— В этом рейсе я лучше узнала тебя, — прошептала она. — Не знаменитого мальчика, который спас мир, а подростка, юношу примерно моего возраста — такого внимательного, такого чуткого к другим людям, такого терпеливого с ними. Со мною, с моей матерью. Думаешь, я этого не замечала? Ты всегда стараешься никого не ранить, не задеть, но и никогда не позволяешь кому-либо подойти слишком близко — за исключением сестры. Это и есть твое будущее, Эндер? Ты со своей сестрой, в закрытом кругу, куда другим заказан вход?
«Да, — подумал Эндер. — Именно так я и решил. Когда Валентина оказалась рядом, мне стало понятно: да, ее я могу впустить. Одному этому человеку я могу доверять.
Алессандра, — думал Эндер, — я не могу тебе доверять. Ты здесь для того, чтобы воплотить чьи-то планы. Может, ты действительно думаешь так, как говоришь, может, ты честна. Но тебя используют. Ты — оружие против меня. Кто-то тебя сегодня так одел. Кто-то сказал, что и как делать. А если ты правда все это знала сама, ты для меня слишком трудный орешек. Я слишком завяз во всем этом. Слишком сильно хочу сделать следующий шаг, в котором ты, кажется, уверена.
Я не позволю этому случиться».
Но, даже приняв такое решение, он не мог просто вскочить на ноги и воскликнуть: «Изыди, искусительница!» — как сказал Иосиф жене Потифара[48]. Нет, надо было сделать так, чтобы она захотела остановиться и чтобы адмирал Морган не подумал, что Эндер ей отказал. Определенно, Морган просмотрит этот эпизод. В вечер собственной свадьбы Морган не должен увидеть, как Эндер отказывает Алессандре.
— Алессандра, — сказал Эндер как можно мягче. — Ты правда хочешь жить жизнью своей матери?
В первый раз Алессандра растерялась, не зная, что ответить.
Эндер высвободил руку, оперся о подлокотники кресла и поднялся. А затем потянулся к ней, заключил в объятия и решил: чтобы сработало, нужно ее поцеловать.
И поцеловал. Он не был хорош в таких делах. К его облегчению, она тоже. Поцелуй вышел неловким, они немного промахнулись. А еще никто из них не знал, что, собственно, делать дальше. На удивление поцелуй вызвал перемену настроения, и, когда с ним было покончено, они рассмеялись.
— Ну вот, — сказал Эндер. — Мы это сделали. Наш первый поцелуй. Мой первый поцелуй. Впервые в жизни.
— И мой тоже, — ответила Алессандра. — Первый поцелуй, которого мне хотелось.
— Мы могли бы сделать следующий шаг. У нас обоих все для этого есть — полный набор, я уверен.
Она снова рассмеялась. «Это хорошо, — подумал Эндер. — Смех — это правильно, в отличие от…
— Когда я заговорил о твоей матери, я сказал то, что хотел сказать. Она этот шаг совершила в твоем возрасте. Забеременела тобой в четырнадцать и родила в пятнадцать. Ей было столько же, сколько тебе сейчас. И она вышла замуж за того юношу, да?
— И это было чудесно, — сказала Алессандра. — Мама много рассказывала о том, как счастлива с ним была. Как это было здорово. Как они оба меня любили.
«Кто бы сомневался, — подумал Эндер. — Дорабелла — хороший человек, она бы не стала рассказывать, каким кошмаром обернулась такая ответственность в пятнадцать лет».
«Но может, это правда было здорово», — сказала другая его часть. Та, которая остро ощущала, что их тела по-прежнему прижаты друг к другу, что его пальцы мягко ласкают ее спину.
— Твоя мать находилась под влиянием человека сильного, — сказал Эндер. — Твоей бабушки. Она хотела освободиться.
Это сработало. Алессандра от него отстранилась:
— О чем ты говоришь? Что ты знаешь о моей бабушке?
— Только то, что твоя мать сама же рассказала, — ответил Эндер. — В твоем присутствии.
По ее лицу он понял, что она вспомнила этот момент, и вспышка гнева утихла. Но в его объятия Алессандра вернуться не попыталась, и он не приглашал. Эндер начал мыслить яснее, когда она оказалась на расстоянии полуметра. Метр был бы еще лучше.
— Моя мать совсем не такая, как бабушка, — сказала Алессандра.
— Конечно не такая, — согласился Эндер. — Но вы живете вместе всю жизнь. Вы очень близки.
— Я не пытаюсь от нее отдалиться. Для этого я не стала бы использовать тебя, — сказала она.
Но ее лицо выдало нечто другое. Возможно, понимание того, что она все-таки использовала его. Он еще больше уверился, что идею прийти к нему подсказала ей мать.
— Я просто думаю, что даже в счастливой стране фей, в которой она якобы живет…
— Когда ты успел… — сказала было Алессандра, но осеклась. Разумеется, Дорабелла не раз сыграла свою королеву фей, к вящему восторгу других колонистов.
— Мне приходило в голову, что за столько лет можно и растерять желание до конца своих дней жить в ее стране фей. А если твой собственный мир окажется для тебя лучше, чем ее воображаемый. Вот, собственно, что я хотел сказать. Она сплела для тебя очаровательный кокон, но, может быть, ты все же хочешь сломать его и вылететь наружу?
