Я только надеюсь, что я окажусь последним из тщеславных глупцов, думавших, что можно держать Ахиллеса Фландре под контролем или использовать для каких-то благородных целей. Ахиллес Фландре служит лишь одной цели — собственному удовольствию. А удовольствие у него одно: подчинить себе целиком весь род человеческий.
Я не был дураком, когда направил усилия Гегемонии на противостояние империалистическим актам китайского правительства. Сейчас из-за моих — и только моих — ошибок престиж Гегемонии временно уменьшился. Но моя решимость противостоять китайскому гнету, установившемуся над половиной мира, не уменьшилась. Я — неумолимый враг императоров.
Эта финальная фраза была не хуже любой другой.
Питер коротко поклонился в ответ на вежливые аплодисменты. Кто-то аплодировал более чем вежливо, но были и такие, которые вообще не стали аплодировать.
Потом начались вопросы, но, поскольку Питер с самого начала взял на себя вину, их было легко отбивать. Двое журналистов пытались выяснить подробности об источнике, который его проинформировал, а также о чем именно проинформировал, но Питер сказал только одно:
— Если я буду углубляться в эту тему, то некто, оказавший мне услугу, наверняка будет убит. Я удивлен, что вы вообще задали такой вопрос.
Когда в ответ на второй вопрос он повторил то же самое слово в слово, никто больше эту тему поднимать не стал.
В ответ на вопросы, которые были завуалированными обвинениями, он соглашался, что да, он действительно был глуп. Когда спросили, не показал ли он, что слишком глуп, чтобы и далее занимать пост Гегемона, он прежде всего ответил в шутку:
— Мне говорили, когда я принял на себя этот пост: этим ты уже показал, что слишком глуп для него. — Раздался смех. А Питер продолжал: — Но я пытался воспользоваться этой должностью для служения делу мира и самоуправления всего человечества, и пусть тот, кто считает, будто я не всегда делал все возможное с теми средствами, которые у меня были, докажет это.
Через пятнадцать минут Питер извинился, что больше у него нет времени.
— Но прошу вас присылать мне по Сети вопросы, которые у вас есть, и мы вместе с моими сотрудниками постараемся ответить вовремя. Теперь еще одно слово, перед тем как я уйду.
Корреспонденты замолчали в ожидании.
— Будущее счастье рода человеческого — в руках хороших людей, которые хотят жить в мире с соседями и хотят защитить своих соседей от тех, кто не желает мира. Я — лишь один из них. Вряд ли я лучший из них и молю Бога, чтобы я не оказался среди них умнейшим. Но я оказался тем, кому были вверены обязанности и полномочия Гегемона. Пока не истечет срок моих полномочий или пока я не буду законным образом смещен теми странами, которые поддерживают Гегемонию, я буду продолжать свою службу на этой должности.
Снова аплодисменты — и на этот раз Питер позволил себе поверить, что в них мог быть неподдельный энтузиазм.
Он вернулся к себе опустошенный.
Мать и отец ждали его. Спускаться с ним вниз они не пожелали.
— Если с тобой будут мать и отец, — объяснил отец, — то лучше тебе сразу на этой пресс-конференции объявить о своей отставке. Но так как ты в отставку не собираешься, то иди один. И только один. Без помощников. Без родителей. Без друзей. Без заметок. Сам по себе.
Отец оказался прав. И мать тоже была права. Эндер, благослови его Господь, — вот пример, которому Питер должен следовать. Победят тебя — значит будешь побежден, но не сдавайся сам.
— Как прошло? — спросила мать.
— Думаю, нормально, — ответил Питер. — Я отвечал на вопросы пятнадцать минут, но они начали повторяться и уходить далеко в сторону, и тогда я попросил остальные вопросы присылать по почте. По телевизору передавали?
— Мы посмотрели примерно тридцать новостных каналов и около двадцати главных сетей. Почти все передавали в прямом эфире.
— Так вы смотрели? — спросил Питер.
— Нет, в основном переключались, — сказала мать. — Но то, что мы видели и слышали, нам понравилось. Ты глазом не моргнул. Думаю, у тебя получилось.
— Посмотрим.
— Не сразу, — заметил отец. — У тебя будет пара очень хлопотных месяцев. Ахилл наверняка припас несколько стрел в колчане.
— Ты еще помнишь время, когда воевали с луком и стрелами? Какой же ты старый, — вздохнул Питер.
Они усмехнулись.
— Предки, спасибо.
— Мы сделали только то, что ты сам завтра захотел бы, чтобы мы сделали сегодня.
Питер кивнул и сел на край кровати:
— Черт, не могу поверить, что был таким дураком. Не понимаю, как я мог не слушать Боба, и Петру, и Сури…
— И нас, — подсказала мать.
— И вас с Граффом.
— Ты полагался на собственное суждение, — сказал отец, — и именно так и должен был поступать. На этот раз ты ошибся, но ошибался ты не часто, и не думаю, что ты повторишь подобную ошибку.
— И ради всего святого, не начинай ставить свои решения на голосование, — подхватила мать. — Не оглядывайся на опросы общественного мнения и не гадай, как твои действия воспримет пресса.
