Такого пошиба удовольствия для Майлза не жалко.
Пикап с открытым кузовом под звуки рожка вывернул на Имперскую авеню. В кабину набились четверо старшеклассников – хорошо, если двое из них были пристегнуты, – еще трое стояли в кузове, самый высокий дул в длинный пластиковый рожок. Водитель заметил патрульный джип в последнюю секунду и тормознул так резко, что ребята в кузове в панике ухватились за что попало, а рожок перелетел через борт, покатился, дребезжа, следом за пикапом и замер под автомобилем Джимми. Не двинуть ли за ними, подумал полицейский, отчитать по всей строгости и, может, даже выписать штраф, но затем отказался от этой идеи. Они всего лишь дети, раззадоренные классным футбольным матчем. Они и так перепугались, увидев его, и в придачу потеряли рожок. Теперь они сбавят скорость, по крайней мере на некоторое время. А кроме того, если он бросится за ними в погоню, то наверняка потеряет парковочное место.
Словно в подтверждение его опасений на противоположной стороне улицы остановился еще один автомобиль, из которого вышел еще один тип в твидовом пиджаке. Зачем им униформа, этим профессорам из колледжа? Женщина этого парня как две капли воды походила на ту, первую; проведи они конкурс на самую никакую женщину, эти двое поделили бы седьмое место, но если конкурсанток обязать надеть купальники, тогда только девятое. Его отец был прав на этот счет. Ты женишься не на той, на ком хочешь. Ты женишься на лучшей из оставшихся. Твид женится на твиде, фланель на фланели. Однако по части смертоносности амбиций у Джимми Минти имелись сомнения.
Профессора. Наверное, из-за них ему вспомнился Билли Барнс. По окончании старшей школы Билли уехал в Университет штата Мэн, где ему дали хоккейную стипендию. Он вступил в братство и однажды пригласил Джимми на вечеринку в выходные, чтобы тот своими глазами увидел, чего он лишился. Вечеринка выдалась забойной, что и говорить, и была в полном разгаре, когда явился Джимми. На самом деле он приехал загодя, но потом долго кружил, набираясь мужества, чтобы постучать в дверь братской общаги. Осмелел он, только когда прикончил последнюю, шестую, банку пива из упаковки. Джимми позвонил в звонок, и дверь открыли. На пороге стоял крупный парень с большим стаканом пива в левой руке и отрубившейся голозадой девушкой, переброшенной через его правое плечо; длинные темные волосы девушки свисали вниз, почти касаясь коленей здоровяка, ее голубые джинсы и трусы болтались вокруг лодыжек. Джимми, делая вид, будто привык к подобным зрелищам, представился другом Билли Барнса, и здоровяк ответил:
– Да мне пофиг. Иди налей себе. А нюхнуть не хочешь?
– Что? – Джимми был возмущен и растерян.
– Доллар за понюхать один раз, – пояснил здоровяк, и тут подошел еще один парень и сунул мятую бумажку в нагрудный карман своего названого брата; только теперь Джимми заметил, что карман у здоровяка оттопыривался.
Новый парень попросил Джимми отойти в сторонку, затем взял девушку за лодыжки и приподнял их так, чтобы ее колени легли ему на плечи. Затем, потянувшись вперед, он глубоко вдохнул.
– Это, – сообщил он, закончив и отпустив ноги девушки, – исключительно ароматная киска.
– Ну, – обратился здоровяк к Джимми Минти, – хочешь нюхнуть или так и будешь стоять тут и пялиться?
– Я ищу Билли Барнса, – напомнил Джимми Минти.
Парень кивнул в пьяном недоумении.
– Отличная свежая киска, а ты ищешь Билли Барнса. – Он пожал плечами: – Каждому свое.
Да уж, веселье было буйным. Джимми выпил пива из одной из трех одинаковых кег, не зная, можно ли ему повторить, если он не член братства. Ему представлялось сомнительным, что за упоминание имени Билли Барнса полагается больше, чем одна дармовая порция, но он ошибался. Когда он опять подошел к кегам, один из братьев повернул краник, даже не взглянув на него, словно восприятие у него срабатывало только на пустой стакан, а человека, который его держал, он в упор не видел. Пиво медленно текло из крана, и парень не прекращал разговора с девушкой (полностью одетой), у него и в мыслях не было следить за тем, чтобы пиво не перелилось через край. Когда Джимми прервал их беседу вопросом, не видел он Билли Барнса, брат наморщил лоб: “Кого?”
На следующее утро Джимми проснулся с такой жестокой головной болью, что не мог пошевелиться, он даже не осмеливался открыть глаза. Он смутно сознавал, что ночь провел беспокойно, ему снились кошмары, один за другим. Когда он наконец открыл глаза, то обнаружил, что находится в чьей-то комнате. Он лежал и пялился в потолок, на большее он был не способен, поскольку любое наилегчайшее движение вызывало дикий приступ тошноты и боли. В комнате было тихо, из чего Джимми заключил, что он здесь один. С облегчением он снова закрыл глаза и, вероятно, опять уснул, потому что, когда опять открыл глаза, головная боль, хотя и тошнотворная по-прежнему, уже не была такой пронзительной.