Алессандра замерла на месте, закрыв рукой рот. На глаза ее навернулись слезы.
— Per tutte sante[49], — взмолилась она. — Я просто… просто сделала то, что она сказала. Думала, это моя идея, но идея была ее. Я не… Я хотела тебе понравиться, правда — я не притворялась! Но прийти сюда… я не уходила от нее, я ей подчинялась.
— Правда? — спросил Эндер, пытаясь сделать вид, будто он об этом и не подозревал.
— Она сказала мне, что делать, как далеко… — Алессандра принялась расстегивать блузку, слезы уже просто катились по щекам. Под блузкой не было ничего. — Сколько тебе показать, сколько дать потрогать — но не больше…
Эндер шагнул к ней и снова обнял, закрывая собой… от себя… Потому что даже в такой трогательный момент определенная его часть была взволнована зрелищем расстегнутой блузки, а не переживаниями девушки.
— Ты правда обо мне заботишься, — сказала она.
— Ну конечно.
— Больше, чем она, — добавила Алессандра.
От ее слез промокла рубашка Эндера.
— Вряд ли, не больше.
— Я иногда спрашиваю себя: а заботится ли она обо мне вообще? — произнесла Алессандра. — Или я для нее такая же марионетка, какой она сама была для бабушки. Может, если бы мама осталась с нею, не вышла замуж и не родила меня, бабушка порхала бы, словно фея, красивая и беззаботная, получив желаемое?
«Идеально, — подумал Эндер. — Несмотря на мои биологические порывы, все прошло как по маслу. Адмирал Морган увидит, что, хотя секс в сценарии не прошел цензуру, Эндер и Алессандра по-прежнему близки и их связь только крепнет. Он увидит все, что хочет увидеть. Игра продолжается, только романтику определенно поставили на паузу».
— Эта дверь не запирается, — сказал Эндер.
— Знаю.
— Кто-нибудь в любой момент может сюда войти.
Он подумал, что лучше не упоминать о камерах наблюдения в каждом помещении, в том числе — и особенно! — здесь, равно как и о том, что за ними могут подсматривать прямо сейчас.
Она поняла намек, отстранилась и застегнула блузку, на сей раз на обычное число пуговиц.
— Ты видишь меня насквозь, — сказала она.
— Нет, — ответил Эндер. — Я всего лишь вижу тебя. Может, именно этого не видит твоя мать.
— Я знаю, что не видит. Просто знаю. Я просто… просто… Адмирал Морган, вот в чем дело. Она сказала, что возьмет меня с собой, чтобы я нашла юношу с перспективами, но сама нашла старика с еще лучшими перспективами, вот что. И я просто вписалась в ее планы, и все. Я…
— Не надо, — сказал Эндер. — Твоя мать любит тебя, так что это не цинизм. Она считала, что помогает тебе получить то, что ты хочешь.
— Может, и так, — согласилась Алессандра и горько рассмеялась. — А может, это твоя версия страны фей? Все хотят, чтобы я была счастлива, и потому возводят вокруг меня фальшивую реальность. Да, мне хочется счастья — но не на лжи!
— Я не лгу тебе, — сказал Эндер.
Она устремила на него яростный взор:
— Ты меня хочешь?
Эндер закрыл глаза и кивнул.
— Посмотри мне в глаза и скажи.
— Я тебя хотел, — произнес Эндер.
— А теперь?
— Мне много чего хочется, чем было бы неправильно обладать.
— Твоя мать научила тебя так отвечать?
— Если бы меня растила мать, может, она и правда научила бы меня так отвечать, — произнес Эндер. — Но так вышло, что я усвоил это в Боевой школе, когда решил жить по ее правилам. Для всего есть свои правила, даже если их никто не составлял. Даже если никто не называет это игрой. И если хочешь, чтобы все шло хорошо, лучше знать правила и нарушать их лишь тогда, когда решишь повести игру и следовать ее правилам.
— Ты считаешь, в этом был хоть какой-то смысл?
— Для меня — был, — сказал Эндер. — Я хотел тебя. Ты хотела меня. Это приятно знать. У меня случился первый поцелуй.
— А вышло нормально, нет? У меня хоть что-то получилось?
— Пожалуй, скажу так: хотелось бы повторить. Когда-нибудь потом.
Алессандра хихикнула. Она больше не плакала.
— У меня правда есть дела, — сказал Эндер. — И поверь, ты меня основательно взбодрила. Вообще спать не хочется. Спасибо.
Она рассмеялась:
— Поняла. Мне пора сваливать.
— Думаю, да. Но увидимся позже — как всегда.
— Ага, — кивнула Алессандра. — Постараюсь вести себя нормально и не слишком явно хихикать.
— Веди себя как обычно, — сказал Эндер. — Ты не сумеешь стать счастливой, если все время будешь притворяться.
— А мама умеет.
— Что умеет? Притворяться? Или быть счастливой?
— Притворяться счастливой.
— Может, твое счастье не будет нуждаться в притворстве?
— Может, — ответила она.
И ушла.
Эндер закрыл дверь и сел. Ему хотелось кричать от разочарования, от несбывшегося, от злости на ее мать, которая отправила дочь на такое задание, на адмирала Моргана, который сделал этот фарс необходимостью, и на самого себя за то, что сам такой лгунишка. «Ты не сумеешь стать счастливой, если будешь все врем