— Мое чувство долга не настолько сильное.
— Я не о тебе сейчас говорю, черт бы тебя побрал! Ты волен делать все, что заблагорассудится. Я говорю о себе. Говорю, что ты скажешь на моих долбаных похоронах!
— А-а.
— Я не хотел быть губернатором. Я ждал, что погибну в войне, но, по правде говоря, я думал о будущем не больше тебя. Мы прилетели на эту планету, нас готовили выживать на этой планете — в колонии жукеров… Но я думал, что это будет твоей заботой и заботой прочих ученых, а сам я буду командовать сражением, биться с ордами жукеров, приходящих из-за холмов, подкапывающихся под нас. Ты не представляешь, какие кошмары меня терзали по поводу позиций, расчистки местности, ее удержания. Я опасался, что нам не хватит боеприпасов всего мира. Думал, мы обречены.
— Эндер Виггин тебя разочаровал.
— Да. Маленький эгоистичный курсантик. Я солдат, а он выдернул войну у меня из-под ног.
— И за это ты его полюбил.
— Я выполнял свой долг, Сэл. Выполнял свой долг.
— Так и я свой выполнял, — заметил Сэл. — И за твой браться не хочу.
— Возьмешься, когда я упокоюсь.
— Тебя здесь не будет, так что ты этого не узнаешь.
— У меня есть надежды на послежизнь, — произнес Виталий. — Я не ученый, мне позволительно так говорить.
— Многие ученые верят в Бога, — сказал Сэл. — Уж во всяком случае, большинство здешних.
— Но ты не веришь, что я буду жив и узнаю, что ты делаешь.
— Мне нравится думать, что Бог найдет для тебя более интересные дела. Кроме того, небеса на этой планете — небеса жукеров. Надеюсь, Бог позволит той части тебя, которая будет жить дальше, вернуться в те небеса, куда уходят все люди.
— Или в преисподнюю, — сказал Виталий.
— Я и забыл, какие вы, русские, пессимисты.
— Это не пессимизм. Я просто хочу оказаться там, куда ушли все мои друзья. Там, где сейчас этот старый ублюдок, мой папаша.
— Он тебе не нравился, но ты хочешь быть с ним?
— Я хочу дать в глаз старому алкашу! А потом мы с ним пойдем на рыбалку.
— Значит, для рыбы это точно не рай.
— Это будет персональный ад для каждого. Но в нем будут свои положительные стороны.
— Как и в нашей жизни здесь, — заметил Сэл.
Виталий рассмеялся:
— Солдатам не стоит браться за теологию.
— Ксенобиологам не стоит браться за управление.
— Спасибо, что на смертном одре удручил меня сомнениями.
— Всегда рад развлечь! А сейчас, если ты не против, мне пора кормить хрюшек.
Сэл ушел, а Виталий остался лежать, раздумывая, стоит ли ему встать и лично отправить письмо.
Нет, решение было правильным. Ему не хотелось заводить с Эндером новый разговор. Пусть он получит письмо, когда на него будет уже поздно отвечать, — таков был план, и он нравился Виталию. Эндер — толковый парень, хороший мальчик. Он сделает все, что нужно. Не хочу, чтобы он спрашивал моего совета: во-первых, он в нем не нуждается, а во-вторых, он мог бы ему последовать.
13
Кому: GovDes%ShakespeareCol@ColMin.gov/voy
От: GovAct%ShakespeareCol@colmin.gov
В ответ на: Ты получишь это после моей смерти
Дорогой Эндер,
я прямо написал это в поле темы. Никаких вокруг да около. Я составляю это письмо, чувствуя смерть. Я организовал дело так, что письмо уйдет после того, как мы с ней ударим по рукам.
Полагаю, моим преемником станет Сэл Менах. Он не хочет для себя этой должности, но его многие любят и ему доверяют, а это жизненно важно. Он не станет цепляться за кресло в твоем кабинете после твоего прибытия. Но если преемником станет кто-то другой, тогда тебе придется справляться с этим самостоятельно, и я желаю тебе удачи.
Ты знаешь, как сложно было выстоять нашему маленькому сообществу. В течение тридцати шести лет мы жили и решали, кому с кем вступать в брак. Новое поколение уже восстановило половое равновесие; есть внуки, которые почти достигли репродуктивного возраста. А теперь прилетит твой корабль, и внезапно наше население вырастет в пять раз, и лишь один из пяти будет частью изначальной группы. Это будет сложно. Все поменяется. Но я верю, что хорошо тебя узнал, и если я прав, тогда моим людям будет нечего опасаться. Ты поможешь новым колонистам привыкнуть к нашим традициям в тех случаях, когда наши традиции имеют смысл здесь, на Шекспире. Ты поможешь моим людям привыкнуть к новым колонистам в тех случаях, когда традиции Земли будут иметь смысл.
В каком-то роде, Эндер, мы с тобой одного возраста — или, по крайней мере, находимся на одинаковой стадии развития. Мы давным-давно оставили свои семьи. С точки зрения всего мира мы шагнули в открытую могилу и растворились в небытии. Для меня это было жизнью после смерти: карьера после прежней карьеры подошла к концу, жизнь после прежней жизни тоже подошла к концу. И она удалась! Это был просто рай. Опасный, пугающий, победный — и, наконец, мирный. Мой друг, пусть и для тебя жизнь окажется такой же. Сколько бы она ни длилась, пусть тебя радует каждый ее день.