Теперь его тревожило другое: хозяин комнаты может объявиться в любой момент и потребовать у Джимми ответа на вопрос, что он здесь делает. Джимми для него – совершенно незнакомый человек, если только, по счастливой случайности, это не комната Билли Барнса, но шансы на такой исход были явно малы. Он плохо помнил, что происходило прошлым вечером; единственное четкое воспоминание – как он спрашивал о своем приятеле снова и снова у разных людей и у него складывалось впечатление, что Билли Барнса в братстве не слишком ценят. Чему он не сильно удивился, поскольку в старшей школе друзей у Билли, считай, не было, только ребята из хоккейной команды, да и то лишь потому, что Билли мог обвести на льду кого угодно в графстве Декстер.
Как бы то ни было, если это не кровать Билли, ее, пожалуй, стоит освободить как можно скорее. Джимми в последний раз закрыл глаза, сосчитал до трех, сел и спустил ноги на пол. Затем опять закрыл глаза, выжидая, когда волна неистовой боли схлынет. А когда дождался, в тот же миг в сереньком свете раннего утра узрел две вещи. Во-первых, он был голым, и ему тут же вспомнилась голозадая девушка, которую прошлым вечером все кому не лень нюхали за деньги, и вдруг дикая мысль промелькнула в его разламывающейся голове: уж не случилось ли и с ним нечто подобное после того, как он вырубился? Не перенесли ли его в эту комнату, раздели догола, а потом предлагали как образчик самца любопытствующим участницам вечеринки? От этой мысли его бы непременно вывернуло наизнанку, не заметь он кое-чего еще, и тошнота уступила место леденящему ужасу. Застиранная белая простыня, на которой он спал, была закапана вплоть до подушки чем-то красным, и когда при ближайшем рассмотрении подтвердилось, что эта липкая сырость является именно тем, чего он боялся, – кровью, – Джимми мгновенно вскочил и попятился прочь от кровати, пока не уперся задом в стену. Это вызвало очередной приступ жуткой головной боли, и столь острой, что Джимми сполз по стене, да так и остался – подтянув колени к груди, обхватив руками лодыжки и уткнув голову в колени. Он опять закрыл глаза, проваливаясь в благословенную блаженную тьму, чудесным образом отменяющую весь мир вокруг.
В боковое окно внедорожника постучали, Джимми обернулся и увидел по ту сторону стекла Зака. Джимми опустил стекло и широко улыбнулся. Боже, мальчик растет.
– Классная игра, сынок. – Он протянул сыну ладонь, и тот неуклюже пожал ее.
– Жаль, нам не хватило времени, – сказал молодой Минти. Во втором тайме они сравняли счет, забив гол Фэрхейвену ближе к концу игры. – Мы бы еще забили, если бы отобрали у них хренов мяч.
– Это точно, – согласился Джимми. – Им пришлось выложиться на все сто, иначе бы они с вами не справились.
– Да уж, – с гордостью подтвердил Зак.
– Куда ты теперь?
На другой стороне улицы стояла, отфыркиваясь, собственность Джимми Минти – красный “камаро”, припаркованный впритык к автомобилю второго профессора, а позади “камаро” пристроился пикап, тот, который только что с визгом скрылся за углом. В кузове уже никого не было, и в кабине сидели лишь трое. Пыль в глаза, разумеется. Остальные ребята наверняка дожидались за углом, чтобы снова погрузиться в машину.
– Подумали, что неплохо бы скататься в Фэрхейвен и поесть пиццы.
– Пиццы и в Эмпайр Фоллз хоть отбавляй.
– Знаю, – ответил Зак. – Но ты же не против?
– Ладно, поезжайте. Кто там с тобой? – Чуть наклонив голову вбок, он старался разглядеть пассажиров “камаро”, но тонированные стекла были подняты.
– Джастин. Тик Роби. И еще одна девочка, Кэндис Берк.
Его отец выжидательно кивнул. В машине сидело четверо, что было видно даже через тонированные окна.
– Трое, говоришь?
Заку явно не хотелось упоминать о четвертом пассажире.
– Ах да, еще парнишка по имени Джон.
– Джон. А дальше?
– Восс, кажется.
Джимми кивнул, роясь в памяти: о чем ему говорит это имя? Летом, в июле, парня поймали на краже в супермаркете. Джимми отпустил его, предупредив, чтобы подобное больше не повторялось. Смысла не было возиться с ним. Чудной парнишка, припомнил он. Странно, с чего вдруг его сын взял такого в компанию.
– Если тебя поймают на краже в магазине, я тебе задницу надеру.
– Этого не случится, – несколько двусмысленно пообещал Зак.
– Я все еще могу тебе всыпать, сам знаешь.
– Может быть. – Теперь сын улыбался во весь рот.
– “Может быть”, засранец ты этакий, – хохотнул в ответ Джимми. – Положим, ты сумеешь сбить меня с ног, но я тебе не тот мальчонка, которого ты уделал сегодня. Я встану и дам сдачи.
– Знаю, папа.
– Тебе денег хватит?
– Вроде как.
Джимми кивнул и протянул сыну двадцатку на всякий случай:
– Бери. Отдашь, если не пригодится.
Что произошло бы впервые. Но Джимми был не в претензии. Ему не хотелось, чтобы его ребенок шарил в пустом кармане, как он сам в его возрасте. Выпрашивая у своего отца ломаный цент, Джимми уматывался так, будто вкалывал весь день напролет.
– И не нарывайся на неприятности. Вечером в Фэрхейвене сразу после матча надо быть начеку. Если угодишь в участок за драку, я тебя вызволять не стану.