— У тебя слишком много времени на чтение, — заметила Вирломи. — Раз ты знаешь слова типа «рабство».
Надо же, как легко открылась!
— Почему для вас так важно удерживать граждан от самообразования? — спросил он.
Приветливое выражение на лице Вирломи не изменилось.
— Почему для тебя все имеет отношение к политике?
— Было бы лучше, если бы остальные игнорировали политику, целиком и полностью оставив ее вам?
— Рэндалл, — сказала Вирломи. — Я попросила тебя прийти, но причина не касается твоей агитации среди неиндийских колонистов.
— И все же я пришел именно поэтому.
— У меня есть для тебя заманчивое предложение.
Ахиллес вынужден был признать: Вирломи не прекращала возиться с пряжей. Может, это один из непременных атрибутов индийской божественности?
— Собираетесь предложить мне еще какую-нибудь должность, чтобы укротить мое эго?
— Ты все время твердишь, что заперт на этой планете, что никогда и нигде больше не был, что вся твоя жизнь пройдет под властью индийцев и в окружении индийской культуры.
— Ваши шпионы верно передают мои слова.
Он ждал, что Вирломи возразит, и ее информаторы не шпионы, а обычные граждане, которые свободно посещают публичные собрания. Но, очевидно, она уже устала от этой темы не меньше, чем он сам. К тому же дело было явно срочное.
— Межзвездный корабль прилетает сюда примерно через месяц, — сказала Вирломи. — Он летит от колонии Шекспир, везет нам некоторые гибриды и генно-модифицированные организмы, которые пополнят наши агрономические ресурсы. Очень важный визит.
— Я не фермер, — заметил Ахиллес.
— Корабль прилетает не навсегда. Они выгрузятся, а потом улетят.
Теперь Ахиллес понял, что она ему предлагает. Если это действительно предложение, а не изгнание.
— Улетят куда? — спросил он.
— Меня заверили, что пилот возвращает корабль на Землю — точнее, близко к Земле, — чтобы образцы с Шекспира вместе с нашими скудными подношениями могли быть изучены, размножены, исследованы и переданы всем колониям. Кое-что даже может культивироваться на самой Земле, потому что у культур высокая урожайность и хорошая климатическая адаптивность.
— Они собираются назвать один из видов вашим именем? — спросил Ахиллес.
— Я даю тебе шанс отправиться в огромный мир, увидеть все своими глазами. В данный момент индийцы составляют лишь четверть населения земного шара, и есть множество мест, где ты вряд ли когда-нибудь увидишь хоть одного индийца.
— У меня нет претензий к индийцам, — вежливо сказал Ахиллес.
— О?
— Я не люблю авторитарный режим, самодовольно прикидывающийся демократией.
— Индийцы здесь в большинстве. По определению это демократично, даже если самодовольно, — сказала Вирломи.
— На Земле установилась жестокая диктатура.
— Землей управляет избранный Конгресс, председательствует над которым избранный Гегемон.
— Гегемония взросла на убийстве…
— …человека, которого ты ошибочно считаешь своим отцом, — сказала Вирломи.
Эта фраза сразила Ахиллеса, словно удар кувалдой. Всю свою жизнь они с матерью держали его происхождение в тайне, точно так же, как никто ни разу не слышал его истинного имени — Ахиллес. Рэндалл то да Рэндалл сё, и лишь в минуты нежной уединенности мать называла его Ахиллесом. Самого себя он называл этим именем лишь мысленно.
Но Вирломи знала. Откуда?
— Я видела, как твой якобы отец хладнокровно убивает детей, — промолвила Вирломи. — Он убил моего хорошего друга. Без всякого на то повода.
— Это ложь, — сказал Ахиллес.
— Вот как? У тебя есть свидетель, который может оспорить мои слова?
— Повод был. Он пытался объединить планету и установить мир.
— Он был психом, который убивал всех, кто когда-либо ему помог — или видел его слабость.
— Не всех, — возразил Ахиллес. — Вам он позволил жить.
— Я ему не помогала. Я ему не мешала. Оставалась невидимой, пока не смогла от него сбежать. Затем я стала сражаться за освобождение своей страны от жестокого угнетения, которому он нас подверг.
— Ахиллес Фландре пытался восстановить мир во всем мире, а ты вновь ввергла в войну страну, которую он усмирил.
— Но ты без проблем веришь сказке о том, что он твой отец.
— Думаю, моя мать знает об этом больше, чем кто-либо.
— Она знает лишь то, что ей сказали. Потому что она суррогатная мать — генетически она не твоя. Ей имплантировали эмбрион. Ей солгали. Она передала эту ложь тебе. Ты не кто иной, как еще одна похищенная Ахиллесом жертва. И ты до сих пор находишься у него в плену. Ты его последняя и самая жалкая жертва.
Рука Ахиллеса взлетела в воздух прежде, чем он мог задуматься. Удар был несильным — не таким сильным, каким мог быть, принимая во внимание габариты Ахиллеса.
— На меня напали, — негромко произнесла Вирломи.
Двое ее «друзей» вошли в хижину и взяли Ахиллеса под руки.
— Я обвиняю Рэндалла Фирса в нападении на губернатора. Рэндалл, признаете ли вы, что ударили меня?
