удар – хруст кости, фонтан алого, дикий вопль, – как даже самые прожжённые отморозки разом теряли уверенность в себе. Их броня из пофигизма трескалась, обнажая обычный животный ужас. Приятно? Нет. Эффективно – да. Леон – мастер по созданию "восприимчивости".
На удивление, мы за полгода никого не убили. Случайно. Чистая статистика, неа – расчёт на гуманизм. Просто метод кнута и пряника работал на ура, где кнут – сталь топора Леона, а пряник – жгучий наркотический бальзам "Микса", затягивающий раны и дарящий секунды забытья. Бесконечное количество Миксов – наша валюта, наше проклятие, наше спасение – открывало перед нами огромные возможности в плане работы с подонками Мешка. Подави боль, дай надежду на целую кожу – и человек запоет. Хотя по словам Леона – это мы здесь чужеродный элемент. Он прав. Мы – скальпель в гниющей ране. Чистота среди грязи всегда чужда.
Схема «Задал вопрос – не получил ответ – отрубил руку – дал Микс – подождал – откачал – спросил снова – добыл информацию – завербовал – дал на дорожку Микс» работала как швейцарские часы, безотказный, мерзкий механизм. Позволяя мне не отвлекаться, не вглядываться в глаза жертв, не чувствовать липкий страх в их ауре, а выстраивать карту логистической поставки ресурсов в диких краях. Моя стихия. Цифры. Стрелки. Потоки. Грязь, упорядоченная в схему. Сложно, муторно, но необходимо. Ведь невозможно найти паука, не нащупав его паутинок. А паутинки здесь – контейнеры с провиантом, ящики с патронами, шепот о "больших поставках" в темных углах бункеров.
Враг учёл все прошлые ошибки, никаких электронных счетов. Умные твари. Ушли в тень, в аналог. Только наличка, которой они начали подминать местных Пиратов, используя их как прикрытие. Крысы, прикрывающиеся шакалами. Это всё, что мы нарыли за пол года. Полгода! А ещё сеть поставок по убежищам, которые мы тревожили, тщательно отмечая на большом листе ватмана в нашем центральном штабе, моем святилище порядка среди хаоса. Куда мы складировали всё полезное, обустраивая свою берлогу. Не дом. Убежище. Нора хищников на охоте. Да, были ещё четыре подобных убежища, но это главное. Сердце нашей паутины наблюдения.
Однажды, глядя, как Леон моет с топора запекшуюся бурую корку, спросила:– Леон, а тебе не сняться убитые? Тени тех, чьи руки ты отправил в небытие? Чьи тайны вырвал болью? Ты же просто мясник, прости конечно, хотя тебе всё равно, что я думаю, но даже мне неприятно смотреть на твою работу, – честно призналась , глядя не на него, а на чертежи на стене. Моя исповедь в темноте норы.
Он не сразу ответил. Точил клинок. Металл пел под камнем.– Если бы не Миксы, я бы уже умер от переутомления. Не от ран. От этой... грязи. От постоянного включения. Всё что я делаю с холодным разумом, воспринимает тело. Как машина, но машина не чувствует, как сжимается желудок после. В пиковые нагрузки меня выворачивает, а сердце работает с перегрузом, выжимая всё из организма, – признался Леон, голос ровный, как поверхность озера перед штормом. – Сейчас уже гораздо легче, всё таки я полноценный оператор скоростной энергии, поэтому сейчас лечебная терапия только раз в полгода. "Лечебная терапия". Кодовая фраза. Значит, все еще рвет. Значит, все еще сердце колотится как бешеное. Значит, не железный.