Я никогда не забывал, что обязан тебе нашей победой, а потому и этой второй жизнью, — тебе и другим детям, которые направляли нас в той войне. Еще раз спасибо, которое я произношу стоя одной ногой в могиле.
С любовью и уважением,
— Мне не нравится, что́ ты вытворяешь с Алессандрой, — сказала Валентина.
Эндер оторвался от документа, который читал:
— А что я такого вытворяю?
— Ты прекрасно знаешь, что ты влюбил ее в себя.
— Неужели?
— Не прикидывайся, будто понятия об этом не имеешь! Она смотрит на тебя как голодный щенок.
— У меня никогда не было собаки. В Боевой школе не было места командным талисманам, и бродячих там тоже не водилось.
— И ты намеренно заставил ее влюбиться.
— Если бы я мог по желанию влюблять в себя женщин, мне стоило бы разливать это умение по бутылкам и богатеть на Земле.
— Ты заставил влюбиться не женщину, а эмоционально зависимую, застенчивую, закомплексованную девочку, а это легко сделать. Все, что от тебя потребовалось, — быть с ней чрезвычайно милым.
— Ты права. Не будь я таким эгоистом, мне следовало навешать ей оплеух.
— Эндер, ты говоришь со мной! Думаешь, я не обращала внимания? Ты выискиваешь любую возможность, чтобы ее похвалить. Ты спрашиваешь ее совета по самому мелкому поводу. Постоянно благодаришь ее ни за что. И ты ей улыбаешься. Тебе кто-нибудь говорил, что твоя улыбка может плавить сталь?
— На космическом корабле это может стать проблемой. Постараюсь улыбаться пореже.
— Ты включаешь ее, словно… словно межзвездный двигатель! Эта улыбка, твое лицо… словно ты вынимаешь из себя душу и вручаешь ей в руки.
— Вэл, — сказал Эндер. — У меня здесь довольно важное письмо. Что ты хочешь сказать?
— Что ты собираешься с нею делать теперь, когда она принадлежит тебе?
— Мне никто не принадлежит, — ответил Эндер. — Я никогда к ней не прикасался — буквально. Не пожимал рук, не хлопал по плечу — ни-че-го. Никакого физического контакта. Я не флиртовал с нею. Никаких сексуальных подтекстов, никаких хохмочек. И еще я не оставался с нею наедине. Месяц за месяцем ее мать пытается оставить нас вдвоем, я просто на это не иду. Даже если приходится довольно-таки по-хамски выходить из комнаты. Что конкретно из этого списка заставило ее влюбиться в меня?
— Эндер, я не люблю, когда ты мне врешь.
— Валентина, если хочешь от меня честного ответа, задай мне честный вопрос.
Она вздохнула и уселась на свою койку:
— Жду не дождусь, когда полет закончится.
— Осталось чуть больше двух месяцев. Мы почти прилетели. И ты закончила книгу.
— Да, и вышло неплохо, — сказала Валентина. — Особенно если учесть, что я почти не встречалась с ее героями, а ты оказался совершенно бесполезен.
— Я ответил на все вопросы, которые ты задала.
— Но отказался оценить людей, оценить школу…
— Мое мнение — не часть истории. Не предполагалось, что книга будет называться «Школьные деньки Эндера Виггина, о которых он поведал своей сестре Валентине».
— Я полетела не для того, чтобы с тобой ссориться.
Эндер посмотрел на нее с настолько преувеличенным изумлением, что она запустила в него подушкой.
— Не знаю, насколько для тебя это важно, но я ни разу не вела себя по отношению к тебе так скверно, как к Питеру.
— Значит, за мир можно не опасаться.
— Но, Эндер, я на тебя злюсь. Тебе не следует играть с чувствами девушки. Если ты, конечно, не планируешь на ней жениться…
— Не планирую, — сказал Эндер.
— Тогда ты не должен ее обманывать.
— Я не обманываю.
— А я говорю, обманываешь.
— Нет, Валентина, — сказал Эндер. — Я сделал именно то, что нужно ей для того, чтобы получить желаемое ею.
— То есть тебя.
— Это совершенно точно не является мной, — сказал Эндер, садясь рядом с сестрой и наклоняясь к ней. — Ты здорово поможешь мне, если присмотришься кое к кому другому.
— Я ко всем присматриваюсь, — сообщила Валентина. — Я обо всех выношу суждение. Но ты мой брат, я должна раздавать тебе всякие приказы.
— А ты моя сестра. Я должен щекотать тебя до тех пор, пока ты не описаешься или не расплачешься. Или и то и другое.
Это он и попытался осуществить, хотя, конечно, так далеко заходить не стал. Или если она и описалась, так лишь самую малость, а затем сильно ударила его по руке, отчего он воскликнул: «Ох!» — так нахально и саркастично, что она поняла: он притворяется, что ему не больно, хотя на самом деле больно. Но он это заслужил. Он действительно вел себя гадко по отношению к Алессандре, причем ему было на это наплевать, и даже хуже — он считал, что может все отрицать. Эндер просто жалок.
Весь остаток дня Эндер размышлял о словах Валентины. Он знал, что́ планируется, и это было в интересах самой Алессандры, но он допустил оплошность, если девушка действительно