– Помнится, они подавали фантастический сэндвич с бастурмой, когда еще ее муж был жив. Дюйма в два толщиной. Пальчики оближешь.
Дэвид вынул из холодильника большой поднос с сырым ростбифом, уже натертым травами. Но его подвела больная рука, и, когда мясо комом вывалилось на противень, он обернулся на Майлза. Да, говорил его взгляд, я должен был попросить помощи; в следующий раз так и сделаю, наверное.
– Ты и правда раскошеливался на сэндвич? – придал Дэвид интимности воспоминаниям Майлза.
– Вот что я тебе скажу. – Уолт подозрительно поглядывал на своего противника. – Я пойду с трех.
Хораса его маневр не впечатлил.
– Восемь минус твои три, – показал он Уолту свои карты, затем вписал тщедушные пять очков на свой счет в новую чистую колонку.
– Ты опять сдал мне черт-те что, – расстроился Уолт. – Почему джин всегда у тебя?
– Потому что иначе ты выиграешь, а я проиграю, – объяснил Хорас.
Мимо проехала патрульная машина, но кто сидел за рулем, Майлз не разглядел. Автомобиль двигался медленно, и Майлз ждал, что вот сейчас он развернется и встанет у обочины напротив ресторана. На прошлой неделе Джимми Минти трижды парковался напротив “Гриля”, и в третий раз Майлз, рассвирепев, позвонил шефу полиции:
– Почему Джимми Минти наблюдает за моим рестораном?
– Нет, это не так. Мы там установили радарную ловушку, вот и все, – объяснил Билл Доуз. – Чертовы ребятишки вообразили, что могут выжимать пятьдесят, поскольку в центре города больше никто не живет. Извини за любопытство, но что вы с ним не поделили?
– Трудно объяснить, – сказал Майлз.
– Попытайся.
– Он думает, что раньше мы были друзьями. Может, и были, я не помню.
– Но сейчас вы не дружите.
– Точно.
– Послушай, я сам собирался тебе позвонить. Если никто не пошевелится, боюсь, твоего бывшего дружка произведут в исполняющего обязанности шефа полиции, когда я покину пост.
– Ты уходишь, Билл?
– Вроде того. У меня рак, но людям об этом знать пока рано.
– Господи, Билл.
– Да ладно, я тут неплохо провел время.
– Тебя лечат?
– А то. Недавно прошел курс. Проклятое лечение, оно-то меня и убивает. Но давай лучше о Минти, у него имеются друзья в верхах, включая твою приятельницу. Не обратишься ли к ней? Говорят, она к тебе прислушивается.
– Слушать-то она слушает, – не стал отрицать Майлз, – но еще до сих пор не исполнила ни одной моей просьбы.
– И все же, – продолжил Билл Доуз, – ты окажешь городу услугу, если попытаешься. Нет ничего хуже плохого копа.
– Конечно, есть, – возразил Майлз. – И мне жаль, что с тобой такое приключилось. Могу я чем-то помочь?
– Не рассказывай ни единой живой душе.
Это была первая патрульная машина, которую Майлз заметил после их разговора с Биллом, и в конце Имперской авеню патрульная, свернув налево, исчезла ровно в тот момент, когда из-за угла вынырнула Тик и двинулась в гору к ресторану. Возможно, Майлзу только почудилось, но в последнее время его дочь под тяжестью рюкзака спину держала прямее. Пока Жанин с Уолтом наслаждались медовым месяцем на побережье, Майлз почти каждый вечер приезжал к Тик, чтобы она не оставалась ночью одна. Он спал на диване, а принимать утренний душ возвращался в свою квартиру, но тем не менее чувствовал себя довольно странно, вновь оказавшись в доме, где он прожил много лет.
Он старался изо всех сил не злобствовать из-за того, что у него отняли этот дом, но просто радоваться общению с дочерью, и чаще всего ему это удавалось. Тик, увы, крайне неравномерно делила свое свободное время между отцом и компьютерной клавиатурой, по которой она лихорадочно стучала, а парень из Индианаполиса, с которым она познакомилась на Мартас-Винъярде, отстукивал в ответ. В письме, что она получила от него двумя неделями ранее, он прислал свой электронный адрес, и теперь они могли общаться напрямую, в режиме реального времени, клавиатура к клавиатуре. Такая вот близость. Майлз, читая в соседней комнате, то и дело слышал, как она хихикает над чем-то, что прислал парень, а выглядывая в дверной проем, он видел ее лицо, порозовевшее, перед экраном компьютера, – лицо девушки в самом разгаре киберромантических отношений. Можно ли такие отношения назвать настоящими? Майлз решил, что можно. По крайней мере, она больше не сгибается в три погибели под школьным рюкзаком, что уже хорошо.
