Жаль, что тебя здесь нет.
Больше того, мне хотелось бы, чтобы здесь был Эндер. Я веду войну армией в двести человек — очень лояльной, отлично натренированной, но всего две сотни! Боб не самый надежный из командиров. Он всегда побеждает, но не всегда делает, что ему говорят, или двигает силы туда, куда мне хочется. Он сам выбирает себе задачу из имеющихся целей. К его чести, он не спорит со мной в присутствии своих (якобы «моих») людей.
Проблема в том, что эта ребятня из Боевой школы предельно цинична. Они ни во что не верят. И уж определенно не верят в меня. Только потому, что Ахиллес пытается уничтожить Боба и навести ужас на детишек из Боевой школы, они должны пожизненно служить старшему брату Эндера Виггина. Шутка, шутка. Они ничего мне не должны.
Конфликты тут и там по всему свету, изменчивые альянсы, — как я и предсказывал, именно этим обернется возвращение детей из Боевой школы. Они отличное оружие, потенциально разрушительное, но никаких тебе радиоактивных осадков, никаких ядерных грибов. Однако я каким-то образом всегда представлял, что сумею удержаться на гребне волны. Сейчас чувствую, что меня тянет в провал между волнами, и я едва могу понять, где верх и где низ, и мне все время не хватает воздуха. Я выбираюсь на поверхность, делаю один вдох, а затем новая волна отбрасывает меня вниз.
У моей должности есть некоторые привилегии — во всяком случае, пока. Графф, министр по делам колоний, говорит, что у меня неограниченный доступ к ансиблю, и я могу говорить с тобой, когда захочу. Поздравь себя с тем, что я этим не злоупотребляю. Я знаю, ты пишешь историю Боевой школы, и мне подумалось, что некоторая информация о карьерах самых многообещающих ее выпускников тебе не помешала бы — например, для эпилога. Армия Эндера билась с жукерами и победила, и все, кроме него, сейчас так или иначе вовлечены в военное планирование и боевые действия на стороне наций, достаточно удачливых, чтобы заполучить хотя бы одного такого выпускника, и достаточно сильных, чтобы его удержать. Они заложники, слуги, лидеры, номинальные фигуры или жертвы чужих планов или собственных решений.
Так что готовься переварить огромное количество информации. Графф говорит, ему потребуются недели на то, чтобы отослать все через его терминал (он сейчас располагается на старой станции Боевой школы), но ты получишь все разом. Передачи от моего имени идут с приоритетом Гегемонии, а это значит, что капитан твоего корабля не сможет их прочесть, а любым сообщениям, которых ожидает он сам, придется встать в очередь. Надеюсь, твоего капитана это не слишком рассердит, но, насколько я понимаю, он ведь, в сущности, никто, он даже не Мэйзер Рэкхем. Однако извинись перед ним от моего имени. Или не извиняйся, если сочтешь нужным.
Мне никогда в жизни не было так одиноко. Я каждый день о тебе вспоминаю. По счастью, папа и мама оказались на удивление полезными. Нет, мне следовало бы написать «помогающими», но я оставлю «полезными», чтобы ты могла сказать: «Он совсем не изменился». Они тоже по тебе скучают, и среди прочего ты найдешь письма от них обоих. И их письма Эндеру. Надеюсь, малыш справится со своей злостью и ответит им. То, как мне тебя недостает, дает мне некоторое понимание их чувств к Эндеру (а теперь и тебе); его ответное письмо было бы для них дороже всего на свете. Ну что ему стоит?
Нет, сам я ему писать не собираюсь. В этой компании у меня нет ни одной акции. На маму с папой жалко смотреть: я единственное видимое доказательство того, что у них вообще были дети. Подбодрите их, вы оба! Чем еще вам заняться? Прямо вижу, как ты несешься на световой скорости, а слуги приносят тебе бокалы с напитками, а восхищенные колонисты снова и снова умоляют Эндера еще разок рассказать им, как он разнес в пыль планету жукеров.
Составляя это письмо, я иногда чувствую, словно говорю с тобой как в старое доброе время. Но в данный момент это болезненно напоминает о том, насколько это не похоже на разговор с тобою.
В качестве официального семейного монстра выражаю надежду, что ты сравнишь меня с настоящим монстром вроде Ахиллеса и признаешь, что в некотором отношении я не столь ужасен, как мог бы быть. Еще я должен сказать тебе, что понял: когда никому нельзя доверять — и я имею в виду никому, — остается семья. И я каким-то образом лично поучаствовал в том, чтобы прогнать двоих людей из тех четверых, которым мог доверять. Довольно неуклюже с моей стороны, n’est-ce pas?[42]
Валентина, я тебя люблю. Мне бы хотелось, чтобы я в детстве обращался с тобою получше. И с Эндером тоже. Ну а сейчас — приятного чтения! Мир — такой бардак, я даже рад, что тебя здесь нет. Но обещаю тебе сделать все, что в моих силах, чтобы навести порядок и установить мир. Надеюсь, на пути к этой цели будет не слишком много войны.