— Что за абсурдная ложь, — сказал Ахиллес.
— Так и думала, что вы это скажете. Три видеозаписи с разных углов окажутся достаточной уликой для обвинения в нападении. Рэндалл, когда вам будут выносить приговор, я буду рекомендовать изгнание в качестве меры наказания. На Землю — это место, которое для вас, наверное, предпочтительнее Ганга. Ваша мать сможет лететь с вами или нет, как сама решит.
«Подсекла меня, как рыбешку, — подумал Ахиллес. — Мой отец никогда бы этого не потерпел. Унижение, невыносимое оскорбление. Так жил мой отец, и именно так буду жить я».
— Полная запись, — сказал Ахиллес, — она покажет всем, что вы меня подстрекали.
Вирломи плавно поднялась на ноги и подошла к нему, приблизила губы к его уху:
— Полная запись покажет, кого ты считаешь отцом, покажет твое одобрение его действий, которые по-прежнему считаются абсолютным злом для всего человечества. — Она на шаг отступила от него. — Тебе решать, будет ли показана вся запись целиком или только отредактированная часть.
Ахиллес знал: сейчас от него ожидают угроз, жалких ругательств. Но запись по-прежнему ведется.
— Вижу, вы знаете, как манипулировать детьми, — сказал Ахиллес. — Мне всего шестнадцать, и вы спровоцировали мою агрессию.
— Ах да, шестнадцать. Ты великоват для своего возраста, не так ли?
— Душой и сердцем, равно как и плотью, — откликнулся Ахиллес. — Но запомните, ваше превосходительство губернатор: подставить меня — это одно, а вывести из игры — совсем другое.
Он развернулся, а затем подождал, пока приклеившиеся к его рукам мужчины пытались протиснуться в двери, чтобы вновь оказаться за его спиной. Все трое вышли из хижины. Затем Ахиллес резко остановился:
— Вы же знаете, что при желании я могу стряхнуть вас, как мух.
— О да, мистер Фирс. Мы же там были. Если бы не это, мы бы держали вас чисто символически.
— И надеялись, что я на виду у камер положу одного из вас?
— Мы надеялись, что все мужчины и женщины смогут жить, не прибегая к силе.
— Но вы не прочь оказаться жертвой, если сможете воспользоваться этим для того, чтобы дискредитировать или уничтожить врага.
— А вы нам враг, мистер Фирс?
— Надеюсь, нет, — сказал Ахиллес. — Но ваша богиня хочет, чтобы я им был.
— О, мистер Фирс, она не богиня!
И они засмеялись, словно сама эта мысль была абсурдной.
Уходя, Ахиллес уже размышлял о следующем своем шаге. Вирломи собирается обратить против него репутацию его отца, и он не верил, что она станет держать это в секрете, ведь Вирломи права, и любая связь между ним и Ахиллесом Великим очернит его безвозвратно.
«Если моего отца все считают худшим человеком в истории, тогда я обязан найти кого-то похуже, с кем связать ее».
Что же до голословных заявлений по поводу суррогатной беременности матери — Рэндалл не позволит, чтобы ложь Вирломи вбила клин между ним и его мамой. Даже простой вопрос об этом разобьет ей сердце. «Нет, Вирломи, я не позволю тебе превратить меня в оружие, которое ранит мою мать!»
21
Кому: AWiggin%Ganges@ColLeague.adm
От: hgraff%retlist@IFCom.adm
Тема: Добро пожаловать в человеческую вселенную
Первым делом, конечно, выражаю соболезнования в связи со смертью твоих родителей. Но я узнал от них, что ты с ними переписывался, к огромному взаимному удовольствию. Кончина твоего брата, должно быть, оказалась более внезапной. Он был сравнительно молод, но его сердце не выдержало. Не обращай внимания на дурацкие слухи, которые всегда сопутствуют смерти великих. Я видел отчет патологоанатома: у Питера было слабое сердце, несмотря на здоровый образ жизни. Он умер быстро — тромб оборвал его жизнь во сне. Он умер на пике своей власти и возможностей. Не самый скверный способ окончить свои дни. Надеюсь, ты прочтешь отличное эссе о его жизни, написанное предположительно автором «Королевы улья». Эссе называется «Гегемон», и я прилагаю его к этому письму.
Пока ты находился в стазисе на пути от Шекспира к Гангу, случилось кое-что интересное. Меня уволили.
Признаю, это было нечто такое, что я не предвидел (хотя в моей долгой жизни я мало что предвидел: я выживал и кое-чего достигал лишь потому, что быстро реагировал). Но это я должен был предвидеть. Когда проводишь в стазисе десять месяцев в году, возникает побочный эффект — подчиненные и начальники начинают воспринимать твои пробуждения как нежелательное вмешательство. Те, кто был к тебе предельно лоялен, — они уходят в отставку, делают карьеру в других местах, или же их вынуждают уйти. Вскоре тебя начинают окружать только те, кто лоялен к самим себе, к своей карьере или к тем, кто хочет заполучить твое место.
Но все мои пробуждения сопровождались таким роскошным шоу! Все отчитывались о проделанной работе, о том, как выполнялись мои решения, отданные в предыдущий период бодрствования, — или объясняли, по каким причинам решения не исполнялись.