Рядом с Тик шагал высокий неуклюжий Джон Восс, сегодня он обслуживал частную вечеринку в смене Дэвида. Они были несуразной парой – его дочь и Джон, – и, однако, по пути они беседовали, что должно было казаться естественным, но не казалось. В некотором смысле сверхъестественного в том, что Тик находит, о чем поговорить с этим странным Джоном Воссом, было даже больше, чем в ее вечерних беседах посредством клавиатуры с парнем, находившимся за тысячу миль отсюда. Когда они вошли в ресторан, Джон Восс, безмолвный и нервический, как всегда, направился прямиком в подсобку к грязным тарелкам и кастрюлям. В “Гриле” он проработал уже три недели, и, как предсказывал Майлз, из него получился надежный помощник. Случалось, по выходным Майлзу хотелось, чтобы паренек прибавил в скорости, убирая со столов, но работал он добросовестно и прилежно, пусть и не слишком расторопно. Он исправно делал все, что ему скажут, и Майлз даже научил его вычищать запекшееся мыло из механической паутины “Хобарт”. Но хотя он отвечал, когда к нему обращались, втянуть парня в нормальную беседу не получалось. Когда Майлз вручил ему первый чек, Джон Восс смотрел на него так, будто понятия не имеет, что с этой бумажкой делать, и Майлз не сразу догадался, что паренек в жизни не конвертировал чеки в наличные; тогда Майлз сопроводил его в “Имперский национальный банк”, помог открыть накопительный счет и показал, как этот счет пополнять. Парень сумел, пусть и неуклюже, выразить свою благодарность, но на следующий день, когда Джон явился на работу, Майлз не дождался от него ни улыбки, ни какого-либо дружественного жеста, словно вчерашнего совместного похода в банк и не было. За три недели их знакомства парень ни разу не посмотрел Майлзу в глаза, и даже Шарлин далеко с этим “чудом” не продвинулась.
Тик поцеловала дядю, сбросила тяжеленный рюкзак на пол, отчего задребезжали стаканы и кофейные чашки, затем на секунду приобняла отца.
– Эй, кроха! – взревел Уолт, разворачиваясь на табурете и разводя руки в стороны. – А как насчет меня?
Тик словно в упор его не видела и не слышала. Установка Уолтом электронной почты на ее компьютере явно не добавила ему шансов добиться ее расположения.
– Новый имперский момент, – сообщила она отцу. – Ты видел вывеску на “Фонарщике”? (Майлз попытался вспомнить, проезжал ли он мимо “Фонарщика” в последнее время, затем покачал головой.) Они рекламируют, – продолжила Тик, – новое фирменное блюдо “цыпленок в соусе барбекю”.
Майлз усмехнулся, задаваясь вопросом: а сам бы он обратил на это внимание?
– Отрубить бы им головы, а? Из чистого милосердия. – Затем другая мысль: “Фонарщик” располагался на окраине, у шоссе на Фэрхейвен. – Когда ты там побывала?
– У многих моих друзей теперь есть права, – ответила Тик, наливая в высокие стаканы колы себе и, надо полагать, Джону. – Не волнуйся. В мотель я не заезжала.
– У меня и в мыслях такого не было. – Фраза “у многих моих друзей” заставила его улыбнуться. Еще совсем недавно она говорила ему, что у нее вообще нет друзей. Теперь же появились самые разные, кто-то с водительскими правами, а кто-то из далекой Индианы.
– Нам удастся поехать в Бостон в следующее воскресенье? Ван Гог заканчивается через две недели.
– Посмотрим, согласится ли твой дядя жарить яичницы в воскресенье с утра. – Майлз задумался: – Эй, а Индиана Джонс не планирует, случаем, поездку в Бостон в ближайшее время?
– В следующее воскресенье, – ответила Тик, стараясь не улыбаться. Ей было явно приятно, что отец догадался, как и то, что он разделил ее иронию по поводу “фирменной” курицы с соусом барбекю, которую готовили едва ли не в каждой семье.
– Он тоже поклонник Ван Гога, этот паренек?
– Его зовут Донни, – сказала Тик, прежде чем исчезнуть в подсобке.
Дверь за ней не сразу захлопнулась, и Майлз успел увидеть Джона Восса, стоявшего на коленях перед посудомоечной машиной, изрыгавшей густые клубы пара. Парень разглядывал ее внутренности с ножом для колки льда в руке.
– Это обходится в сотню долларов, командир, – гудел Уолт за стойкой. После очередного позорного проигрыша в джин Матёрый Лис, как водится, переключился на Майлза, уговаривая его помериться силами на руках. В качестве стимула он использовал бесплатное трехмесячное членство в его фитнес-клубе, утверждая, что это изменит жизнь Майлза к лучшему, поскольку повысит его самооценку. Женившись на Жанин, Уолт был еще решительнее настроен компенсировать ее бывшему утраченное счастье. – Никто в своем уме не откажется от такого предложения.
– Я смогу тебя уговорить поработать утром в следующее воскресенье? – спросил Майлз брата.
Дэвид вздохнул – и не без оснований: пока Майлз лежал в больнице, он трудился в две смены. А теперь еще и это.
– Чем плох Бастер? Он недавно жаловался, что у него мало часов.
– Я бы попросил его, – начал Майлз, и он бы действительно так и сделал, скажи Дэвид “нет”, – но я не уверен, что он сможет стоять на ногах после субботнего вечера.
Доктор настоятельно рекомендовал Бастеру отказаться от выпивки, пока не окрепнет, но не пропустить стаканчик-другой субботним вечером противоречило всему существу Бастера.
– Ты же знаешь, Майлз, я ненавижу завтраки.
– Я обещал Тик свозить ее в Музей изящных искусств. – Майлз понизил голос, чтобы Уолт не подслушал и не предложил себя взамен. – Выставка, которую она хочет посмотреть, скоро завершается.
– Ладно.
– Хотя ты мог бы сам с ней поехать. Она бы обрадовалась.
– Нет, езжай ты.
Дэвид открыл духовку, проверяя ростбиф, запекавшийся на медленном огне. Он также заготовил картошку с травами, и Майлз разбросал ломтики по ростбифу. Не окажись рядом брата, Дэвид как-нибудь справился бы, подперев изуродованной рукой противень и орудуя здоровой. Рука крюком была одной из причин, по которым Дэвид не любил ездить на дальние расстояния, и Майлз это знал. Впрочем, по автостраде ехать легче, чем по городским улочкам. Но только с одной нормальной рукой Дэвид осторожничал, тем более когда речь шла о Тик.