От всего сердца,
твой злюка-брат
Адмирал Морган Квинси продержал Эндера у входа в свой кабинет целых два часа. Однако Эндер именно этого и ждал, так что он закрыл глаза и воспользовался временем, чтобы хорошенько вздремнуть. Он проснулся, чтобы услышать, как кто-то кричит по ту сторону двери: «Ну все, буди его и шли ко мне, я готов!»
Эндер немедленно сел, моментально сориентировавшись в обстановке. Хотя он ни разу не был в боях сознательно, он приобрел военную привычку держаться во сне настороже. К тому времени, как появился энсин, чьей обязанностью было его разбудить, Эндер уже стоял и улыбался.
— Насколько я понимаю, настало время для моей встречи с адмиралом Морганом.
— Да, сэр. Прошу вас, сэр.
Бедный юноша (ну, на шесть-семь лет постарше Эндера, но все равно еще достаточно юный, чтобы адмирал день-деньской орал на него) из кожи вон лез, чтобы обрадовать Эндера. Поэтому Эндер показал, что явно обрадован.
— Он не в духе, — прошептал энсин.
— Посмотрим, может, я смогу его подбодрить, — сказал Эндер.
— Это, черт возьми, вряд ли, — шепотом откликнулся энсин, а затем открыл дверь и объявил: — Сэр, адмирал Эндрю Виггин.
При этих словах Эндер шагнул в кабинет; энсин торопливо отступил в коридор и закрыл за собой дверь.
— Какого черта, вы что о себе возомнили? — обратил к нему багровое лицо адмирал Морган.
Поскольку Эндер продремал два последних часа, это означало одно из двух: либо Морган оставался багровым в течение всего этого времени, либо он умел изменять цвет лица по своему желанию, для пущего эффекта. Эндер поставил на последнее.
— Я встречаюсь с капитаном корабля по его просьбе.
— Сэр, — произнес адмирал Морган.
— О, вы можете не называть меня «сэр», — сказал Эндер. — «Эндрю» вполне подходяще. Я настаиваю на привилегиях своего звания.
Эндер уселся в уютное кресло сбоку от стола Моргана, вместо того чтобы занять место прямо напротив.
— На моем корабле у вас нет никакого звания, — сказал Морган.
— У меня нет власти, — уточнил Эндер. — Но звание летит со мной.
— Ты провоцируешь мятеж на моем корабле, захватываешь жизненно важные ресурсы, ставишь под угрозу выполнение задания, цель которого — доставить тебя в колонию, которой ты намереваешься управлять.
— Мятеж? Мы ставим «Укрощение строптивой», а не «Ричарда II».
— Я еще не договорил, мальчишка! Ты можешь считать себя воплощением геройства потому лишь, что ты и твои приятели играли в видеоигру, которая оказалась не игрой, но я не потерплю такого рода переворота на моем корабле! Что бы ни сделало тебя знаменитым, что бы ни дало тебе это нелепое звание, — все это в прошлом. Сейчас ты в реальном мире, и ты лишь сопливый пацан с бредом величия!
Эндер молча сидел и спокойно смотрел на Моргана.
— Теперь ты можешь отвечать.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — сказал Эндер.
В ответ на это Морган разразился хамской тирадой, которая могла бы составить гордость коллекции флотских ругательств. Если до этого лицо капитана было просто багровым, то теперь стало пунцовым. И пока он все это произносил, Эндер безуспешно пытался понять, что в этой пьесе было такого, отчего человек вдруг совершенно взбесился.
Когда Морган сделал паузу, чтобы передохнуть, облокотившись — нет, рухнув на стол, — Эндер поднялся с кресла:
— Адмирал Морган, думаю, вам следует подготовить обвинение для рассмотрения моего дела в трибунале.
— Трибунал! Я не собираюсь судить тебя в трибунале, пацан! Я не обязан. Я могу поместить тебя в стазис на все время полета, и для этого достаточно одной моей подписи!
— Боюсь, недостаточно — не в отношении человека в звании адмирала, — сказал Эндер. — Похоже, официальное обвинение будет единственным способом получить от вас внятное изложение того, что же я такого совершил, отчего вы так разволновались.
— О, так ты хочешь формальное обвинение? Как насчет перехвата всех ансибельных коммуникаций на протяжении трех часов, так что мы оказались, по сути, отрезаны от известной Вселенной? Что ты на это скажешь? Три часа — это больше двух дней реального времени, могло произойти все что угодно, а я даже не мог отправить запрос!
— Определенно, это представляет проблему, — согласился Эндер. — Но с чего вы взяли, что я имею к этому какое-то отношение?
— Потому там везде твое имя, — сказал Морган. — Сообщение адресовано тебе. И оно еще поступает, перекрывая всю полосу передачи.
— А вам не приходило в голову, что сообщение отправлено мне, а не от меня? — мягко заметил Эндер.
— От Виггина — Виггину, только для чтения, настолько глубоко зашифрованное, что компьютеры корабля оказались бессильными.
— Вы попытались взломать безопасную передачу, адресованную вышестоящему офицеру, не спросив перед этим его разрешения?
— Это подрывная передача, пацан, именно поэтому я попытался ее расшифровать!
— Вы знаете, что передача подрывная, потому что не можете ее взломать, и попытались взломать ее, потому что она подрывная, — подытожил Эндер.