— Не буду.
— Потому что ты ведь Локк, — напомнила мать. — Одну войну ты уже закончил. Через пару дней или недель пресса об этом вспомнит. И ты же Демосфен — у тебя много ревностных последователей.
— Было, — вздохнул Питер.
— Они увидели то, что ожидали от Демосфена, — возразила мать. — Ты не вилял, не искал оправданий, принял на себя вину за то, за что надо было, и отверг обвинения, которые были ложными. Ты представил собственные доказательства…
— Это был хороший совет, па, спасибо.
— И ты проявил храбрость, — закончила мать.
— Удирая из Риберао-Прето, не дождавшись ни от кого даже злобного взгляда?
— Вылезя сегодня из кровати, — объяснила мать.
Питер покачал головой:
— Тогда это всего лишь заемная храбрость.
— Не заемная, а депонированная, — возразила мать. — Депонированная у нас, как в банке. Мы видели твою храбрость и сохранили для тебя немного на случай, когда у тебя она временно кончится.
— Временный дефицит наличности, — пояснил отец.
— И сколько раз еще вам придется спасать меня от меня самого, пока будет продолжаться эта пьеса?
— Я думаю… раз шесть, — ответил отец.
— Нет, восемь, — добавила мать.
— Кто бы мог подумать, что вы так остроумны?
— Ага.
В дверь постучали.
— Коридорный! — крикнул голос за дверью.
Отец двумя шагами оказался у двери.
— Три томатных сока? — спросил он.
— Да нет, ланч. Сэндвичи. Мороженое.
Отец отступил на два шага и открыл дверь, насколько позволяла цепочка. Никто не стал стрелять в щель, и человек за дверью засмеялся:
— Все забывают открывать эти штуки!
Отец открыл дверь и вышел убедиться, что никого, кроме коридорного, за ней нет.
Когда официант входил, Питер обернулся, отходя с дороги, и увидел, как мать прячет пистолет в сумочку.
— С каких пор ты ходишь с оружием? — спросил Питер.
— С тех самых, как твой начальник компьютерной безопасности оказался добрым приятелем Ахилла.
— Феррейра?
— Он сообщил прессе, что установил программы наблюдения, чтобы найти растратчика средств, и был ошеломлен, когда узнал, что это ты.
— А! — сказал Питер. — Они же наверняка устроили пресс-конференцию в противовес моей.
— Но почти все каналы дали твою в прямом эфире, а из его — только выдержки. А за ними повторили твое заявление, что ты обнародовал финансовую отчетность Гегемонии.
— Спорить могу, что сервер накрылся.
— Нет, все каналы новостей его первым делом клонировали.
Отец подписал чек, и официант вышел. Дверь снова заперли.
— Давайте поедим, — предложил отец. — Насколько я помню, в этом заведении всегда были отличные завтраки.
— Хорошо в родном доме, — сказала мать. — Ну, пусть не в доме, но в родном городе.
Питер откусил кусок и остался доволен.
Родители заказали точно такой сэндвич, какой заказал бы он, — настолько они его хорошо знали. Действительно, главным в их жизни были их дети. Он бы не мог заказать сэндвичи для них.
Три прибора были на тележке, которую вкатил официант.
А должно было быть пять.
— Простите меня, — сказал Питер.
— За что?
— За то, что я единственный оставшийся у вас на Земле ребенок.
— Могло быть хуже, — ответил отец. — Могло ни одного не остаться.
Мать наклонилась и погладила его по руке.
13Халиф
Кому: Locke%erasmus@polnet.gov
От: Graff%pilgrimage@colmin.gov
Тема: Лучшая часть доблести
Я знаю, что Вы будете недовольны моим обращением к Вам. Но учитывая, что Вы более не находитесь в безопасном положении, а наш общий противник снова вышел на мировую арену, я предлагаю убежище Вам и Вашим родителям. Я не имею в виду Ваше участие в программе колонизации. Напротив — я считаю Вас единственной надеждой организовать нашему противнику оппозицию во всем мире. Вот почему Ваша физическая защита является для нас важнейшим делом.
По этой причине я распорядился пригласить Вас в некую резиденцию вне планеты на несколько дней, недель или месяцев. В этой резиденции есть полный набор средств связи с сетями, и в случае Вашей просьбы Вас могут вернуть на Землю в течение сорока восьми часов. Никто даже не будет знать, что Вас на Земле нет, но Вы окажетесь вне досягаемости любых попыток убийства или похищения Вас или Ваших родителей.
Прошу Вас отнестись к этому предложению серьезно. Теперь, когда мы знаем, что наш противник не прервал связей со своим прежним хозяином, некоторые разведданные, полученные ранее, воспринимаются совсем в другом свете. Наиболее вероятное их толкование говорит, что покушение на Вашу жизнь неизбежно.
Для Вас было бы весьма полезно сейчас временно исчезнуть с Земли. Считайте это подобием тайного путешествия Линкольна через Балтимор для принятия поста президента. Или, если Вам по душе менее возвышенный пример, прибытия Ленина в Россию в запломбированном вагоне.